– Нет-нет, всё нормально. Просто теперь мне стали понятны некоторые… изменения в поведении Ангелины.
Последний месяц… ну, да, я вернулся из командировки десятого сентября, так что чуть больше месяца, она стала настойчиво заговаривать о том, чтобы оформить развод и жить вместе.
– А вы?
– Да что я, с ума сошёл? – в голосе его прозвучала нотка брезгливости. – Даже в качестве любовницы Ангелина начала утомлять, а уж жена из неё и вовсе никакая. Я твёрдо сказал «нет». Думаю, после этого мой ангелочек стала подливать приворотное в мои напитки. Во всяком случае, раньше она предпочитала не терять время на совместные ужины, а теперь стала их почти требовать при каждой встрече.
– И вы почувствовали усиление влечения к ней?
Хозяин кабинета покачал головой.
– Не знаю, в курсе ли вы, старший инспектор, но я, как и прочие… высшие лица государства, защищён от почти всех магических и очень многих физических воздействий. А уж вульгарный приворот – это смешно.
– Надо бы проверить, – предложил Глеб.
– А смысл? С последней нашей встречи прошло пять дней, всё равно уже всё выветрилось. Но я учту эту вероятность.
– Мне придётся поговорить с вашей женой.
– Говорите, – он пожал плечами. – Думаю, это не составит труда. Я не возражаю, только связывайтесь с Валерией не раньше обеденного времени. Она поздно встаёт.
Тут Лукьянов взглянул на часы, и инспектор поднялся. Он выяснил практически всё, что нужно было к данному моменту. Наверное, позже появятся ещё вопросы, но задать их, скорее всего, уже не получится.
– Последнее, Виктор Николаевич. Резную пудреницу из сандалового дерева вы ей дарили?
– Нет.
– Что же, тогда я благодарю вас за помощь и откланиваюсь, – Глеб положил на стол визитную карточку. – Если вы что-нибудь вспомните или захотите спросить, здесь мой номер коммуникатора и электронный адрес. Ну, а для магвестника никакие координаты не нужны.
Он улыбнулся, отлично зная, какое впечатление производит эта улыбка – мальчишеская, дружелюбная и чуть беззащитная.
– Постойте! – голос Лукьянов остановил его уже возле двери. – Вы не сказали, как она умерла.
– Убийца смешал с её пудрой некий порошок, вызвавший у госпожи Майер сильнейшую аллергическую реакцию и, как следствие, анафилактический шок. Смерть была практически мгновенной. Кстати, вы не знаете, на что у неё была аллергия?
– Понятия не имею…
Инспектор попрощался и вышел из кабинета.
Глава 9
Предупреждать супругу финансиста о своём визите ему отчего-то не хотелось, и он отправился в Романов переулок на свой страх и риск. Как ни странно, Лукьяновы жили не в особняке, а занимали апартаменты в верхнем этаже недавно отстроенного многоквартирного дома.
Слово «многоквартирный» показалось инспектору насмешкой, поскольку число апартаментов совпадало с числом этажей. Шесть.
Лукьяновы жили на последнем, шестом.
Глеб заранее затосковал, предвидя препирательства с консьержем, и был неправ: любезность Виктора Николаевича простиралась так далеко, что он предупредил службу охраны о приходе представителя городской стражи. Суб-лейтенант в новенькой форме внимательно изучил его документы, сравнил ауру с отпечатком и откозырял:
– Проходите, господин старший инспектор!
– В шестой квартире хозяйка на месте? – осведомился Никонов.
– Так точно, должна быть дома. Вы стучите посильнее, прислуга на рынок ушла, а госпожа Калинец-Лукьянова может и не сразу услышать.
Подъёмник был стеклянным со всех четырёх сторон; Глеб вознёс отдельную благодарность богу механиков за то, что пол и потолок всё же сделали деревянными, и за благородными дубовыми панелями не видно было, что же движет этой коробочкой. «Вниз пойду пешком!» – поклялся инспектор, покосился на одну из прозрачных стен, увидел с высоты башни Кремля и снова уставился в пол.
Он постучал кольцом дверного молотка в виде львиной головы – за дверью царило молчание. Мысленно поблагодарив юного суб-лейтенанта за подсказку, Никонов постучал ещё раз молотком, потом махнул рукой и бухнул кулаком.
Дверь внезапно распахнулась. На пороге стояла полная женщина в брюках и тёмной рубашке, прикрытых фартуком. Фартук был заляпан красками, волосы её закрывал платок, сдвинутый на лоб, затемнённые очки скрывали глаза.
– Ну? – спросила дама. – Это вы колошматили в дверь? Что вам угодно?
– Старший инспектор Никонов, следственный отдел городской стражи по Устретенской слободе, – отрапортовал он.
– И что? Я не спрашивала, кто вы, я спросила, что вам нужно?
– Госпожа Калинец-Лукьянова?
– Да.
– У меня есть к вам несколько вопросов. Вы знаете Ангелину Майер?
– Ангелину? Боги, неужели Ангелиночка наконец-то во что-то вляпалась? Это становится интересно. Проходите, старший инспектор. Прямо, в гостиную, я через минуту приду.
* * *
Огромное окно гостиной выходило на Кремль. Стоя от него на безопасном расстоянии, Глеб вытянул шею и рассмотрел стены и башни, купола и стрельчатые окна храмов и палат, изгиб реки, набережную…
– Нравится? – спросила хозяйка.
Она переоделась – точнее, сняла фартук и накинула на плечи яркий платок, жёлтый с какими-то красными и зелёными перьями. Пожалуй, госпожа Калинец-Лукьянова теперь стала больше похожа на жену преуспевающего чиновника высокого ранга. Никонов понял, что она довольно молода, лет тридцать пять – тридцать восемь, и не толстая, а то, что называется «пышечка». Обычное лицо, без резких черт, чуть длинноватый тонкий нос, тёмные глаза, тёмные волосы…
– Очень красиво, – дипломатично ответил Никонов.
– Присаживайтесь. Кофе не предлагаю, вас, небось, поили уже. Итак, что произошло, в чём оказалась замешала Ангелина?
– Вчера утром она была убита.
Глеб ожидал чего угодно – истерики, слёз, шквала вопросов, но госпожа Калинец-Лукьянова молчала и только смотрела на него. «Дура она, что ли? – промелькнула у инспектора мысль. – Да нет, вряд ли. Не похоже».
Пришлось ему продолжать разговор.
– Скажите, откуда вы её знали?
– Я? – она хмыкнула. – Странно было бы, если бы я не знала любовницу собственного мужа.
– Расскажите, пожалуйста, о ней.
– Знаете, я в разговорном жанре не очень. Я художник, мои высказывания в холсте и красках. Вы спрашивайте, а я буду отвечать.
– В холсте и красках? – тут он догадался. – Вы ведь написали её портрет, так? Покажите мне его, я попробую понять.
Женщина наклонила голову набок, разглядывая его круглыми птичьими глазами, потом хмыкнула и поднялась.
– Ладно, пойдёмте.
«Вот номер окажется, если она из абстракционистов. Или кубистка, или кто там ещё бывает…» – спохватился Глеб, но было уже поздно: они вошли в большую и очень светлую комнату со стеклянным потолком. Картинам тут было тесно: они висели на стенах, стояли на полу, лежали сложенные на круглом столе. Одна вещь, видимо, та, над которой художница работала сейчас, стояла на мольберте, прикрытая белой тканью.
Госпожа Лукьянова покопалась в одной из стопок, вытащила довольно большое квадратное полотно, натянутое на деревянную рамку, и повернула лицом к гостю.
Нет, абстракционисткой она не была.
Вот только стало ли Глебу от этого легче – ещё вопрос.
С первого взгляда он увидел изображение очень красивой блондинки в лёгком светлом платье, вольготно раскинувшейся в большом кресле. В руке сигарета на длинном мундштуке, рядом на столике букет и бокал игристого вина…
– Dolce Vita, – проговорил он невольно.
– Хм, неплохое название, – усмехнулась женщина. – Вы смотрите, я не буду мешать.
Он и посмотрел. И стало понятно, что блондинка на портрете не столько красива, сколько умело раскрашена, да и вообще всё в ней казалось теперь искусственным – красота, волосы, зубы, фигура, даже высокий подъём ножки, на пальцах которой раскачивалась туфелька.
