— Дэниел!
Но коридор уже опустел.
Дэниел бесследно исчез. В этом ему не было равных.
Ужин.
Прислушиваясь к звяканью ножей и вилок, я с замиранием сердца ожидала своей очереди в кошмарном ежевечернем ритуале семьи Дивайн — отчете о том, как прошел день.
Папа начал первым. Он не сдерживал энтузиазма по поводу благотворительной акции, организованной в его приходе. Я подумала, что для него это глоток свежего воздуха: в последнее время он целыми днями сидел в своем кабинете, изучая литературу, и мы с Джудом шутили, что отец готовится основать собственную религию. Мама рассказала о новом интерне в своей клинике и сообщила, что Крошка Джеймс выучил в детском садике слова «горох», «яблоко» и «черепаха». Черити похвасталась пятеркой за контрольную по естествознанию.
— Я уговорил друзей подарить нашей церкви несколько курток, — поделился Джуд, разрезая мясной рулет на маленькие удобные кусочки для Крошки Джеймса.
Меня это нисколько не удивило. Кое-кто в Роуз-Крест утверждал, что великодушие Джуда — всего лишь игра на публику, но они ошибались: такой уж он человек, вот и все. Какой еще старшеклассник пожертвовал бы три свободных вечера в неделю, чтобы посвятить их социальному опросу прихожан? Или отказался бы выступать за школьную хоккейную команду, где играют все его друзья, лишь потому, что не желает проявлять агрессию? Роль младшей сестры Джуда порой давалась мне с трудом, но не любить его было просто невозможно.
Я содрогнулась, подумав о том, какую боль причиню ему своим известием.
— Отлично! — похвалил Джуда отец.
— Ага, — брат усмехнулся. — Вчера я всем сказал, что отдам на благотворительные нужды свою собственную куртку, вот они и подтянулись.
— О какой именно куртке ты говоришь? — поинтересовалась мама.
— О красной.
— «North Face»? Она же совсем как новая.
— Конечно, я ведь надевал ее от силы пару раз за последние три года. Зачем одежде без толку висеть в шкафу, если кому-то она нужнее, чем мне?
— Джуд прав, — сказал отец. — Нам нужны хорошие, теплые вещи. До Дня благодарения еще далеко, а синоптики уже обещают рекордные холода.
— Ура! — возликовала Черити, но мама нахмурилась. Она никогда не понимала, что коренные жители Миннесоты находят в трескучих морозах.
Я вяло ковыряла вилкой картофельное пюре. Наконец папа обратился ко мне с вопросом, которого я так боялась:
— Что-то ты сегодня неразговорчива, Грейс. Как день прошел?
Я отложила вилку и с трудом проглотила кусок мясного рулета, который вдруг приобрел вкус пенопласта.
— Я видела Дэниела.
Мама оторвалась от Крошки Джеймса, затеявшего бросаться едой, и одарила меня взглядом, в котором явно читалось: «В нашем доме запрещено упоминать это имя».
За кухонным столом обсуждалось все на свете: смерть, подростковая беременность, политика и даже религиозный экстремизм в Судане, — одним словом, любые злободневные темы… кроме Дэниела.
Папа вытер рот салфеткой.
— Грейс, Джуд, завтра вечером мне понадобится ваша помощь в церкви. Люди принесли столько пожертвований, что мне даже не войти в кабинет — проход заставлен банками с консервированной кукурузой, — при этих словах он усмехнулся.
Кашлянув, я продолжала:
— Я говорила с ним.
Отец умолк, словно подавился собственным смешком.
— Ну и ну, — протянула Черити, не донеся вилку до рта, — у Грейс сегодня вечер откровений.
Отложив салфетку, Джуд встал из-за стола.
— Вы не против, если я пойду? — спросил он и вышел из кухни, не дожидаясь ответа.
Я посмотрела на маму. Теперь ее взгляд говорил: «Ну что, довольна?»
— Горох! — взвизгнул Джеймс и швырнул пригоршню зеленых шариков мне в лицо.
— Извините, — прошептала я и выскочила за дверь.
Пару минут спустя.
Я нашла Джуда снаружи: он сидел на крыльце, кутаясь в синий шерстяной плед, позаимствованный с дивана. Его дыхание застывало облачками белого пара.
— Джуд, на улице мороз. Пошли домой.
— Мне не холодно.
Я знала, что это неправда. Лишь несколько вещей на свете могли вывести Джуда из себя. Например, он терпеть не мог, когда девчонки в школе говорили всякие гадости, а потом прикидывались, что шутят. Еще он не выносил, когда люди упоминали Господа всуе, и впадал в ярость, если слышал, что «Дикарям»[2] ни за что не выиграть Кубок Стэнли. Но Джуд никогда не кричал и не ругался, как бы ни был зол. Наоборот, он умолкал и замыкался в себе.
Потирая руки, чтобы согреться, я присела на ступеньку рядом с ним.
— Прости, что я общалась с Дэниелом. Я вовсе не хотела тебя рассердить.
Джуд поглаживал шрамы, параллельными линиями рассекавшие тыльную сторону его левой руки. Этот жест уже превратился в привычку; думаю, он даже не отдавал себе в ней отчета.
— Я не сержусь, — наконец сказал он. — Просто беспокоюсь.
— Из-за Дэниела?
— Из-за тебя. — Джуд пристально посмотрел на меня. У нас с ним были одинаковые носы с горбинкой и темные каштановые волосы, но именно фиалковые глаза придавали нам поразительное сходство, от которого порой становилось не по себе, — особенно сейчас, когда в его взгляде читалось столько боли. — Я знаю, что ты к нему неравнодушна.
— С тех пор прошло больше трех лет, я тогда была маленькой.
— Ты и сейчас еще ребенок.
Долю секунды я боролась с желанием сказать брату что-нибудь ядовитое. Он всего лишь на год старше меня! Но я знала: Джуд не хотел меня обидеть. Впрочем, пора бы ему понять, что мне почти семнадцать, я уже год как вожу машину и встречаюсь с мальчиками.
Ледяной воздух просочился сквозь мой тонкий хлопковый свитер. Я было встала, чтобы вернуться в дом, но Джуд взял меня за руку.
— Грейси, обещай мне кое-что.
— Да?
— Если снова увидишь Дэниела, поклянись, что не будешь с ним разговаривать.
— Но…
— Послушай, Дэниел опасен, он уже не тот, кем был раньше. Обещай держаться от него подальше.
Я молча теребила бахрому пледа.
— Я говорю серьезно, Грейс. Ты должна дать мне слово.
— Ладно, обещаю.
Джуд крепко сжал мою ладонь и отвел глаза. Со стороны казалось, будто он смотрит в бескрайнюю даль, но я поняла, что его взгляд упал на видавшее виды ореховое дерево — то самое, с моего рисунка, — которое отделяло наш двор от соседского. Быть может, брат вспомнил о том роковом вечере три года назад, когда он, как и все остальные члены семьи Дивайн, видел Дэниела в последний раз?
— Что тогда случилось? — прошептала я. Много воды утекло с тех пор как я осмелилась задать этот вопрос впервые. Родители вели себя так, словно ничего не произошло, даже и не подумав объяснить, по какой причине нас с Черити услали к бабушке с дедушкой на три недели. Но почему тогда имя Дэниела было предано забвению? И откуда взялся тонкий белый шрам над левой бровью Джуда — такой же, как рубцы на его руке?
