Ознакомительная версия.
— Это Фауст, — невозмутимо говорит он. — Наверное, я провел здесь уйму времени.
— Кажется, я понимаю почему.
Это просто блаженство. Если блаженство может сохраняться законсервированным в течение полувека. Сад зарос и одичал. И стал просто идеальным. Прибежище покоя в сердце шумного города.
Уэсли разваливается на скамье. Закатав рукава, он откидывается назад и разглядывает пробегающие облака, сдувая непокорную прядь со лба.
— В студии никогда ничего не меняется, а это место меняется каждую минуту, а на закате тут лучше всего. Возможно, — и он машет рукой в сторону Коронадо, — как-нибудь мне удастся устроить тебе достойную экскурсию.
— А я думала, ты живешь не здесь, — говорю я, глядя в потухающее небо.
— Я — нет. Но моя двоюродная сестренка, Джилл, с мамой — да. Мы оба — единственные дети в семье, и я стараюсь за ней приглядывать. А у тебя что, нет братьев или сестер?
Мою грудь словно сдавливает тисками, и я на мгновение теряюсь, не зная, что ответить. С той поры как не стало Бена, никто не задавал мне подобных вопросов. На нашем прежнем месте все предпочитали переходить прямиком к соболезнованиям и жалости. От Уэсли мне не хотелось получать ничего такого, и я просто покачала головой, ненавидя себя за то, что предаю память Бена.
— Ну что ж, тогда ты знаешь, каково это. Порой становится невыносимо одиноко. А зависать здесь — лучшая из альтернатив.
— А каков другой вариант? — неожиданно для себя самой спрашиваю я.
— У папы. У него новая невеста. Сатана в юбке, ни больше ни меньше. Поэтому я, как правило, зависаю здесь. — Он потягивается и изгибается, повторяя изгиб спинки скамьи.
Я закрываю глаза, растворяясь в ощущении сада, прохладного воздуха, аромата цветов и плюща. Кошмар, затаившийся в стенах моей комнаты, кажется здесь далеким и неправдоподобным. Но в моей голове по-прежнему висит вопрос: удалось ли ему скрыться? Я делаю глубокий вдох и пытаюсь выкинуть его из головы хотя бы на мгновение.
И тут я понимаю, что Уэсли встал и подошел ко мне. Его пальцы обвились вокруг моих. За мгновение до того, как наши кольца стукаются друг о друга, меня накрывает шумовая волна. Бас-гитара и ударные поднимаются по моей руке вверх, к груди. Я пытаюсь отгородиться от шума, заблокировать его, но становится только хуже. Шум его жизни раздавливает меня, хотя его пальцы лежат на моей руке легко, как перышки. Он поднимает мою руку и поворачивает ее.
— Выглядит так, будто ты сцепилась с небольшим бульдозером, — резюмирует он, кивнув на мою повязку.
Я смеюсь:
— Что-то вроде того.
Он аккуратно возвращает мою руку на место и расплетает наши пальцы. Шум медленно отступает, и я наконец могу дышать полной грудью, словно только что поднялась с большой глубины. Я невольно останавливаю взгляд на загадочном кожаном шнурке вокруг его шеи. Талисман спрятан под рубашкой. Я смотрю ниже, на его закатанные рукава и руку, только что державшую мою. Даже в сумерках я вижу на его коже шрам.
— Кажется, не у меня одной случаются драки. — Я провожу пальцем по воздуху возле его руки, не решаясь прикоснуться. — Откуда это у тебя?
— Неудачно изобразил из себя супершпиона.
По тыльной стороне его ладони змеится линия с рваными краями.
— А эта?
— Повздорил со львом.
Наблюдать, как он врет, — занятие поистине захватывающее.
— А вот эта?
— Голыми руками ловил пираний.
Какой бы абсурдной ни была эта ложь, он выдавал ее легко и непринужденно, будто говорил о чем-то привычном и будничном, рассказывал о походе в магазин за хлебом.
На его предплечье я вижу еще один шрам.
— А вот этот?
— Драка на ножах в парижских трущобах.
Я ищу отметины на его коже, словно читаю тайные знаки. Наши тела притягиваются все ближе, но не соприкасаются.
— Вылетел в окно.
— Острая сосулька.
— Укус волка.
Я тянусь вверх, мои пальцы замирают над глубокой ссадиной у него на лбу.
— А эта?
— История.
Все вокруг замирает.
Выражение его лица меняется — ему будто только что дали под дых. Между нами повисает вязкая неуютная тишина.
И вдруг он откалывает нечто невообразимое. Улыбается во весь рот.
— Будь ты немного поумнее, — начинает он, — спросила бы, что это такое — История.
Я продолжаю стоять, пораженная, а он проводит пальцем по трем насечкам на моем кольце и разворачивает одно из своих, показывая такой же рисунок. Метка Архива. Я ничего не говорю — ведь я не принимала близко к сердцу его байки, и теперь уже поздно чему-либо удивляться, — он сокращает оставшееся расстояние между нами, и я почти могу слышать гитарные басы энергии — они исходят от его кожи. Уэсли аккуратно подцепляет пальцем шнурок на моей шее и выуживает мой ключ из-под одежды. Ключ слабо посверкивает в темноте. Потом он показывает мне такой же, у него на шее.
— Вот, — довольно заключает он. — Теперь мы действительно понимаем друг друга.
— Ты все знал! — наконец говорю я.
Он озадаченно морщит лоб.
— Я понял все в тот самый момент, как увидел тебя ночью в холле.
— Но как?
— Ты искала замочную скважину, это было очевидно. Хотя ты пыталась замаскировать свои поиски, я все понял. Патрик предупредил меня, что здесь появится новый Хранитель. И я решил увидеть его своими глазами.
— Забавно, потому что со мной Патрик словом не обмолвился о том, что здесь уже есть старый.
— Коронадо — не моя территория. Он уже давно является ничейной землей. Мне нравилось приезжать к Джилл, и я решил попутно приглядывать за домом, раз уж я здесь. Это ведь очень старое здание, сама понимаешь. — Он легонько постукивает ногтем по ключу. — У меня даже особый доступ есть. Все твои двери становятся и моими тоже.
— Значит, это ты очистил мой архивный лист, — подытоживаю я. Теперь все сложилось воедино. — На моем листе появлялись имена, которые сами собой исчезали.
— Извини. — Он растерянно потирает шею. — Я об этом как-то не подумал. Я уже так привык к тому, что командую здесь, в Коронадо. Я не хотел навредить.
Мы снова молчим.
— Ну что ж, — говорит он.
— Ну что ж, — эхом повторяю я.
Уэсли невольно улыбается.
— Что? — не выдерживаю я.
— Ладно тебе, Мак… — Он сдувает со лба непослушную прядь.
— Ладно что? — спрашиваю я, смерив его взглядом.
— Разве это не классно? — Он сдается и поправляет челку рукой. — Встретить еще одного Хранителя?
— Я не знала других, кроме своего дедушки.
Звучит наивно, но я даже не задумывалась о том, чтобы познакомиться с другими. Я знала, что они существуют, но где-то вне моего поля зрения, вне привычного мира. Все эти разветвления Архива, обширные территории — они будто намеренно отделяли тебя от остальных, заставляли чувствовать себя уникальным. Единственным ребенком. Или отшельником.
Ознакомительная версия.
