— «Это мужчина!», — тут же взвизгнула у меня в голове Фелиция, — «Переодетый!».
— «Это женщина», — поправил её я, перебарывая удивление и принимаясь за еду, — «Превращающаяся в мужчину».
— «Как это?», — озадачилась даймон, определенно прослушавшая немало интересного в последнее время.
— «Вот и мы хотим узнать».
— «Ужас какой!».
Надежда Павловна Дерибасова оказалась ревнительницей на отдыхе, имеющей постоянное место жительства в Саратове. Ветераном-ревнителем, если уж быть точным, вплотную подошедшей к сроку смертности большей части нашей братии. Видимо, услышанное в академии касалось, в основном, мужиков. Тем не менее, женщина оказалась не ходячим Резонансом, а вполне себе боевой особой, регулярно патрулирующей область с малым отрядом. Нюанс оказался слегка в другом…
— Я, княже, на жизнь не жаловалась никогда, да и хер, в штанах выросший, не заставил бы плакаться, — говорила женщина, смачно отхлебывая густой черный чай, — Только, видишь ли, какая беда… Это я как вдова — Дерибасова, а вот в девичестве-то вполне себе Барадьева, из Истинных. А Барадьевы, чтоб ты знал, недавно в числе так сильно обмелели, что у папки моего лишь один наследник остался, Дмитрий, брат мой младший. Всего пятнадцать годов пацану, а сам батя-то, который меня из дома в ревнительницы погнал, сдал сильно… Но не суть, князь, княгиня. Суть в том, что если меня эта зараза окончательно в мужика перекует, то спокойной жизни в Саратове конец настанет. Утаиться не выйдет, буча с наследством начнется точно. Что именно — не знаю и знать не хочу. Поэтому я и не стала ничего заявлять о конфузе, а на Ежова вашего вышла.
А наш скромный и занятой учитель спихнул допрос на нас, потому что скромным маленьким людям около Истинных делать нечего. Особенно когда глава рода может пригласить тебя в гости и спросить: «А пошто ты, служивый, сына моего любимого от меня прятал в годину трудную?». Князь отбрешется, а вот Ежова и сожрать могут.
Ну что за люди, гомосексуалист на гомосексуалисте…
— Что нам, Надежда Павловна, сейчас помешает встать и уйти? — хмуро спросил я, игнорируя квадратные глаза Кристины, — Зачем нам с супругой возможные неприятности с родом Барадьевых?
Женщина смерила меня долгим внимательным взглядом перед тем, как спросить в ответ:
— Присяга?
— Допустим, — не стал страдать фигней я, — Допустим присяга. Но это подстава, вы сами сказали. Тогда иной вопрос — что помешает мне связаться с Барадьевым-старшим или, скажем, натянуть нашему наставнику глаз на жопу за такое задание? Не сейчас, а потом.
— Кейн! — моя жена была похожа на очень аристократичный, но закипающий чайник.
— Очень взрослый подход, князь, — внезапно улыбнулась ревнительница-ветеран, — Взвешенный. Даю свое слово, слово урожденной Барадьевой, что, выслушав меня, вы поймете, что так или иначе, именно вы, князь и княгиня Дайхард, будете заниматься этим делом. Даже если сейчас встанете и уйдете. А второе…
Вновь сыграл тот момент, что Санкт-Петербужская Ратная Академия была заново открыта лишь недавно. Прерванный поток преемственности обучения, в котором старшие студенты передавали определенную порцию знаний младшим, в очередной раз оставил нас без важных знаний. А именно — о Братстве Ревнителей, в которое попадал каждый из нас, отслуживший срок по присяге.
«Братство» оказалось чересчур толстым словом, профсоюз — вот куда более подходящее. Ревнители, не обладая ни связями, ни капиталом, крутились как могли, посредничая между разными социальными группами, от чего большей частью были сильно зависимы от поддержки себе подобных. Мы с Кристиной, конечно, очень большое исключение, потому как слишком молоды, но здесь и сейчас одному из уважаемых ветеранов требуется поддержка в прикрытии от отца. Сам исход расследования Дерибасову не сильно волновал, женщина ни грамма не унывала из-за метаморфоз собственного организма. Надо будет — станет девок драть, надо будет — спустит свои и мужа покойного накопления на чистый кристалл, сменит имя. В общем, выживет в любом случае, но тут есть один момент…
— Вас, наверное, только начали дрочить на Резонансы и Щиты, — проговорила наша собеседница, вновь наливая себе чай из самовара, — Так что знайте, господа мои хорошие — у каждого ревнителя привычка левую руку у ляжки держать. Прямо вот с Академии появляется. Мы книжечку нашу щупаем, ласкаем, пальцы у корешка держим. Всегда наготове, понимаете? Да что я вам рассказываю, вон видно куда вы оба руки левые сунули, как только мы доели! Вижу, понимаете… Так вот, у поганца того, после которого у меня хер вырос, такая же привычка была. Еще когда в заведении ко мне подсел, я сразу срисовала, что этот из наших! Он в Академии вашей учится!
Вот ведь…
Глава 8
Едва мы успели посадить мужеподобную ревнительницу на трамвай, как нас, точнее, меня, уже ждала новая встреча.
— Ваша светлость! — ехидный и знакомый голос окликнул меня сзади, — Какая удивительная встреча!
Обернувшись, я узрел как всегда щеголевато одетого Красовского, стоящего вместе с несколькими мордоворотами у большого черного мана-мобиля, визитной карточки Синдиката. Отмораживать посреди бела дня у Петра Васильевича не было ни желания, ни повода, потому он и пошёл один к нам с Кристиной, улыбаясь шире продавца подержанных машин в Америке. Жена тут же помрачнела, стискивая зонтик, а я успокаивающе пожал её тонкую изящную кисть.
— Моё почтение, ваше сиятельство и… ваше сиятельство! — даже не думая кланяться, заулыбался главный городской отморозок, — Сердце радуется, глядя на вас, живых и здоровых. Всё-таки, в этом мире так много чудес!
— Ближе к делу, Петр Васильевич, — тут же процедила напряженная Кристина, — Ваше общество…
— Весьма вам полезно, дорогая княгиня! — в широкой улыбке франта появилось нечто акулье, — Но раз я вам неугоден, то буду краток. Мне срочно нужно перекинуться с вашим мужем парой слов, после чего я удалюсь. А почему вы на это согласитесь без возражений… позвольте, объясню. Совсем недавно слухи о князе и княгине Дайхард начали потихоньку колыхать высшие круги аристократии даже в нашем городишке, и вот, только подумайте, появились заинтересованные люди, настроенные на то, чтобы у нашего дорогого Кейна появилось весьма нелестное прозвище. Спаситель Шлюх, если уж прямо выражаться. Я лично выразил резкий протест против такого наговора на моего друга, привел ряд увесистых аргументов, и, можно сказать, спас вашу молодую семью от некоторого прилипчивого позора.
На это жена лишь упрямо хмыкнула, а я, озаренный внезапным прозрением, спросил:
— И какое же прозвище теперь у меня будет с вашей легкой руки, а, Пётр Васильевич?
— Подловил, Кейн, — акулья улыбка трансформировалась в змеиную, — Куда более соответствующая как тебе, так и обществу господ, с которыми ты был неоднократно замечен. Княжеубийца. Правда, звучит? Не делай такие глаза, история не терпит сослагательных наклонений, а о Елецком и Ренееве теперь знают все. Всё заслужено, дорогой друг, более чем. Всё-таки, бордель был один, а князей уже два…
— Дорогая, я сейчас! — отпустил я слегка одеревеневшую жену, устремляясь к приглашающе поведшему рукой мафиози.
Отошли мы недалеко, всего на несколько шагов, после чего франт стёр с лица ехидную гримасу, став предельно серьезным.
— Кейн, буду краток. Ты занимаешься делом о некоем индивиде, превращающим женщин в мужчин. Синдикат очень заинтересовался одним моментом в этом деле, а именно — полным отсутствием каких-либо магических следов. Мы можем с уверенностью утверждать, что преступник либо один… либо, максимум, трое, но никак не столько же, сколько уже имеется жертв. А описания внешности каждый раз разные. Каждый раз. И ни малейших следов магии. Я, разумеется, ни на грош не верю в твои способности следователя, но ты удачлив и упорен. Суть сделки проста: если ты узнаешь секрет, каким образом человек может менять свою внешность в таких широких пределах без магии и алхимических средств, да еще настолько легко, что использует это для… хулиганства, то ты приходишь с этим секретом ко мне и только ко мне. А уходишь с пятью миллионами рублей, целиком и полностью забывая обо всем, кроме собственного богатства. Понимаешь?
