Помогла брошенная вскользь фраза Валгуса:
— А мне Сайлова на днях звонила, спрашивала, почему школу прогуливаю. Я сказал — болею, так она пыталась напроситься в гости. Еле убедил не приходить.
Я онемела на миг. Что?! Да как она смела?!
Сильная злость заставила стиснуть зубы, о том, что мелькнуло в моих желаниях и говорить не стоит. В одну секунду все, что происходило вокруг, стало неважно.
Юноша, глядя на выражение моего лица, довольно рассмеялся, а потом серьезно сказал:
— Остынь, я пошутил. Хотел, чтобы ты пришла в себя. Хотя звонок из школы и, правда, был, но только от твоего воздыхателя. От Воронова.
Я сердито фыркнула — мне не понравился метод, который использовал мой друг. Ревность не самое приятное чувство на свете: по душе словно кошки когтями прошлись. Одно хорошо, звериная настороженность ушла, сменившись обычными человеческими обидой и недоумением.
Я искоса глянула на Валгуса. Он перехватил мой взгляд и криво улыбнулся:
— Что? Неудачная шутка? Прости, другое в голову не пришло.
Злость мгновенно утихла, и я мысленно чертыхнулась — надо же, как меня, оказывается, легко вывести из себя! Одна фраза и перед вами уже не зубастая волчица, а обычная ревнивая девчонка, которая не слышит ничего вокруг, кроме собственных глупых воплей. Вот бы Ярослав расстроился!
Я вздрогнула — мысль о наставнике застала меня врасплох, совсем как слова Валгуса.
— Ты чего? — осторожно сжал кисть парень.
Я мотнула головой:
— Так, вспомнилось кое-что.
И украдкой вздохнула. Расстаться со стаей оказывается не так-то просто. Недостаточно просто убежать.
Класс встретил нас привычным шумом, который притих лишь на мгновение, стоило шагнуть внутрь. Я вдохнула и еле сдержала гримасу отвращения — в деревенской школе запахи витали другие, там все пахли по родственному, в той или иной мере, а тут… Поспешно прошла к своему месту и едва успела усесться, как услышала за спиной:
— Привет, Саш. Ты где пропадала?
Развернулась в пол-оборота, чтобы видеть с кем говорю, и пожала плечами:
— Болела.
— А твой отчим сказал, что переехала жить в деревню, — растеряно выговорил Тенгу и тут же добавил, — но я рад, что ты передумала! Кто переводится в конце одиннадцатого класса?
Светлые, стильно выстриженные волосы парня отливали золотом на свету, и у меня мелькнула мысль — перекинься он в волка, наверняка получилась бы интересная масть. И опять мелькнуло видение заросшего папоротником леса. Отогнав его прочь, улыбнулась и снова пожала плечами. Пусть Тенгу сам додумает мой ответ.
Рядом скрипнул стул — Валгус занял свое место, одарил Гришку благожелательным взглядом, от которого одноклассник на мгновение сник и отодвинулся. Инстинкты у парня работали хорошо и Валгус ему категорически не нравился. А вот мне наш "отаку" неожиданно стал ближе. Правда, четко сформулировать свои чувства с ходу не получилось бы. Мне хотелось его… защитить что ли? Как родича, как младшего брата. От чего защитить, я толком понять не могла. Скорее всего, от участи оборотня. Валгус прав — человеком жить проще.
Я недобро прищурилась, в упор рассматривая одноклассника, обдумывая резкие слова, способные навсегда отогнать полукровку. Нельзя ему вертеться рядом! Я точно знала это. Нельзя! Иначе сам попадет под раздачу.
Память тут же услужливо подсунула лицо Ярослава: злое, с горящими глазами. Когда тот смотрел в окно вагона. Теперь эта злость стала понятна — наставник в душе клял последними словами судьбу и невозможность ее изменить. Я вынудила парня гоняться за собой и, верный закону стаи черный волк не мог ничего изменить, а ведь хотел. Наверняка хотел. И вот теперь я оказалась в схожей ситуации. Тяга Гришки ко мне могла оказаться для него фатальной. Кто знает, от чего срабатывает механизм преображения? И только ли гора Предков тому виной? Я ведь не должна была пробудить душу волка, слишком большая во мне примесь человеческой крови!
Меня передернуло от мысли, что мальчишка пройдет через ужас чужих душ. Безумны те люди, что хотят знать свою прошлую жизнь! Только пребывая в неведенье можно тешить себя верой, что это здорово и круто — помнить прошлое, затертое смертью. Я-то знаю — не здорово и не круто. Даже если жизнь не твоя.
Снова глянула на Воронова, на его сияющее радостью лицо, и чуть не оскалилась, как зверь. Чтобы отвлечься и успокоиться, схватила за руку Валгуса, передвинула к нему стул поближе и прислонилась к плечу друга. Надеюсь, такой намек Гришка поймет.
Меня тут же заключили в объятья. Я позволила себе закрыть глаза и забыть про все на свете, включая тревогу за неразумного одноклассника.
— Александрова, хочешь, угадаю, как твоя болезнь называется?
Голос Тенгу стал раздраженным и злым. Я неохотно посмотрела на мальчишку, заранее напряглась, готовясь услышать жестокую глупость, что наверняка сейчас сорвется с его губ.
— Не трудись, Воронов, — неожиданно опередил его Валгус. — Мы в курсе. Она называется — любовь.
Слова прозвучали в полной тишине, словно все специально закрыли рты именно в этот момент! Я почувствовала, как вспыхнули щеки, но отстраняться не стала. Даже наоборот, мне хотелось, чтобы каждому в классе стало ясно — я с Валгусом и это никому не изменить. Не стоит даже пытаться. Никому! Особенно… некоторым девицам.
Я бросила украдкой взгляд в сторону Сайловой, она сидела, презрительно поджав губы, и морщилась от недовольства.
— Это еще что такое?! — вывел меня из дум сердитый голос классной. — Александрова! Аллик!! Вы что себе позволяете?!
— А у них любовь, Вер Ванна, — пропел ехидный голос Сайловой с задней парты.
Я смущенно отпрянула, перехватила смеющийся взгляд Валгуса и на всякий случай уткнулась взором в парту. Странно было после всего пережитого снова чувствовать себя человеком, обычной девчонкой, которую готовы отчитать все кому не лень.
— Та-ак! — шлепнула журналом о стол учительница. — Останетесь после урока. Вдвоем.
Вокруг оживленно зашептались и захихикали. Я сама с трудом удержала смешок — все знали, о чем пойдет речь и каков будет этот разговор. Наша классная жила прошлым веком. Девичья честь, загубленная жизнь и все такое. Не мы первые, не мы последние кто попался с поличным и был оставлен для "приведения в чувство", так Вер Ванна говорила. Как будто это кому то помогло. Как будто это вообще могло помочь. Как будто Валгус и я в этом нуждались!
Сразу после школы мы решили завернуть в Лялькин детский садик — выполнить обещание Валгуса, пока есть такая возможность. Медленно брели по улице пока не уткнулись в железные прутья забора практичного зеленого цвета. Их украшал несложный узор из ромбов и кружков и большая вывеска с золотым тиснением под стеклом — Детский сад номер тридцать девять "Золотое зернышко". По мне, так эти детсадовцы больше походили не на зернышки, а на репьи: детей вывели на прогулку, и они изо всех сил проверяли на прочность игровую площадку, цепляясь гроздьями за ее выступающие детали. Я подошла поближе, пытаясь разглядеть в крутящейся вокруг беседки малышне сестру. Девочка обнаружилась в самом центре веселой толчеи. Она всегда оказывалась в центре.
— Ляля! — окликнула сестренку.
Она не услышала, зато тут же нашлись более внимательные уши. Ляльку потянули за рукав и ткнули в мою сторону пальцем:
— Смотри! К тебе пришли!
Сестренка взвизгнула:
— Саша!
И метнулась к забору.
— Как и обещал, — серьезно сказал Валгус моей малявке, и та просияла улыбкой, а потом торжественно кивнула в ответ.
— Ты за мной пришла? — с надеждой спросила сестренка и поджала губы, увидев, как я отрицательно качнула головой. — Почему?
Почему? Ну как тут объяснить?
Я вздохнула и уложилась в одно предложение: — Ляль, я больше не вернусь домой. — Лялька растерянно моргнула, скривилась, готовясь зареветь, и я торопливо зашептала: — Ты не бойся, далеко не уйду пока!
