Уин засунул руки в карманы брюк и подошел к Эмили, старательно изображая легкость и непринужденность.
— И снова привет.
Она не ответила. Она смотрела вслед сестрам Джонс.
Уину было неловко за их бестактность.
— А где твой дед? — спросил он, чтобы отвлечь Эмили от сестер. — Я видел, как он проходил по улице.
— Он внутри. Я его жду.
— А почему ты не завтракаешь вместе с ним?
— Я не знаю… Может, он хочет побыть один… Решила просто его дождаться. — Она украдкой оглядела Уина с головы до ног. Вернее, пыталась оглядеть украдкой, но у нее не совсем получилось. — А ты всегда так одеваешься с утра пораньше?
— Это вроде как традиция. — Он указал взглядом на скамейку. — Можно присесть?
Эмили кивнула.
— Ты откуда? — спросила она, когда Уин сел рядом.
Он положил ногу на ногу, стараясь казаться не слишком нетерпеливым, не слишком настороженным. Он умел нравиться людям, умел добиваться их расположения. Для него это было в порядке вещей, но сейчас он нервничал. Слишком многое было поставлено на карту.
— Отсюда. Из этого города.
Она замялась, словно он ответил не на тот вопрос.
— Нет, я имею в виду вчера и сегодня. Откуда ты только что появился?
Он рассмеялся.
— Из ресторана. Мы с отцом каждое утро где-нибудь завтракаем.
— Здесь все ходят завтракать на Главную улицу?
— Не все. Как твоя нога? — спросил он, даже не взглянув на ее ногу. Он смотрел ей в глаза, по-настоящему голубые. Она была не такой, какой он ее представлял. Совсем не такой.
— Моя нога?
— Кажется, ты порезала пятку.
Она слегка повернула правую ногу и посмотрела на пятку, заклеенную пластырем.
— Да, порезала пятку. Когда бежала босиком по лесу.
— В следующий раз надевай туфли.
Она подняла глаза и увидела, что он улыбается.
— Спасибо, — сказала она, прищурившись. — В следующий раз — обязательно. А кто эти дамы, с которыми ты разговаривал?
Уин тяжко вздохнул.
— Инесс и Харриет Джонс. Наши соседки.
— Они говорили обо мне?
Уин быстро прокрутил в голове несколько вариантов ответа и выбрал самый простой:
— Да.
— Они знали, кто я, — сказала она. — Они знали маму.
— Да.
— Почему они сказали, что я здесь не приживусь?
Он покачал головой.
— Если у тебя будут причины волноваться из-за них, я тебе сразу скажу. Честное слово.
— Похоже, они не любили маму.
Уин стряхнул с рукава воображаемую пылинку. С виду он оставался спокойным и невозмутимым, но его сердце стучало как молот.
— Если хочешь, чтобы я рассказал тебе эту историю, я расскажу. — Господи, и что ему говорить? — Мне кажется, ты должна знать. Хотя, наверное, тебе надо было узнать это не от меня. Мама должна была все тебе рассказать. Да и дед тоже мог бы уже поставить тебя в известность.
— О чем? Они упоминали твоего дядю. Это как-то связано с ним?
— Да, у нас с тобой есть общая история. — Он наклонился поближе к ней и проговорил, заговорщически понизив голос: — Просто ты еще не знаешь.
Она с любопытством взглянула на него.
— Ты говоришь странные вещи.
— Подожди. Дальше будет еще страннее.
Мимо их скамейки процокала кричаще одетая женщина средних лет, в шортах и на каблуках. Эмили с Уином повернули головы, наблюдая за тем, как она входит в «Барбекю Джея». И вот тогда Уин увидел, что Ванс Шелби, сидевший внутри, наблюдает за ними через окно. Никто из тех, кто знал Ванса, его не боялся, но все равно это как-то тревожно, когда такой великан так внимательно на тебя смотрит. Догадался ли Ванс о том, что сейчас делает Уин? Эмили не заметила деда и поэтому удивилась, когда Уин резко поднялся на ноги.
— Кажется, мне пора.
— Что? Нет, подожди. Ты обещал мне рассказать о маме и о твоем дяде.
— В следующий раз обязательно расскажу. До свидания, Эмили, — сказал он и пошел прочь, борясь с желанием оглянуться на нее. Он все-таки оглянулся, но уже на пороге закусочной, где его ждал отец. А оглянувшись, увидел, что она наблюдает за ним.
Дороги назад больше нет.
Фундамент заложен.
Ее любопытство возбуждено.
Джулия вынула из духовки последнюю порцию пирожных и вышла в зал, чтобы написать на доске сегодняшнее меню. В ресторане еще было пусто. Ванс Шелби пришел пораньше и сидел в одиночестве, дожидаясь, когда соберутся все остальные старики, с которыми он обычно завтракает. Ванс пил кофе не из чашки, а из блюдца, потому что край блюдца был шире и его было удобнее держать в огромной руке. Джулия хотела подсесть к нему и поговорить об Эмили, но потом передумала. Это не ее дело. Еще полгода — и она уедет отсюда. Ей вовсе незачем ввязываться в здешние дела. Пока Джулия здесь, она будет другом для Эмили и поможет ей здесь освоиться. А больше она ничего и не может.
Ванс смотрел в окно — явно наблюдая за чем-то, происходившим снаружи, — и хмурился.
Джулия закончила перечислять десерты: торт «Млечный путь» из батончиков «Милки вей», ореховый торт, лимонные рулетики и ванильные миндальные пирожные, — поставила доску на стойку и повернулась к окну, чтобы посмотреть, что захватило внимание Ванса.
Но тут над дверью звякнул колокольчик, и в ресторан вошла Беверли Дейл, бывшая мачеха Джулии.
Хорошо хоть не Савьер.
Но почти так же паршиво.
— Джулия! — Беверли подошла к стойке, раскачиваясь на высоченных «шпильках». — Я тебя сто лет не видела! Все время пытаюсь прийти с утра, так рано я не встаю, о чем ты наверняка помнишь. Но вчера вечером я сказала себе: «Беверли, надо поставить будильник, проснуться пораньше и все-таки повидаться с Джулией». И вот я здесь!
— Поздравляю, — сказала Джулия, тихо радуясь про себя, что их с Беверли разделяет широкая барная стойка и та не может ее обнять. Запах ее духов «Жан Нате» мог бы сбить с ног и слона.
— Смотрю, ты по-прежнему ходишь с длинными рукавами, — Беверли покачала головой. — Господи, бедная девочка. В такую жару!
— Это хлопок. И в нем не жарко. — Джулия подтянула рукава пониже и прижала манжеты пальцами.
— Я понимаю. Шрамы не украшают женщину. — Беверли легла грудью на стойку и прошептала: — У меня тоже есть крошечный шрамик на лбу, и я не хочу, чтобы его кто-то видел. Поэтому и говорю своей парикмахерше, чтобы она вот так вот укладывала этот локон.
Джулия улыбнулась и кивнула. Она ждала, когда Беверли заведет разговор, ради которого, собственно, и пришла.
Джулии было двенадцать, когда папа впервые привел в дом Беверли. Тогда он сказал дочери, что, по его разумению, ей нужна рядом женщина, чтобы Джулии, которая вступала в пору взросления, было с кем поговорить о «девичьих» вещах — как будто он привел Беверли к ним домой исключительно ради Джулии. Поначалу Беверли была очень внимательна к ней. Джулия была совсем маленькой, когда умерла ее мама, и в какой-то момент ей начало казаться, что с Беверли и вправду будет хорошо. Но потом папа женился на Беверли, и Джулия сразу почувствовала, что соотношение сил изменилось. Внимание отца было направлено исключительно на того, кто его требовал постоянно, — то есть на жену. Ни надутые губы, ни вспышки гнева, ни — уже позже — розовые волосы и исполосованные бритвой руки не могли конкурировать с Беверли, сексапильной Беверли с ее пышными светлыми волосами, глубоким вырезом на рубашках и высоченными каблуками, которые она носила даже с шортами. Она всячески ублажала отца Джулии: готовила еду, прикуривала ему сигареты, массировала ему плечи, когда он садился смотреть телевизор. Когда Беверли не добивалась своего, она прекращала все это делать, и Джулии было больно смотреть, как отец пляшет вокруг нее, стараясь вернуть ее расположение.
