— Кажется, Глория пришла в себя, — заметила Фиби, поглядев на Дэвида, который слыл закаленным путешественником, исколесившим весь свет.
И его дочь тоже начала осваиваться с выпавшим на их долю приключением. Она чувствовала себя даже более бодро, чем напыщенный хлыщ Джереми.
— Я тоже собираюсь убить двух зайцев, — произнес Дэвид.
— В каком смысле? — спросила Фиби, переглянувшись с сестрой.
— Я всю жизнь мотался по свету и уделял дочери слишком мало внимания. Вряд ли его можно наверстать за пару дней, и все-таки, может быть, что-нибудь получится. К тому же Глория тоже послужит рекламе.
— Каким образом? — спросила Пейдж.
— Если у Глории проснутся отцовские гены, то за курортом действительно большое будущее, и городские ребята повалят сюда валом.
— Здорово придумано! — воскликнула Фиби. — Мне не терпится прочитать вашу будущую статью.
— Посмотрите-ка сюда, — обратил внимание всех Бен, остановившись возле высокой гряды. — Скалы могут начать осыпаться в любой момент.
— Верно. Поскользнешься — и конец, — откликнулась Пейдж, стараясь держаться поближе к Бену.
— Пожалуйста, будьте осторожны, — продолжал Бен. — Я не хочу, чтобы кто-то из вас сломал хребет у меня на глазах.
Он стал подниматься по склону, а Пейдж вздохнула. Неужели их молодой проводник настолько поглощен своими обязанностями, что не замечает ее знаков внимания?
Когда группа взобралась на вершину длинной гряды, воцарилось молчание. Вскоре подтянулись отстающие, и весь отряд вытянулся в единую цепочку.
Затем начался лес. Они углубились в менее густую его часть, и Пейдж почувствовала повисшее напряжение. Высокие сосны стояли довольно далеко друг от друга, а подлеска почти не было. Ковер из опавшей хвои смягчал звук шагов.
— За нами кто-то идет или мне кажется? — спросила Фиби, приближаясь к сестре.
Та оглядела тянувшийся позади между деревьев хвост и ответила:
— Конечно, за нами идут люди.
— Я не шучу, — повторила Фиби. — У меня такое ощущение, что с тех пор как мы ушли от автобуса, за нами кто-то крадется.
— Человек или зверь? — спросила Пейдж с раздражением. Она слишком увлеклась Беном, да еще многого натерпелась во время происшествия, поэтому забыла, что для Зачарованных обычные вещи могут оказаться совсем не обычными.
— Не могу понять, — ответила Фиби. — Но если за нами действительно кто-то крадется, значит, он умеет прекрасно маскироваться.
— Может быть, это тот призрачный волк, о котором шериф говорил с Джоном Ястребом? — предположила Пейдж.
Бен обернулся к ним и произнес:
— Волк не нападет на такое количество людей. Так что нам бояться нечего.
— А если он бешеный? Или раненый? Ведь он не будет вести себя, как нормальный зверь?
— Не будет, — согласился Бен. — Но я не вижу никаких следов волка. Больной зверь не сможет прятаться.
— А призрак сможет, — заверила Фиби. Интересно, что Бен думает о сверхъестественном?
— Вы верите в привидения, девочки? — спросил Бен, скептически улыбаясь.
— Джон Ястреб верит. — Пейдж перевела-таки разговор на шерифа Джеффорда и старого индейца. Она так и не успела переговорить с сестрой наедине, но ей не терпелось выл ожить услышанное.
— Какой еще Джон Ястреб? — спросила Фиби.
— Старик, работающий в магазине. — Пейдж ускорила шаг, чтобы шагать в ногу с Беном. — А что за Гузка, о которой говорил мистер Ястреб?
— Глускап, — поправил ее Бен. — Первый Человек алгонкинских племен. У нас существует легенда о нем.
— Я обожаю старые легенды. — Фиби зашагала рядом с ним с другого бока.
— Я тоже. — Пейдж поглядела на него, не сомневаясь, что сейчас они выудят нужные сведения.
— Ладно, расскажу, хотя я и не специалист по фольклору, — кивнул Бен. — По легенде, Глускап был первым и самым могущественным шаманом и сахемом на заре алгонкинских племен.
— А чем шаман отличается от сахема? — спросила Фиби.
— Оба слова алгонкинские, — ответил Бен. — Белые обычно переводят слово «сахем» как «вождь». Если точнее, то это мудрейший старейшина племени, который хранит устные предания. А шаман исцеляет людей, и у него случаются видения.
От Пейдж не укрылось, как вздрогнула сестра при упоминании о видениях.
— Племена алгонкинско-ритванской языковой группы населяли всю страну. И все потому, что Глускап путешествовал по континенту и проповедовал традиции древнейшего племени абенаки.
Пейдж только кивнула, не желая прерывать его рассказ.
— Легенда говорит, — продолжал Бен, — что Глускап привил людям правила мирного сосуществования с окружающей природой и очень сурово наказывал людей, не желающих следовать им.
— Таких, как владельцы корпорации, построившие курорт на украденных у племени землях? — спросила Пейдж.
— Может быть, если вы поверили в легенду. — Бен вопросительно поднял бровь. — Кроме того, Глускап умел изгонять сверхъестественные злые силы.
— И как же он их изгонял? — спросила Пейдж.
— Он прогонял из леса демонов и ведьм с помощью своего брата-волка. — Парень пожал плечами, увидев недоуменный взгляд Пейдж.
— А что Глускап делал с демонами и ведьмами, которые возвращались? — спросила она, вымученно улыбнувшись.
Бен наклонился к ней и для большего эффекта понизил голос:
— Все злые силы, вновь вернувшиеся на территорию Глускапа, уничтожались.
— Ох. — Пейдж замедлила шаг, и парень по инерции прошел вперед. Потом остановился у небольшого ручья и сбросил рюкзак:
— Вот хорошее место для десятиминутного привала.
— Поди-ка сюда, — позвала Фиби Пейдж и оттащила сестру в сторону, едва та сбросила сумку со спины. Подождала, пока все соберутся у ручья, и спросила: — Что еще о походе в магазин ты скрыла от меня?
— Ну я просто хотела рассказать тебе все наедине, — ответила Пейдж с досадой. — Никто не должен узнать о пылающих деревьях и проделках индейцев.
— Правильно. — Фиби внимательно посмотрела на нее. — Ну теперь рассказывай.
Пейдж пробежала свои записи и выложила сестре все, что она узнала.
— Ты думаешь, что во всем виноват мистер Ястреб? — спросила Фиби, когда она закончила.
— Нет, — покачала головой Пейдж. — Он слишком стар, чтобы вытворять подобное самому. Но шериф сказал, что в округе много других синоя. И если корпорация построила свой курорт на украденной у них земле, то кто-то из них мог вредить ей подобным образом.
— Возможно. — Фиби немного помолчала. — А может быть, сам Глускап сердится из-за того, что нанесен ущерб здешним привольным лесам.
