— Памп-Хэндл, сэр, — ответил Билли, стараясь выговаривать слова так, чтобы придать им некую значимость. Как будто речь шла о Валгалле или, скажем, Вифлееме, а не о кучке задрипанных шатких домишек, которым самое место было бы в картонных городишках на пыльной оклахомской равнине лет сто назад.
Он показал вперед:
— До него еще около полумили. Но там, у поворота, дорога завалена упавшими деревьями и всякой дрянью… Вам может потребоваться помощь, чтобы проехать…
Мужчина кивнул:
— Ну что, хорошо. — Он повернулся к тощей и бледной женщине, сидевшей рядом. — Как тебе, Диди? По-моему, хорошо, а?
Женщина потянулась и зевнула так широко, что было удивительно, как у нее рот не порвался:
— По мне, все хорошо, лишь бы вылезти наконец из чертова грузовика.
— Ну, решено, — сказал мужчина, обращаясь к Билли. — Здесь и осядем.
— Осядете? — У Билли чуть сердце не выскочило из груди.
— Конечно. — Мужчина показал большим пальцем куда-то за спину. — Читать умеешь? «Постапокалиптический театр теней».
Билли сделал шаг назад и присмотрелся к надписи на брезенте. Да, там буквами с красивыми белыми и желтыми завитками, сиявшими при свете фар, были написаны слова:
ДЖОЗЕФ И ДИДРА БЛУМЛЕЙН
ПОСТАПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ ТЕАТР ТЕНЕЙ.
А чуть ниже:
ЧУДЕСА, КОТОРЫЕ ПЕРЕЖИЛИ ВОЙНУ!
Еще под разными рекламными слоганами зияла строчка, от которой просто кидало в жар:
ГРАФ ДРАКУЛА, ПОСЛЕДНИЙ ВАМПИР!
Билли чуть не закашлялся, схватив ртом слишком много воздуха:
— На самом деле?
Мужчина не выпускал сигарету изо рта, его руки дрожали. Билли заметил заусенцы и воспаленные кутикулы.
— Ты о чем, парень? — спросил мужчина, закуривая новую сигарету.
— Вот об этом! — Билли подбежал к брезенту и ткнул пальцем в слова. — О последнем вампире.
— А как же! — ответил мужчина. — Я тебе про него расскажу. Мне бы только куда-нибудь доехать на этом рыдване. Может, конечно, такие гости вам не ко двору придутся, — он сипло засмеялся, — но мы решили, за спрос денег не берут… Ну ты понимаешь, о чем я.
Билли сначала отрицательно помотал головой, выпучив глаза, но потом закивал. Он понятия не имел, что мужчина имеет в виду. Главное — вампир. И другие чудеса, конечно, тоже, но вампир занимал Билли Кендоу больше всего. Под надписью красовалась довольно убогая картинка: мужчина средних лет, возраста отца Билли, когда тот умер, а может, чуть моложе. Высокий лоб, сонные глаза под тяжелыми веками. Он угрожающе смотрел с брезента, а из-под его верхней губы торчали два волчьих клыка.
«Может, он, конечно, и вампир», — подумал Билли. Но он был ничуть не похож на гордого и царственного трансильванского графа из обтрепанной книжки комиксов, которую Билли перечитывал столько раз, что знал наизусть. Этому дядьке на картинке так плохо нарисовали глаза, что вид у него получился придурковатый. «Надо было написать не „последний вампир“, а „последний идиот“», — решил про себя Билли и улыбнулся.
Шофер переключил передачу, старая колымага взвыла и съехала на обочину. Мужчина высунулся из окна и махнул рукой водителю следующей машины.
К тому времени стали подтягиваться жители городка. Они медленно брели по траве из-за поворота Джингл-Бенд, где обычно встречали всех приезжих. Мужик из первого грузовика — Билли решил, что он и есть Джозеф Блумлейн, — уже спрыгнул на траву и теперь смотрел на приближавшиеся фигуры. Женщина — Дидра, или Диди, как он ее называл, — обошла грузовик и встала рядом с мужчиной. Было видно, что они оба сильно нервничают. Он все затягивался сигаретой, будто его вот-вот поведут на расстрел, а она жалась то к мужу, то к кузову грузовика.
Билли посмотрел, кто пришел. Здесь были мистер Мак-кендрик, Солли Саперстейн, мистер и миссис Ривайн, молодой Джефф Уинтон и еще целая куча народу, в том числе его мама, замыкавшая шествие вместе с Милдред Даффи и ее мужем, помощником мэра Памп-Хэндл.
Горожане остановились ярдах в двадцати от грузовиков — машины стояли на обочине. Поздоровались. Гостей оказалось пятеро: Джозеф, Диди, молодой парень с беззубой улыбкой и отсутствующим взглядом, женщина, которой днем Билли, вероятно, дал бы лет шестьдесят, с крысиными хвостиками на голове — волосы у нее были местами блондинистые, а кое-где каштановые — и подозрительного вида пожилой дядька, который прислонился к дверце второго грузовика и посасывал трубку.
Том Даффи пробился из хвоста процессии вперед, так что ему оставалось всего несколько футов до Билли Кендоу, Джозефа и Диди Блумлейн, и вежливо приподнял шляпу.
— Добро пожаловать в Памп-Хэндл! — провозгласил он, как будто собирался вручить им ключи от Сент-Луиса или Нового Орлеана — сказочных городов, о которых Билли столько слышал.
Джозеф Блумлейн с улыбкой кивнул, бросил окурок в траву и раздавил его ногой.
— Я рад, — сказал он, дружески протягивая руку вице-мэру. — Мы все рады.
Улыбка, сопровождавшая последнюю реплику, насторожила Билли. Он оглядел собравшихся, пытаясь по их лицам понять, заметил ли еще кто-нибудь этот почти крысиный оскал и прищуренные глаза. Но все вокруг благостно улыбались. Даже его мама. Билли снова перевел взгляд на Блумлейна.
Элинор Ривайн обошла жену Тома Даффи, подбоченилась, немного отклонилась назад и стала читать надписи на бортах грузовиков.
— Чего такое «постап… постап… калиптический театр теней»? — спросила она, и Билли подумал, что тоже не прочь это узнать.
Старик с трубкой шагнул вперед и встал рядом с Билли.
— Вот здесь, — сказал он, величественно простирая руку в сторону грузовика, — то, что может привести к самым неожиданным происшествиям. — Он набрал в грудь побольше воздуха, и начался… «Положь кролика и дуй на представление, которому нет, нет, нет конца»… обычный треп ярмарочного зазывалы: — Тут все… — он приблизился к грузовику и ткнул пальцем в написанные от руки строчки, — курочка, несущая пустые яйца, каждое из которых совершенно по форме, но не содержит абсолютно ничего; сиамские близнецы-тройняшки — три ноги, три сердца, три головы и пять рук на троих; еще — енот с ластами и плавником на спине; а еще…
— А какой он, последний вампир? — робко спросил Билли.
Старик повернулся к нему, и на мгновение его глаза угрожающе сверкнули. Мальчик решил, он рассердился на то, что его перебили, поэтому опустил голову и пробормотал слова извинения.
— Ничего, сынок. — Старик выпустил из своей трубки облако зловонного дыма, подошел к изображению вампира и покачал головой. — Это очень жалостно… Его, вероятно, даже больше жалко, чем сиамских тройняшек, ей-богу, — сказал он. — Зовут Дракула, как в книжке. Мы думали, это все выдумки, но теперь-то знаем, что нет. Наткнулись на него в Каролине — Южной или Северной, не помню. Да это и не важно. Рыскал по ночам и пил кровь из кого ни попадя. Не говорит ни слова…
— А другие были?
— Чего говоришь, сынок?
— Здесь написано, что этот — последний, — сказал Билли. — Значит, были еще? Что стало с теми людьми, которых он… ну, вы понимаете, — Билли изобразил, словно кого-то кусает, — из которых он пил кровь?
Старик взглянул на Джозефа Блумлейна. Тот подошел и взъерошил волосы Билли.
— Все это очень странно, парень, — пробормотал он. — Может, у него и есть где родня, только никто из них и носа не кажет, не говоря о клыке. — Он хмыкнул. — Мы взяли на себя смелость назвать его последним. Может, он вообще единственный.
Блумлейн повернулся к собравшимся жителям Памп-Хэндл и широко раскинул руки:
— Все, что осталось после войны, дамы и господа, мы привезли вам. А просим за это лишь немного домашнего тепла и уюта.
— Домашнего тепла и уюта? — переспросил вице-мэр.
Блумлейн пожал плечами и перевел взгляд на старика и женщину с пегими волосами, собранными в хвостики. Что-то произошло между ними — Билли Кендоу видел. Он посмотрел на лица других, пытаясь понять, заметил ли кто-нибудь еще. Но все с интересом ожидали ответа на вопрос.
— Немного еды, отфильтрованная вода, может быть, бензин… — Его голос почти сошел на нет, но тут же снова окреп. — За это мы вам покажем постапокалиптические чудеса!
— Нет у нас ни еды, ни воды, — хрипло проговорил Солли Саперстейн. — По крайней мере, столько, чтобы мы могли их раздавать. А бензин нам вообще без надобности.
Блумлейн подошел к вице-мэру и посмотрел на него сверху вниз. Стоило их главному сдвинуться с места, как тетка с косичками и старик с трубкой медленно потащились к грузовикам.
— Не могу поверить, — сказал Блумлейн, — просто не могу поверить, что вы не накормите разок меня и моих людей… в обмен на шоу, подобного которому вы никогда в жизни не видали. Ну как, по рукам?
