– Боюсь, без вашей помощи я в этом не разберусь, – улыбнулся я.
– Что ж, объясняю. Когда вы меня расспрашивали, и я про сельское хозяйство упомянула, то словно в голове у меня щелкнуло. Не так давно я разбиралась с каталогом книг по сельскому хозяйству, дополнительные перекрестные ссылки выстраивала, с учетом новых поступлений, и пометила для себя, что следует сделать особую ссылку на классические труды Болотова по агрономии, которые тоже Новиков издавал. Самая-то знаменитая книга Болотова, “Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков”, много позже была официально издана, и это понятно… Да неважно.
– Труды Болотова были среди книг, которые вы нашли? – спросил я.
– Нет, они были среди книг, сохранившихся изначально. Но все, что касается собрания Новикова, меня очень интересует. В общем… вот, – она опять указала на листочек. – Не хочу утомлять вас всеми выкладками, просто поглядите на итог. “Периодический номер” работы Болотова по почвам сельскохозяйственного назначения совпал с “периодическим номером” книги Волкова “Блок и театр” 1926 года издания. Более того, эти книги еще дважды пересекаются. При перерегистрации 1927 года у них оказываются однаковые места на одинаковых полках, 5-35, соответственно в Фонде 1А и в Фонде Новых Поступлений, а при последней перерегистрации дополнительный номер Болотова – 1880, а дополнительный номер Волкова – 1921.
– И?..
– 1880-1921, даты жизни Блока, неужели не видите? Начало и конец. Книги ясно сигналят, что я опиралась на конец, на театр – а надо было обращаться к корням, к началу!
– Но при чем тут Болотов?.. Хотя, погодите, у меня тоже в голове что-то смутно крутилось… Я вчера пытался поймать…
– А я поймала! Как называлась “диссертация” Блока при выпуске из университета – “дипломная работа”, как сказали бы мы сейчас? “Новиков и Болотов”! Он писал о взаимопереплетающихся судьбах двух русских просветителей, и уж, конечно, изучил их вдоль и поперек. То есть, Новикова он знал отлично, со студенческих лет, а может, и еще раньше им увлекся. То, что вошло в “Розу и крест” – это, в очень сильной степени, идеи Новикова, усвоенные Блоком намного ранее. И, очень вероятно, при работе над диссертацией он мог использовать материалы, которые нам теперь недоступны. И, получается, ключ ко всему – не в “Розе и кресте”, а в этой научной работе. И в ней должны найтись такие подсказки, где и как искать разгадку многих тайн Новикова, которые можно расшифровать.
– А не может это означать нечто иное? – предположил я. – То, что Болотов оказывается на пересечении имен Блока и Новикова, не значит ли, что какие-то откровения, касающиеся Новикова, Болотов, хитро спрятал в своих книгах, в самых неожиданных и чисто “агрономических” и “почвоведческих” местах, чтобы они не пропали для потомков, а Блок эти откровения уловил?
– Мне это тоже приходило в голову, – сказала она. – Я и этот вариант проработаю. Но, согласитесь, прорыв намечается.
– Согласен. Поздравляю вас.
– Какие у вас сегодня планы? Мы могли бы организовать для вас…
– Боюсь, времени у меня совсем немного. Я приглашен на обед к Ремзину, скоро за мной заедут.
– К Ремзину? – она почему-то вздрогнула. – Но ведь он…
– Вы не знали, что он в городе? – удивился я.
– Я думала, он уже уехал. Впрочем… Впрочем, ладно. Мы на завтра наметили ваше выступление, на четыре часа дня. Нормально?
– Разумеется.
– Афиши готовы. Их уже начали развешивать.
– Очень хорошо.
Мы попрощались, я вышел из библиотеки. У входа в библиотеку, на фанерном щите для различных объявлений, укрепляла афишу, уведомляющую о моей встрече с читателями, моя вчерашняя знакомая, Саша.
– Привет, – сказал я.
– Доброе утро, – откликнулась она. И, понизив голос, добавила. – Мы обязательно будем, порядок.
– Я могу задержаться, так что не удивляйтесь и не пугайтесь, если меня еще не будет, – предупредил я. – Просто подождите.
– Хорошо, – и, почти шепотом, сообщила. – А перед тем, как отправиться книги разыскивать, тетка с Ремзиным встречалась и разговаривала. И, кажется, больше ни с кем интересным она тогда не виделась.
– Вот как? Спасибо за информацию.
Опять-таки, было над чем подумать.
Я вернулся в гостиницу, принял душ, а потом где-то с час работал.
Ровно без четверти двенадцать я спустился вниз. Возле гостиницы меня ждал темносиний “вольво” с шофером, сразу выскочившим и открывшим передо мной дверь. То ли ему показали меня заранее, то ли подробно описали.
Мы помчались по центральным улицам города, свернули к западу и через пятнадцать минут – ну, может, с небольшим хвостиком – затормозили у высокого кирпичного забора с такими же глухими металлическими воротами. Ворота сразу открылись, шоферу и сигналить не пришлось: видимо, нас ждали.
Мы подъехали к самой летней террасе, на которой стоял, облокотясь о перила, Ремзин, встречавший нас.
– Добро пожаловать! – весело окликнул он, когда я выбрался из машины.
А он нисколько не изменился, такой же плотный живчик. Может, седины в волосах чуть прибавилось, но не слишком заметно. Он энергично потряс мне руку, когда я поднялся по ступенькам.
– Вот свиделись, а? Вот свиделись? А главное, я ж тысячу раз, когда бывал в Москве, думал вас разыскать, но в Москве все недосуг и недосуг. Пришлось нам обоим в эти края отъехать, чтобы наконец пересечься. Прошу!
Он провел меня в большую, богато обставленную столовую.
– Приятно, знаете, на денек-другой выпасть из суматохи, – продолжал он. – Сейчас мы пообедаем. Выпьем, закусим, все, как полагается. Все, как в старые добрые времена, а? Так вы, значит, к Татьяне приехали? Оч-чень интересно! На выручку?
– Так же, как и вы, – сказал я.
– С чего вы взяли? – он изобразил удивление, подчеркнуто притворное. – Хотя, да, чего скрывать. Но, как выясняется, я не понадобился. Она со своими проблемами справилась и без меня. Да вы садитесь! – он усадил меня за стол, уже накрытый на двоих, с салатами и холодными закусками. – Как вы насчет того, чтобы выпить, за встречу? Аперитивчик этакий, а?
– Не откажусь.
Мы выпили, помянув прежние встречи, и он поинтересовался:
– Так с чего вы решили, будто я ради Татьяны сюда прикатил?
– Вычислил, – сказал я.
– Татьянино словечко!
– И мое тоже. Еще я вычислил, что вы не просто так захотели со мной встретиться.
– Гм… – он улыбнулся. – И что мне от вас нужно, не вычислили случаем?
– Может быть, вы хотите мне рассказать, что на самом деле произошло в ту ночь, когда Татьяна потеряла руку и когда появился черный ворон Артур.
– Почему вы так уверены, что мне это известно?
– Потому что это вы убедили Татьяну, что не стоит добиваться разрешения на официальное и открытое обследование костела. Это к вам она обращалась за помощью, разве нет?
Он глянул на меня, потом кивнул сам себе.
– Допустим… А вы знаете, зачем мне это нужно вам рассказать?
– Вы хотите получить от меня что-то взамен.
– Вот как? И что же?
– Я могу вам открыть, почему бандиты так внезапно отступились от здания библиотеки.
Он ухмыльнулся.
– Хотите сказать, это вы устроили?
– В каком-то смысле, да.
– Выслушаю с интересом, – сказал он. – Но, в целом, вы неправы. Я ничего не собираюсь требовать взамен.
– Тогда почему?..
– Еще по одной! – перебил он меня. Он разлил по рюмкам настоянную на травках водку из запотевшей бутылки (я всегда буду настаивать, что писать следует не “настоенную”, а “настоянную” – в этом аромата больше, отворяющееся наружу “оя” его дальше разносит, в отличие от полузакрытого “ое”), мы выпили, и он сказал. – А потому как раз, что вы писатель. И, более того, единственный писатель, который знаком со всеми персонажами этой драмы, хорошо к ним относится и к тому же писать старается правдиво, я послеживал за вашими книжками. Как человек не посторонний, вы поймете то, что не поймет другой. А как писатель, не сможете удержать это в себе, так или иначе используете, расскажете, разнесете по свету. Но, опять-таки, как человек не посторонний, вы очень правильно выберете, что можно рассказывать, а что нет, какие факты можно изложить напрямую, а какие стоит видоизменить, насколько стоит менять имена, название города, время действия, а насколько можно оставить так, как было на самом деле.
