Я держу нож в руке, раздумывая, откуда лучше начать.
Кончиком ножа я делаю маленький надрез на подушечке указательного пальца. Слизываю кровь и изучаю надрез, раздвинув кожу. Снова выступает кровь, я снова ее слизываю, а потом смотрю на надрез и пытаюсь его зарастить.
Я внушаю: Заживай!
Но вновь течет кровь.
Я пытаюсь расслабиться, смотрю на луну, потом снова концентрируюсь на порезе, чувствуя, как саднит палец. Концентрируюсь. Думаю одновременно и о порезе, и о луне. Проходит вполне приличный отрезок времени. Но я уверен — что-то происходит; расплываюсь в улыбке, и ничего не могу с этим поделать. Чувствую зуд. Это даже весело. Я снова втыкаю острие ножа в кончик пальца.
Следующей ночью я ложусь спать, но, как только становится темно, тошнота снова наваливается на меня; я выхожу на улицу, и все приходит в норму. Я сплю в саду и возвращаюсь в спальню незадолго до пробуждения Аррана.
То же происходит и на третью ночь, но утром, когда я возвращаюсь, Арран уже одевается.
— Где ты был ночью?
Я пожимаю плечами.
— Ты не встречаешься с Анной-Лизой?
— Нет.
— Если да, то…
— Нет.
— Я знаю, она тебе нравится, но…
— Я же сказал, нет! Просто не мог заснуть. Было жарко, и я спал в саду.
Аррана не убеждают мои объяснения. Я выхожу и вижу на площадке лестницы Дебору: она расчесывает волосы и делает вид, что не подслушивала.
Когда мы сидим в кухне за завтраком, Дебора наклоняется ко мне и говорит:
— Вчера ночью не было жарко. Я думаю, тебе стоит побеседовать с бабушкой о том, что ты не спишь.
Я качаю головой.
И тогда Дебора во всеуслышаньи объявляет:
— Я тут читала про посттравматический стресс.
Арран закатывает глаза. Я ковыряю ложкой хлопья.
— Реакция на шок может наступить позднее. Кошмары и плохие воспоминания — ее типичные проявления. Гнев, обида…
Я посмотрел на нее как можно злее и запихнул в рот огромную гору хлопьев.
В разговор вмешивается бабушка:
— О чем это ты, Дебора?
— Натан пережил ужасную травму. Он не спит. Его все время бросает в жар и пот.
— Ага, понятно, — говорит бабушка. — Тебе снятся кошмары, Натан?
— Нет, — уверенно отвечаю я сквозь хлопья.
— Если у него кошмары и если он в самом деле страдает от стресса, то говорить об этом за завтраком не очень-то тактично, — замечает Арран.
— Я просто подумала, что бабушка могла бы дать ему снотворное, вот и все.
— Тебе нужно снотворное, Натан? — спрашивает Арран.
— Нет, спасибо, — говорю я, набивая рот едой.
— Ты хорошо спал прошлой ночью, Натан? — с дурашливой озабоченностью спрашивает Арран.
— Да, спасибо. — Я говорю сквозь хлопья.
— Но почему тогда ты не спал в своей постели, Натан? — спрашивает Дебора, переводя взгляд на меня.
Я перемешиваю хлопья в чашке. Арран глядит на Дебору со злостью.
— Ты, случаем, не ходишь на свидания с Анной-Лизой? — спрашивает бабушка.
— Нет! — Хлопья разлетаются по столу.
Бабушка смотрит на меня внимательно.
Почему мне никто не верит?
— Ты так и не ответил, почему не спал в своей постели прошлой ночью, — напоминает Дебора.
— Мы все знаем, что он любит спать на улице, Дебора, — говорит Арран.
Я с размаху ударяю по столу ложкой.
— Я не спал в своей постели потому, что мне было плохо! И все! Понятно?
— Но это же… — начинает Дебора.
— Пожалуйста, замолчите. Все, — перебивает ее бабушка. — Пальцами она трет себе лоб. — Мне надо вам кое-что сказать. — Потом протягивает руку в сторону и кладет ладонь мне на плечо. — Ходит много разных слухов о Черных Ведьмах и их особой связи с ночью.
Я поднимаю на нее глаза и ловлю ее взгляд; пусть старый, но серьезный и озабоченный, устремленный прямо на меня. Связь с ночью Черных Ведьм? Неужели она думает, что, раз я поспал на улице пару ночей, так я уже Черный Колдун?
Я вырываю у нее свою руку и встаю.
— Но ведь Натан же не Черный… — возражает Арран.
— Рассказывают также и об их слабости, — продолжает бабушка. — Некоторые из Черных вообще не могут оставаться ночью под крышей. Это, конечно, разговоры. Но это не значит, что в них совсем нет правды. — Бабушка снова трет лоб. — Если запереть их в доме на ночь, они сходят с ума.
Арран смотрит на меня и качает головой.
— Нет, с тобой такого не будет.
Бабушка продолжает:
— Одну из таких историй я вам сейчас расскажу. Натану надо ее знать.
Я тем временем уже забился в угол кухни. Дебора поднимается из-за стола, подходит и встает рядом со мной. Обняв меня одной рукой, она прижимается ко мне и шепчет:
— Прости меня, Натан. Я не знала. Не знала.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК УМЕРЛА САБА
Саба была Черной Ведьмой. Она убила Охотника и пустилась в бега. Вирджиния, предводительница Охотников, и ее отборный отряд преследовали ее по пятам. Они гонялись за ней по всей Англии, по деревням, лесам и городам и были уже совсем близко.
Саба выбилась из сил, и отчаяние вынудило ее спрятаться в погребе большого дома на краю деревни. Должно быть, она и впрямь дошла до предела, иначе она бы не стала прятаться. Прятаться от Охотников бесполезно. Она должна была знать, что ее все равно найдут. Так и случилось. Охотники обнаружили дом и окружили его. Бежать Сабе было некуда. Кое-кто из Охотников предлагал взять погреб приступом, но Вирджиния не хотела терять своих людей. Вход в погреб был только один — через откидной люк в полу, и Вирджиния приказала завалить его чем-нибудь и оставить так на месяц, а через месяц Саба либо умрет, либо так ослабеет, что ее можно будет взять голыми руками.
Вирджиния знала, что не всем ее Охотникам нравится этот приказ. Многие хотели мести, славы, быстрой кончины Сабы и этой охоты. Поэтому Вирджиния выставила у погреба охрану: следить, чтобы Саба не выбралась наружу и чтобы никто из ее людей не нарушил приказ и не попытался проникнуть внутрь.
Настала ночь, Охотники легли спать, кто в доме, кто в саду. Но уснуть никто так и не смог, потому что, едва стемнело, из погреба понеслись ужасные вопли.
Охотники бросились к люку в полу, уверенные, что один из них нарушил приказ Вирджинии, пробрался в погреб, и теперь его мучает Саба. Но нет, стража по-прежнему стояла у заблокированного выхода. Крики из погреба неслись до самого рассвета. Охотники пытались заснуть, клали себе на головы подушки и затыкали уши клочками ткани, вырванными из одежды, но ничего не помогало — пронзительные вопли проникали им прямо в мозг. Каждому из них казалось, что это кричит он сам.
