Дон любил бриться именно такой опасной бритвой, с хорошо наточенным длинным лезвием. А сейчас она почему-то и притягивала его, и пугала одновременно.
До вызова оставалось несколько минут, и он с пустым и холодным сердцем ожидал приближения контрольного мгновения.
— Дон, — говорил он себе, — надо выбираться из этой клоаки.
— Нет, — отвечал ему кто-то его же голосом. — Твое топ-шоу заказано и оплачено, и хозяин на нем не ты.
Дон взял бритву, потрогал лезвие. Он только сейчас внезапно понял, как сильно привязан к этому миру, и не питает никаких иллюзий по поводу того, кто встретит его на том берегу.
Часы тем временем заскрипели, механизм в них звякнул и начал отсчет контрольного времени. Дон привычно набросил купальный халат, в котором, надо признаться, не было никакой необходимости, и прыгнул в унитаз. Это он проделывал уже столько раз, что все получалось как бы само собой, без каких бы то сомнений и обдумываний.
Таким же образом в Черный туннель сейчас попадали тысячи других контрактников. Туннель был забит до отказа. Хотя гости встречались здесь ежегодно, на Земле они друг друга не узнавали: бешеное пространство допускало системников на Шабаш, преображая их по своему усмотрению.
Дон, например, стал колокольчиком без язычка. Рядом с ним двигалась пустая печать, впереди толкались карандаш без грифеля, ведро без дна, но почему-то с массивной ручкой, чуть дальше плыли скукоженая пальмовая ветка и подобные штуковины.
Это было что-то вроде карнавальных костюмов. Внутреннее зрение каждого системника могло раз в год насмотреться вдоволь на эту свалку и сделать вывод, как хорошо быть избранным.
Дон знал: народ, идущий по Черному туннелю, умеет напустить туман и пыль в души земных сограждан, но тут они готовы на все, лишь бы контракт продлили и еще бросили обжовок тухлятинки с барского стола Шабаша.
Да что там говорить, Дон и сам был таким же.
Перед лифтом толпа стиснула его, одна кабинка не работала, и все понимали, что сегодня придется потолкаться и подождать дольше обычного.
Дон заглянул в черную бездонную шахту соседнего лифта — там гудела беспросветная Тьма. Рядом была лестница. Крутые, узкие, облитые чем-то скользким ступени без счета уводили туда же — вниз.
— Я тут не в первый раз, но на такой спуск решиться не могу. Это не для человека. В эстетическом смысле, — процедил селедочный скелет.
— Да, не для человека, — согласился Дон. — Но для нас с вами вполне подходит.
— Надеюсь, вы не агент света? — подозрительно осведомились селедочные объедки.
Несколько системников, стоящих рядом, тут же обернулись к Дону.
— А вы этого боитесь? — нахально поинтересовался тот.
Селедочная голова негодующе отстранилась от мятого колокольчика:
— Я уже ничего не боюсь, но вам советую не нарываться.
Мятый колокольчик оттолкнул сдутую автомобильную шину, протиснулся между ней и раздавленным ноутбуком и ступил на первую ступеньку.
Нет ничего невыносимее лестницы, ведущей бесконечно вниз. Перил нет, стены сдвинуты так узко, что Дон едва не выскочил назад. Но сегодня он был особенно озлоблен и искал острых ощущений.
Он оглянулся с надеждой, что кто-нибудь из толкающихся перед лифтом тоже рискнет спуститься по бездонной черной щели, но, похоже, понятие страха существовало и здесь.
Мятый колокольчик, с вырванным язычком, сделал несколько неуверенных шагов, поскользнулся, тщетно попытался ухватиться за сырые и липкие стены и покатился вниз.
При этом чувства его не оставляли. Порой казалось, что он пересчитывает каменные ступени ребрами и головой, подпрыгивая на каждой ступеньке как мяч.
Бешеное пространство давало урок. Оно не прощало отступничества.
Глава 27
Атака на Сверчка продолжается
Предновогодняя суета поглотила родителей, и Сверчку показалось даже, что они сами выпихивают его на эту бестолковую вечеринку.
— Надо выходить на люди, взрослый уже, — твердила мать.
— Да-да, — поддержал ее отец.
Он одновременно пил чай, смотрел телевизор, пытался просматривать свои рабочие бумаги и участвовать в разговоре.
— Тебе не кажется, что она изменилась?! — у Димки не было сил выговорить имя, и он пробормотал это под нос, когда они остались на кухне с мамой.
— Что ты хочешь этим сказать? — не поняла та.
— Нет, просто я тебя спрашиваю, ты ведь ее давно не видела. И сегодня она была всего одну минуту.
— Девочки в этом возрасте быстро меняются. И ты меняешься. Саша Савинков со мной таким басом говорил, прямо взрослый мужчина.
Мама мыла посуду и рассуждала про опасный возраст на языке педагогических книжек, совершенно не учитывая, что по тому же поводу рисуют и пишут представители этого возраста на стенах в подъезде.
Сверчок пошел к отцу. Тот начинал задремывать перед телевизором, но Димка все же спросил:
— А ты себя помнишь в шестнадцать лет?
Отец истолковал все по-своему:
— Ладно, возьми мои лыжные ботинки. Только лыжи натри с вечера. За городом хороший снег.
— Правильно, — мама стояла в дверях с кастрюлей в руках. — Хоть хорошист ты твердый, отдыхать надо на отлично.
Димкины колебания прервал звонок.
— Эй, Сверчок, что делаешь? — Сашка Кот так обрадовался, что наконец дозвонился, что подпустил в голосе петуха. — Слушай, я вот по какому поводу, что если я завтра прочту оду?
— Кому? — удивился Димка.
— Оду наступающим временам, — важно пояснил Савинков. — Как думаешь? Жанр сложный, но я сейчас весь в Державине, такие события.
— А какие события? — Сверчок напрягся.
Может, Сашка тоже чувствует, что что-то не так, у поэтов интуиция особо развита.
— Ой, Димон, слышишь? — опять кукарекнул Кот. — Король отечественного сериала представляет «Что сказал покойник». У тебя телек включен? Я после перезвоню.
Но позвонил не он, а та, что выдавала себя за Стефанию, и ехидно пожелала Сверчку спокойной ночи.
Димка бросился на диван и накрыл голову подушкой. Когда она была рядом, он порой забывался и думал, что это не Степка стала другой, а просто с ним что-то творится. Но по телефону он ее совсем не узнавал. В трубке звучал незнакомый голос, в котором постоянно слышалась угроза.
— Не спишь? — мама заглянула к нему, когда передачи по телевизору подходили к концу. — Завтра будешь носом клевать. Что ты читаешь? «Физику»? Ну все у тебя не вовремя.
— Только физика меня и успокаивает, — буркнул Димка.
На улице начиналась метель. Мелкий снежок шуршал по стеклу, а ветка березы постукивала в форточку. Сверчок понял, что должен подняться и впустить дерево в дом. Но когда он огляделся, увидел, что находится не дома, а в комнате Стефании.
Она бродила у книжного шкафа, переворачивала диванные подушки, заглядывала за журнальный столик.
— Что ты ищешь? — спросил Димка.
Но Стефания его не замечала и вела себя так, как будто в комнате никого не было, а она поглощена серьезным делом и чем-то очень озабочена. Откуда-то, не через дверь, а именно откуда-то, прибежал Боб. Он бегал, все обнюхивал и тихонько скулил.
— Боб, Боб, иди сюда, псина.
Димка вдруг заметил, что Стефания одета в тот же полосатый свитер и брюки, в которых улетала в Швейцарию. Этот джинсовый комбинезон был на ней и в ту ночь, когда она стояла у его письменного стола и сосредоточенно и печально смотрела куда-то мимо него. Во всех его снах печальная Степка неизменно была в одном и том же комбинезоне.
Это была его Стефания. Тиская слюнявого Боба, она спросила:
— Ты меня сможешь забыть?
— Собралась замуж за дипломата? — глупо отшутился Димка.
— Я вообще ни за кого не выйду, если ты меня не возьмешь.
Сверчок опустился на колено и поклялся, что они всегда будут вместе.
— Как кто? — блеснули слезинками ее глаза.
— Как никто, как только мы с тобой.
Стефания молча встала и возобновила непонятные поиски. А Димка решил немедленно все прояснить:
— Что случилось, Степка? Где ты, где? Что ищешь?
Он попытался схватить ее за руку, но не смог. Ему показалось, что их разделяют тысячи километров. И все-таки он расслышал то, что шептала Стефания.
— Подкову… ведьма… Найди подкову…
Димка подскочил и сел на диване, тараща глаза. Он был в своей комнате. Спал минут пять, не больше, но этот сон все окончательно расставил по своим местам.
Часы показывали без пятнадцати час. Сверчок оделся потеплей и открыл шкаф, в котором лежали инструменты. Он задержал взгляд на спортивном топорике, провел пальцами по зубцам пилы, размахнулся молотком и усмехнулся. Для борьбы с ведьмами ничего из этого не годилось.
На улице, подышав морозным ветерком, он окончательно проснулся и задумался. Куда, собственно, он идет и что собирается делать? Но даже это не заставило его повернуть назад. Димка ускорил шаг.
