— Конечно, босс, — ответил я. — Вам известно имя жертвы?
— Джейсон Данлоп. Член клуба, журналист-фрилансер. Он забронировал спальню на втором этаже. Туда он и направлялся, когда его видели в последний раз. Это было чуть за полночь, а сразу после трех его обнаружила одна из дежурных ночных уборщиц.
— Время наступления смерти?
— Примерно между без четверти час и половиной второго, учитывая обычную погрешность.
«Пока патологоанатом его не вскроет, погрешность может составлять целый час в обе стороны», — подумал я.
— От него исходит что-то необычное? — поинтересовалась сержант.
Что именно — можно было не спрашивать. Я вздохнул. Совершенно не хотелось опять приближаться к трупу, но я присел на корточки и хорошенько присмотрелся к нему. Лицо у погибшего было спокойное, но челюсти плотно стиснуты, поскольку подбородок был прижат к груди. С лица успело исчезнуть всякое выражение, и я задумался: сколько же он просидел вот так, зажимая ладонями пах, пока не умер от кровопотери? Сначала никакого вестигия не ощущалось, но потом — едва-едва, от силы на сто миллитявков — я почувствовал запах портвейна, патоки, вкус пудинга на сале и чад горящих свечей.
— Ну? — спросила она.
— Не вполне, — наконец ответил я. — Если его атаковали с помощью магии, то сделали это не напрямую.
— Давайте не будем употреблять такую формулировку, — скривилась сержант Стефанопулос. — Лучше сказать, «действуя орудием неясного типа».
— Как скажете, босс, — пожал я плечами. — Только вполне может оказаться, что «орудия неясного типа» тут совершенно ни при чем.
— В смысле? У тетки были зубы между ног — это, по-вашему, «ясный тип»?
После первого такого нападения мы с Найтингейлом это как раз обсуждали.
— Ну, может, у нее был зубной протез. Такие, знаете, вставные челюсти, только установленные… вертикально. Если женщина их носит, то, как вы думаете, не могла ли она… — Я поймал себя на том, что делаю пальцами хватательные движения, изображая защелкивающиеся челюсти, и тут же прекратил.
— Ну, я бы так не смогла, — призналась сержант Стефанопулос. — Однако спасибо вам, констебль, за впечатляющую версию, я теперь наверняка не сомкну глаз всю ночь.
— Вряд ли, босс, это только мужики до утра спать не дают, — сказал я. И зря, очень зря.
Сержант Стефанопулос бросила на меня странный взгляд.
— Самый умный, да? — буркнула она.
— Извините, босс.
— Знаете, Грант, что бы я предпочла? Нормальную пятничную поножовщину, когда один несчастный недоумок режет другого только за то, что тот не так на него посмотрел, — сказала она. — Такой мотив мне, по крайней мере, понятен.
Мы молча постояли, вспоминая подобные происшествия: казалось, это было давным-давно.
— Официально вы в расследовании этого дела не участвуете, — резюмировала сержант. — Вы — всего лишь консультант. А я — старший следователь, и когда вы мне понадобитесь, я вас вызову. Ясно?
— Да, босс, — ответил я. — Я пока мог бы проработать несколько версий, используя, так сказать, методы расследования «неясного типа»…
— Ладно, — сказала сержант Стефанопулос. — Но все действия вы будете сначала согласовывать со мной. Все нормальные данные передадите в мой отдел через «ХОЛМС», а я со своей стороны прослежу, чтобы вся паранормальщина попала к вам. Это тоже ясно?
— Так точно, шеф!
— Вот и умничка, — кивнула она. Слово «шеф» ей явно польстило. — А теперь брысь отсюда, и, надеюсь, больше я вас не увижу.
Поднявшись по лестнице, я зашел в палатку, растянутую криминалистами, и осторожно снял там свой защитный костюм, стараясь не запачкать кровью одежду.
Сержант Стефанопулос хотела, чтобы я участвовал в расследовании этого дела как можно меньше. После погрома в Ковент-Гардене, когда сорок человек оказалось в больнице, еще двести, включая большую часть группы, занятой в опере «Билли Бадд», были арестованы, заместитель комиссара заработал сначала нервный срыв, а потом дисциплинарное взыскание, а собственный шеф сержанта Стефанопулос оказался на больничном из-за шприца со слоновьим транквилизатором, который я в него воткнул (в свою защиту могу сказать, что он в этот момент пытался меня повесить), — и да, потом толпа еще разнесла Оперный театр и сожгла рынок, — так вот, после всего этого я был только рад участвовать в новом расследовании как можно меньше.
Вернувшись в «Безумие», я застал Найтингейла в утренней столовой. Он накладывал себе кеджери из блюда на серебряном подносе — одном из тех, которыми Молли каждое утро упорно загромождает сервировочный столик. Подняв крышку другого подноса, я обнаружил там жареные колбаски и яйца-пашот. Иногда хорошим завтраком после бессонной ночи можно возместить несколько часов сна. На меня это тоже подействовало, и я отрапортовал Найтингейлу об убийстве в клубе «Граучо», но к колбаскам, впрочем, не притронулся. Тоби сидел у стола, вперив в меня сосредоточенный взгляд пса, готового с радостью принять любой кусочек съестного, который судьба, возможно, склонна ему подарить.
Когда в наше поле зрения попал трагически лишившийся пениса Сент-Джон, мы отправились к стоматологу-криминалисту, чтобы подтвердить, что данная травма была нанесена именно зубами, а не ножом или, скажем, миниатюрной копией медвежьего капкана. Стоматолог сделал максимально достоверный слепок зубов, оставивших этот след. Получившиеся челюсти были очень похожи на человеческие, только раскрывались шире и располагались словно бы вертикально. По его мнению, клыки и резцы больше напоминали человеческие, но ложнокоренные и коренные были необычайно тонкие и острые.
— Они принадлежат скорее хищному животному, нежели всеядному, — сказал доктор.
Хороший человек и дело свое знает, но я не мог избавиться от ощущения, что он считает, будто мы его дурим.
Это послужило причиной весьма необычного диспута на тему человеческого пищеварения, который не прекратился, пока я не сходил и не купил школьный учебник по анатомии и не объяснил Найтингейлу, что такое желудок, тонкий и толстый кишечник и как это все взаимосвязано. Потом спросил: разве он не проходил все это, когда учился в школе? Он ответил, что, наверное, проходил, но не запомнил, так как не мог сосредоточиться: его все время что-то отвлекало. Я спросил, что же именно, и он ответил:
— Регби и заклинания.
— Заклинания? — переспросил я. — Хотите сказать, вы учились в Хогвартсе?
Этот вопрос вылился в краткий пересказ истории про Гарри Поттера, после чего Найтингейл сказал, что да, он посещал школу для детей из особых семей со старыми магическими традициями. Но эта школа почти ничего общего не имела с описанной в книге. Найтингейл, правда, оценил квиддич, но у них в школе играли в основном в регби, и использовать магию на регбийном поле было строжайше запрещено.
