– Ты совсем охуел, да? – грозно произнесла она, едва завидев меня. – Трахаешь ее тайком, да? Да это она, она тебя трахает! Я еще в первый раз заметила!
Истерики не было. По крайней мере слез не было точно. Женькин голос звучал зло, но ровно. Как будто она уже все знала и только получила последнее доказательство.
Ответа она ждать не стала. Нож коротко сверкнул в воздухе – на упругом розовом мешочке появилась глубокая рана. Именно так. Рана, моментально набухшая ярко-алой кровью. Думаю, именно вид крови остановил Женьку, готовую полоснуть еще раз. У нее не было возможности подолгу разглядывать игрушку, которую она принесла домой. Ей неоткуда было знать, что Она представляет собой на самом деле. Женя застыла, не веря своим глазам. Ее рот широко распахнулся, глаза выкатились из орбит. Блестящая леска слюны натянулась и лопнула между губами.
Должно быть, для нее время остановилось в этот момент. Рукой, держащей игрушку, она наверняка почувствовала сокращение сильных мышц. От ее взгляда не могло укрыться, как сжался продолговатый комок, выплескивая густую кровь на доску. Не уверен, что она смогла до конца все это осознать. Я не дал ей такого шанса.
Для меня время продолжало двигаться в прежнем темпе. Я шагнул вперед. Моя рука вцепилась в Женькины волосы. Вырываться она даже не пыталась. Я легко, даже слишком легко рванул ее назад, вообще не почувствовав сопротивления. Женька опрокинулась спиной вперед. Затылок с громким стуком столкнулся с краем столешницы.
Уже по одному только звуку я понял, что она умерла. Мгновенно. Мне не требовалось прикасаться к ней, неумело искать пульс, подносить зеркальце к губам. Женька умерла. Не было больше Женьки. Неприятный разговор о расставании стал ненужным, свадьба отменилась сама собой.
Но куда больше меня волновал странный предмет, истекающий кровью на столе. Я подхватил Ее на руки, зажал рану пальцами. Края разреза пульсировали, словно в такт с сокращениями сердца, которого не было. Горячая липкая жидкость моментально испачкала ладони. Я прижал Ее к себе, мягко поглаживая, как сбитого на дороге щенка. Как сломанную руку. Как любимую женщину, умершую от единственного удара по затылку.
Колесики образов, живущих в самых глубинах человеческого подсознания, которыми обычный человек никогда не пользуется, вдруг пришли в движение. Мне необходимо было спасти то ценное, что я держал у себя в руках. То единственное, что придавало мне сил в последние полторы недели. Драгоценное мое существо. И я откуда-то уже знал, как мне следует поступить.
Прижимая Ее, корчащуюся от боли, к груди одной рукой, я второй быстро стащил с тела Женьки домашние шорты и белье. Краем сознания отметил, что невеста, обычно тщательно следившая за своим телом, не брилась уже несколько дней. С тех самых пор, как осознала, что я больше не намерен к ней прикасаться. Возможно, она даже догадывалась, что у меня появилась другая. Бедная наивная Женька, своими руками вложившая мне в ладони Ту, на кого я ее променяю.
Я громко хихикнул, икнул и едва не блеванул прямо мертвой Женьке между ног. Пришлось проглотить ком рвоты, чтобы не запачкать тело. Иначе пришлось бы мыть, а на это времени у меня не было. Дрожа от напряжения, я медленно, миллиметр за миллиметром, ввел продолговатый мешочек плоти, напрягшийся и отвердевший, словно чтобы помочь мне, туда, куда с таким удовольствием раньше проникал сам. И снова захихикал, поражаясь иронии ситуации.
Игрушка, которая игрушкой вовсе не была, вошла плотно. В какой-то момент Она скользнула вперед сама, оттолкнувшись от моей ладони, и я ощутил, как на моей спине выступил холодный пот. Прижимая ладонь ко рту, чтобы сдержать истошный вопль, я отполз назад по полу кухни, уперся лопатками в плиту. Что я делаю? Чем я занимаюсь? Почему не звоню в полицию, не пишу явку с повинной?
Вопросы закружились в голове, гудя, как рой мух, вспугнутых с гниющей падали. Кости черепа заныли, как будто сквозь них пошла низкая, срывающаяся в басовитый рокот, вибрация. Мозг стал распухать от ужаса и отчаяния, раздвигая швы черепной коробки. Женька! Это ведь Женька лежала на полу, раскинув руки, в постыдно спущенных до колен трусах, оскверненная этой мерзостью, которую я, как какой-то чертов…
Терпкий, но тонкий аромат коснулся моих ноздрей. Это было как прикосновение мягких пальчиков к коже, невесомое, едва уловимое, заметное только тому, кто знает, что замечать. Вибрация, терзавшая мою голову, не улеглась совсем, но переродилась, превращаясь в пульсацию, скорее приятную, чем болезненную. Разгоряченный мозг получил порцию прохлады, успокаивающей истерику.
Женькин труп перестал казаться чем-то сакральным, как бренная оболочка погибшей великомученицы. Я понял вдруг, что сама по себе моя невеста была именно такой, какой я видел ее в последние дни: пустой и мелочной, глупой, трусливой, склочной. Зато теперь я своими руками сотворил из нее нечто большее. Нечто великое. Нечто, лежащее за гранью человеческого понимания.
Приподнявшись, я с удивлением посмотрел на свои пальцы, потом перевел взгляд на складки мягкой плоти, так естественно смотрящиеся у Женьки между ног. Запах усилился. Я снова всхлипнул, но уже от умиления и восторга. Как могли мои руки, такие неловкие и неумелые, создать нечто столь гармоничное? Как мой мозг, примитивный и медленный, мог додуматься до чего-то подобного? И почему я еще не воздал должного своему творению, почему не принес драгоценный дар? Встав на четвереньки, я пополз вперед, на ходу расстегивая ремень.
Женькина кожа уже стала похожа на плотную резину, натянутую на пластиковый каркас искусственных костей. Ее голова моталась на тонкой шее, не успевшей схватиться трупным окоченением, когда я двигался в ней. В том, что я своими руками ввел в нее. И там, между широко раскинутых худых ног, она была горяча, влажна и податлива, как никогда.
В момент оргазма в моей голове словно вспыхнула, перегорая, лампочка. Вспыхнула – и тут же оставила меня в блаженной тьме беспамятства.
Тьма царила в квартире. Тьма и тишина, нарушаемая лишь сопением и чавканьем. Я лежал на полу, завалившись на бок, и смотрел в темный угол кухни, который впервые видел с такого ракурса. Под окнами промчалась скорая помощь, отбрасывая синие блики на стены и пол. Чавканье прекратилось, пока мертвенный свет мелькал дрожащими бликами.
Я медленно перекатился на спину. В памяти восстанавливались события вечера. Женькино тело на полу. И то, что я с этим телом делаю. Только вот трупа нигде не было. Женька была живой, стояла на четвереньках, все еще голая ниже пояса, и жрала что-то прямо из холодильника. Там много всего было – в последние дни она расстаралась, демонстрируя все свои кулинарные умения. А теперь дорвалась до того, к чему я не притронулся.
Я осторожно выполз из-под стола и сел, держа руку выставленной вперед, чтобы не удариться лбом о столешницу.
– Женька? – голос прозвучал хрипло, в горле пересохло. – Жень?
Что я собирался ей сказать? Что она скажет мне после того, как я впихнул в ее беспомощное тело… то, что впихнул? Да еще и улегся сверху, фактически насилуя мертвое, как я думал, тело. Мне стало дурно. Голова закружилась. Никак не получалось сглотнуть – глотка попросту не желала сокращаться.
– Женя?
Она не отозвалась. Не оторвалась от еды. Вообще никак не среагировала. Неяркий свет, льющийся из распахнутого холодильника, с беспощадной четкостью очерчивал ее фигуру, оставляя загадку только в том, что скрывалось между полукружий ягодиц и чуть расставленных бедер. Нездоровое любопытство укололо меня. Она хоть вытащила из себя… это?
Поддавшись мгновенному порыву, я протянул руку и коснулся ее. Кончики пальцев скользнули по внутренней поверхности Женькиного бедра, и я вздрогнул. Холодная. Она была все такая же холодная, как и на полу, даже холоднее, ведь тогда ее тело едва успело остыть. Сейчас она должна была уже окоченеть, а не жрать, хлюпая и чавкая, крабовый салат из контейнера.
