– Хорошо, папа, – сказала дочь.
Вокруг нас затрепетали синие потрескивающие полотнища света. Стол развалился на части там, где они пронзили дерево. Под нашими ногами задымился узорчатый паркет из карельской березы. Потолок пошел трещинами.
– Прекрати! – рявкнул Завулон, вскакивая с места.
– Песок и маятник, папа, – внезапно сказала Надя.
Мгновение я смотрел на нее. Потом решил, что понял. И ответил:
– Утром восходит синяя Луна.
Гесер нахмурился. Он продолжал спокойно сидеть, глядя на нас, но последние фразы явно были непонятны и вывели его из себя.
Перед нами раскрылся темный провал портала. Мы встали, я отпихнул ногой стул – тот влетел в стены из синего света и рассыпался щепой.
– Извините, Великие, – сказал я. – Нов силу сложившихся обстоятельств я вынужден взять безопасность своей семьи в свои руки.
Светлана шагнула в портал первой, не выпуская руки дочери. За ней пошла Надя, а следом, продолжая сжимать ее ладонь, я. Если бы я хоть на долю секунды отпустил руку дочери – портал перемолол бы меня в фарш.
– Я же тебе говорил, Темный, – донесся до меня голос шефа. – Кисет Мерлина, будь так добр!
К сожалению, я вошел в портал, который сомкнулся за моей спиной, и не услышал то, что ответил Гесеру Завулон.
Вокруг было темно. Я поднял свободную руку, помахал ею в воздухе. Никакого эффекта. Тогда я засветил на кончике пальцев «светлячка» – самое, пожалуй, простое из всех заклинаний.
Ровный белый свет залил просторную комнату.
Датчик движения на стене, похоже, вышел из строя. Все-таки я не появлялся здесь два года. Я прошел к стене, щелкнул выключателем. Свет был – под высоким потолком включилась люстра. Старая уродливая люстра из гнутых латунных трубок и рожков из мутного белого стекла. Сделана небось где-нибудь в середине двадцатого века.
– Что за синяя Луна, папа? – спросила Надя.
– А что за песок и маятник?
– Ну… я подумала, что если ляпну какую-нибудь чушь, – сказала Надя, – то Великие будут пытаться найти в ней скрытый смысл. И меньше шансов, что они отследят портал.
– Я понял. И решил поддержать.
Светлана тем временем обходила комнату. Ничего особенно интересного в ней не было. Мебель древняя, югославский гарнитур тех времен, когда Югославия еще была большой страной, а не кучкой враждующих территорий. Два дивана. Окно задернуто тяжелыми пыльными шторами. Светлана отдернула штору – за ней была кирпичная стена. Единственной относительно современной вещью был плоский телевизор, впрочем – дешевый и непритязательный.
– Это что за город? – спросила Светлана.
– Я же рассказывал. Питер.
– Точно, – кивнула она, – совершенно не чувствую окружающую ауру.
– Мы старались, – обрадовалась Надя.
Эту квартиру в центре Санкт-Петербурга я купил три года назад, после чего долго и скрытно маскировал. Привлекла она меня тем, что находилась в старом доме девятнадцатого века, который много раз перепланировывали, перестраивали, дробили просторные «барские» квартиры на коммуналки и отдельные клетушки. Где-то в пятидесятых годах и возникла эта странная квартирка – с заложенным кирпичом окном (все равно окно выходило в мрачный темный двор-колодец), крохотной ванной комнатой (сидячая ванна из чугуна и стоящий к ней впритык унитаз). Кухни как таковой не было, имелось что-то вроде просторного шкафа, в котором помещались электроплитка и крохотный столик.
Раньше здесь жила древняя бабушка, происходившая из богатой купеческой фамилии. Кажется, ее предки владели не то всем домом, не то парой этажей в нем. Бабушка пережила революцию, гражданскую войну, блокаду Ленинграда, преподавала французский язык и переводила с него какие-то книжки, жизнь проводила в одиноком девичестве, при этом щедро одаривая соседских детей сладостями и игрушками. Жизнь в маленькой комнате без окна и кухни ее ничуть не смущала.
А потом, в шестидесятые годы, уже перед пенсией, она ухитрилась получить разрешение – и уехала в Париж, где и прожила еще четверть века, напоследок успев дважды выйти замуж за французов и со скандалами с ними развестись. В свою странную квартиру она перед этим прописала какого-то дальнего родственника. В общем – интересная судьба, можно лишь руками развести.
Родственник пытался в квартире жить, обставил посовременнее, разобрал кирпичи, открыв окно в темный дворик. Через полгода он не выдержал и заложил окно обратно. Еще через полгода запил. Потом поменял квартиру, в которой, похоже, уютно себя чувствовала только старушка, на квартиру в пригороде.
Новый хозяин благоразумно в квартире жить не пытался, а вместо того пытался, зацепившись за этот дорогой и красивый дом, откупить себе соседские комнаты и объединить в одну квартиру. Но у него так ничего и не вышло. Квартиру использовали как место свиданий, как залог, как подарок новобрачным, как склад для всякого барахла.
Может быть, и для более темных дел – я не проверял.
Потом ее купил я – через подставного человека. И в течение месяца стирал все следы квартиры из окружающего мира. Нет, она по-прежнему проходила по городским документам, я платил за освещение и воду (точнее – деньги сами уходили с заведенного анонимного счета электронной валюты). И среди дверей на лестничной клетке была старая деревянная дверь, ведущая в странную квартиру.
Вот только многослойные завесы защитных и маскировочных заклинаний скрыли квартиру от всех – и Иных, и людей.
Светлана здесь даже не появлялась. Нет, в целом она мою идею одобрила – абсолютно защищенное место, про которое не знает даже Гесер… У каждой женщины еще с пещерных времен есть потребность иметь надежную нору. Но обустройство убежища она полностью доверила мне – как организатору, и Наде – как бесконечному источнику Силы.
– Телефон работает, – сказал я, поднимая трубку старого проводного телефона. Прошел в крохотную ванную комнату. – Вода… вода есть… только спустить надо, – глядя на ржавую жидкость, текущую из крана, признал я.
– Телевизор, – гордо сказала Надя. – Это я папу заставила телевизор поставить. Тут был «Горизонт» старый. Вот такой! – Она развела руки. – Он работал, но он даже не цветной был!
– В унитазе надо спустить воду много раз, – сказал я. – Там налито масло в качестве гидрозатвора. В душе тоже. Еда в шкафчике на кухне – консервы, галеты, супы в банках, сахар, чай, кофе.
– Мне не нравится, к чему ты клонишь, – сказала Светлана.
– Еще там есть бутылка коньяка и несколько бутылок вина, – сообщил я.
– Все равно не нравится.
– Света, что бы ни случилось с теми охранниками – они в первую очередь охотились на Надьку, – сказал я. – Это место не известно никому и максимально защищено. Я думаю, что оно надежнее дозорных офисов.
