Конечно, все в городе знали, что Коффи никогда не выходят на улицу в темные часы, но никто даже не подозревал, что все так серьезно. В первый раз за все время жители Мэллаби задумались: может быть, Коффи не выходят по ночам из дома не потому, что не хотят…
А потому что не могут.
В детстве Далси любила эту историю. Иногда Вансу приходилось рассказывать ее два раза подряд, прежде чем дочь отправлялась спать. Далси всегда льнула к маме, а отца сторонилась. Может быть, потому, что, когда она только родилась, Ванс опасался к ней подходить. По сравнению с ним она была такой крошечной. Он боялся случайно наступить на дочь или раздавить ее в своих широченных ладонях, взяв на руки. И когда находилось что-то, что могло их сблизить — например, эта история о Коффи, — Ванс обмирал от восторга. Откуда ему было знать, какой бедой обернутся его старания. К тому времени когда Далси стала подростком, она была буквально одержима Коффи.
Он не желал этого Эмили.
В ту ночь, когда она легла спать, Ванс вытащил стул на заднее крыльцо и сел ждать. С фонариком в одной руке и цветком клевера для храбрости — в другой. На небе сияла полная луна. Июльская Оленья луна — время юных и рьяных.
Огни Мэллаби были в городе очень давно. О них рассказывали множество разных историй. Но после пожара прошел слух, что огни Мэллаби — это души умерших из рода Коффи, которые в смерти вольны выходить по ночам, чего не могли делать при жизни. Этот слух закрепился и стал официальной городской легендой, которую и по сей день рассказывают туристам. Тем, кто спрашивает.
Когда в лесу среди темных деревьев показался свет, Ванс поднялся со стула и включил фонарик.
— Уходи, — сказал он негромко, зная, что его услышат. — Иди обратно, откуда пришел. Я знаю, что с тобой сделала моя дочь. Но Эмили ты не получишь.
Ближе к вечеру в понедельник Джулия сходила на почту и теперь возвращалась домой с пачкой писем в руке, ошарашенная полученными новостями.
Свернув на Шелби-роуд, она еще раз пробежала глазами открытку от Нэнси.
Она до сих пор не могла поверить.
В Балтиморе Нэнси была ее лучшей подругой. Поскольку в Мэллаби Джулия жила в режиме жесткой экономии и не могла позволить себе домашний телефон, примерно раз в месяц Нэнси писала ей и сообщала новости об общих друзьях — шумной компании яппи, которые пьют дорогие коктейли и болтают без умолку ни о чем. Джулия подозревала, что в старших классах они все как один были самыми популярными ребятами в школе, и ей нравилась мысль о том, что они считают ее своей.
Новости в этой последней открытке были совершенно ошеломительными. Нэнси — Джулия даже не знала, что она с кем-то встречается, — сообщала, что внезапно вышла замуж. Также она написала, что их общий друг Девон переехал в Мэн, а другой общий друг Томас получил работу в Чикаго. Нэнси обещала рассказать подробности, когда вернется из Греции, где проводит медовый месяц.
Медовый месяц.
В Греции.
Джулия, конечно, не думала, что в ее отсутствие жизнь в Балтиморе застынет. Но не ждала, что все изменится настолько. Причем все сразу. Она думала, ей будет к чему возвращаться. Но теперь, когда она снова приедет в Балтимор, там не останется почти никого из друзей. А ведь это была часть ее плана. Это был ее стимул.
Она уговаривала себя, что все не так плохо. Главное — у нее есть мечта о «Синеглазке». О собственной кондитерской, ради которой она сейчас и убивалась. Ради которой добровольно приговорила себя к этому двухлетнему аду. Расставаться с друзьями — это всегда рискованно. Дружба с нуля слаба и ненадежна. Она это знала. Когда у людей нет общей истории, их почти ничего не связывает.
Ничего, это можно пережить.
Она теряла намного больше.
Джулия услышала влажный шлепок, подняла глаза и увидела Эмили на улице рядом с домом Ванса. У ног девушки стояло большой ведро, полное мыльной пены, а в руках была губка, которой та терла большую старую машину. Машина упорно отказывалась отмываться, несмотря на все усилия. А усилия были немалыми. Джулия хорошо знала это горячечное возбуждение, когда человек погружается в работу, лишь бы ни о чем не думать.
Джулия сунула открытку в один из рекламных каталогов в связке своей почты и подошла к Эмили. Они не виделись с субботы, и Джулия не знала, сумела ли Эмили разговорить Ванса и рассказал ли он ей что-нибудь.
— Хорошая машина, — сказала она, остановившись в двух шагах от Эмили.
Эмили подняла глаза. Ее светлые волосы, как обычно, торчали во все стороны. Часть девушка собрала в хвост, часть падала на лицо.
— Дедушка Ванс разрешил мне ездить на ней. Завтра утром ее заберут в мастерскую, но я решила, что сначала надо ее отмыть.
— Я и не знала, что она у него сохранилась. — Джулия подошла поближе к машине и заглянула в пыльное окно. — Это была машина его жены, да?
— Ага.
Джулия смотрела, как Эмили оттирает капот.
— Ты поговорила с дедушкой?
— Да. — Уже по одному этому слову Джулия все поняла. Эмили продолжала яростно тереть машину. — Я не знала, что будет так. Но мама знала. Теперь я понимаю, почему она сюда не возвращалась. И почему ничего не рассказывала мне. Потому что она не хотела, чтобы я сюда приезжала.
Джулия посмотрела на Эмили, потом на машину. Если бы у Джулии в возрасте Эмили была машина, она бы знала что делать. Черт, она даже сейчас постоянно об этом думает.
— Хочешь уехать?
Эмили удивленно взглянула на Джулию, словно поразившись тому, что та сразу все поняла, но лишь пожала плечами:
— Мне некуда ехать.
— Ну, если задержишься ненадолго, то в ближайшие выходные в Мэллаби будет фестиваль барбекю. Большой городской праздник. Я собираюсь пойти. Хочешь со мной?
— Джулия, вам вовсе не обязательно это делать, — уронила Эмили, глядя в сторону.
— Что делать?
— Стараться со мной подружиться. Моя мама была жестока с вами. Вам вовсе не обязательно быть такой дружелюбной со мной.
О черт.
— Ванс и об этом тебе рассказал?
— Он сказал, мама дразнила вас в школе. Что она делала?
Эмили наконец подняла голову и встретилась взглядом с Джулией. Джулия уже очень давно не видела таких чистых, искренних глаз.
Она покачала головой.
— Не волнуйся об этом. Тебя это никак не касается.
— Расскажите. Пожалуйста.
— Эмили, это не самые приятные воспоминания. Но если ты хочешь знать, в школе я была странной. Ходила во всем черном. Красила волосы в розовый цвет, а губы — черной помадой. А еще я носила кожаный ошейник с шипами. И вправду как будто собачий. Твоя мама брала в школу лакомства для собак и бросала в меня на переменах. Однажды она принесла мне порошок от блох. А если у нее ничего с собой не было, она просто лаяла на меня. — Джулия помедлила, словно сама поразилась тому, что было. Она уже давно не вспоминала об этом. — Если честно, я давала ей повод смеяться. Ты же видела мои школьные фотографии. Так что, наверное, я сама напрашивалась.
