— Забавно, что в таких старинных историях опасаться всегда нужно мужчинам, а женщины представлены главными злодейками, — сказала редактор.
— Ну да, в какой-то мере, — согласился я. — Суть в том, что я обнаружил свидетельства, которые убедительно доказывают, что корни и начало этой старой легенды прямо здесь, в городе. Истинное основа и реальная история. Я начал со старой народной песни 1815 года „Туманная, туманная роса“. Перескакивая со ссылки на ссылку по всему Интернету, я закончил на серии историй, исходящих из старого малопочтенного района Брэдфорда-на-Эйвоне, когда ещё у нас были настоящие трущобы. Пустоши. Думаю… всё это сводится к женщинам из Пустошей.
Редактор громко фыркнула, но я понимал, что ухватил её. Сэм любила старые народные истории, считая их частью вида местного характера. Связать их с этой местностью и она на крючке.
— Может, что-то в этом и есть, — признала она. — Недостаточно, чтобы я предложила какой-то аванс или хотя бы гарантию публикации законченной истории, но… Я заинтересована. Если вы хорошенько поработаете над этим, превратите в нечто, достаточно подходящее для публикации… Я могла бы чем-то вам помочь.
— Честнее и сказать нельзя, — промолвил я.
— Что требуется от меня? — спросила редактор. — Доступ к газетным архивам?
— Я уже просмотрел старые выпуски, — тактично ответил я. — Все они в наши дни имеются в интернете. Нет, что мне нужно от вас — это возможность говорить, что я представляю „Уилтширские факты и новости“. Люди расскажут газете то, что не рассказали бы мне.
— Согласна, — ответила редактор. — С одним условием. Вы работаете над этой историей с помощником, которого я дам.
Я взглянул на неё. Сюда никто не заходил. — Каким?
— Лайя Пол. Журналистка, новичок в газете, молодая и восторженная и на своём пути наверх. Вроде вас прежде. Работайте с ней. Если она сможет вынести вас, она станет великим журналистом. И, может быть, часть её юной чистоты перейдёт на вас. Но, Джеймс, послушайте меня. Эта история может быть основана на легенде, но я ожидаю от вас сжатого и фактического стиля. Никаких полётов фантазии.
— Понятно, — сказал я.
— Вам же лучше, — сказала редактор. — Поехали. Убирайтесь отсюда. Лайя ждёт в приёмной. И ведите себя с ней прилично! Не спугните её. Способные молодые репортёры могут очерстветь.
Она действительно ждала меня, сидя в кресле, которое я только что освободил и читая газету за прошлую неделю. Я едва различал её за „Уилтширскими фактами и новостями“. Потому что она оказалась такой малявкой, а газета оставалась старомодно огромной, несмотря на финансовое давление. Редактор до сих пор считала, что читатели всё ещё думают, что нельзя верить ничему, что написано в маленькой газетёнке. А мы, любила говаривать она, местная газета фактов. Если мы говорим, что это произошло, то оно произошло.
Газета резко опустилась, открыв свежее юное личико с огромной сияющей улыбкой. Этот вид, вероятно, был бы неотразим для кого-то другого. Лайя Пол: едва вышедшая из подросткового возраста, с пышными светлыми волосами, неунывающим, юным лицом без следа косметики, сверкающими голубыми глазами и разбитными манерами. Её настолько переполняли юность и энергичность, что я ощутил себя старым и усталым, просто глядя на неё.
— Привет! — живо сказала она, сложив газету и небрежно отбросив её в сторону. — Я — Лайя Пол, а вы, наверное, Джейсон Грант. Не переживайте. Практически каждый уже предупредил меня о вас, так что просто перелистнём это, как прочитанное и пойдём дальше.
Она соскочила со стула и протянула мне маленькую ручку для пожатия. Я торжественно сделал это. Она всё ещё улыбалась.
— Вот! — сказала она. — Кто, как не мы, журналисты новостей и репортёры фактов, исследуем эту старую сказку?
— Вещи, которым мы решаем верить, — осторожно произнёс я, — истории, которые мы лелеем и храним, рассказывают нам, кто и что мы на самом деле. Это и делает старые сказки такими важными. Мы собираемся расследовать, какие местные люди и условия породили эту конкретную легенду о Пустых Женщинах.
— Изумительно! — воскликнула Лайя. — Откуда начнём? Двинемся в общий поиск или что-то более определённое?
— Я уже пробовал это, — ответил я. — И кроме самых основ… там ничего нет.
— Но этого не может быть! — возразила Лайя.
— Не само по себе, — сказал я. — Что и навело меня на размышления. Видимо, кто-то затратил уйму усилий, чтобы стереть всё, кроме первоначальной истории о Пустых Женщинах. И я хочу узнать, почему. Может, какой-то старый скандал? Затрагивающий или даже вовлекающий некоторые старинные городские семьи?
Лайя довольно усмехнулась. — Мы можем лишь надеяться. Ничто так не помогает продажам местной газеты, как хороший местный скандал! Как далеко в прошлое нам нужно углубиться до начала этой легенды?
— Если я прав, до восемнадцатого века, — ответил я. — И для этого нам нужен доступ к старым записям, первоисточникам. Книги и бумаги, составленные церковью и приходские записи. Такие вещи не сотрёшь и не удалишь. Я уже заходил в местную церковь, но священник не стал и разговаривать со мной, не говоря уже о предоставлении доступа к его драгоценным историческим архивам. Не тогда, пока я был просто местным писакой. Но, поскольку мы теперь официальные представители уважаемой местной газеты…
— Значит, там будет церковь? — спросила Лайя, её сияющее личико внезапно омрачилось. Она наконец-то прекратила улыбаться. — Не люблю церквей. Они меня пугают.
— Если ты хочешь сообщать новости, — произнёс я торжественно, — тебе нужно идти туда, где есть новости. Или, в этом случае, где новости были.
По пути к церкви я вывалил на Лайю то, что уже раскопал. Ряд историй в местной прессе, о том самом районе с дурной славой — Пустошах. Истории восемнадцатого века, про пьянство, распущенность и уличное хулиганство. Ничего, хоть немного сверхъестественного или фантастического. Просто… предупреждения благонравным мужчинам избегать скверных женщин Пустошей.
Церковь Святого Лаврентия в основном была массивной норманнской постройки с более поздними готическими вкраплениями и горсткой каменных горгулий над желобами, показывающих миру свои голые каменные задницы. Церковь окружало старинное кладбище, настолько забитое вечно отдыхающими, что для новоприбывших не оставалось места. Камни, кресты и монументы так тесно прижимались друг к другу, что между ними с трудом можно было протиснуться. Полевые цветы в изобилии цвели там, где их не душили сорняки. Я пошёл впереди по узкой гравийной дорожке с Лайей, плетущейся сзади и мятежно хмурящейся.
Я не видел никаких проблем. Солнце ярко светило и, когда мы вошли на кладбище, оно выглядело открытым и светлым. Довольно приятная обстановка, в которой можно провести вечность. Мне всегда нравились кладбища. Всегда подходящее место, чтобы пойти выпить поздно вечером, с несколькими закадычными друзьями. Заведомо безопасное в том отношении, что, чёрт побери, никто не завалится, чтобы помешать вам.
Священник резко появился среди надгробий и суетливо поспешил нам навстречу. Оливер Маркхэм должно быть, приближался к концу своего восьмого десятка, но у него всё ещё оставались огромная копна седых волос и седая щетинистая борода. Это придавало ему вид ветхозаветного пророка, немного подпорченный его весёлой улыбкой и рассеянными глазами. Достаточно приятный вид, типа „рассеянный и с приветом“. Он срезал путь через последние сорняки и ступил на гравийную дорожку. Он помнил наши прежние встречи, но ему следовало напомнить моё имя. И он так засуетился при встрече с Лайей, что у ней полностью улетучилось нежелание здесь находиться. Он подошёл пожать мою руку и только тогда понял, что всё ещё держит совок, который недавно использовал при прополке. Он небрежно отбросил совок подальше и посчитал своим долгом подарить мне доброе, сердечное рукопожатие. И более осторожное — Лайе.
