— Посмотрите, пожалуйста, материалы, — терпеливо проговорил Лаврентьев. — Дело весьма запутанное.
Виктор неохотно развязал тесемки картонной папки с надписью «Дело №…» и заглянул внутрь.
Он читал страницу за страницей и все больше мрачнел.
— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Несколько смертей в детском доме. Одна, кхм… от естественных причин. Одно убийство. И самоубийство. Бывает. Мы-то тут при чем?
— А при том, что при проведении расследования пропал наш человек, который там работал под прикрытием. Как наблюдатель. И у нас есть все основания полагать, что дело непростое.
— Что в этом детдоме, как его… имени Дзержинского… мутантов каких-нибудь держат? Потенциальных колдунов, что ли? — спросил Виктор, но потом вспомнил, что подобный сюжет видел то ли в «Секретных материалах», то ли еще где-то…
— Нет, у детдома есть своя специфика, конечно. — Лаврентьев искоса глянул на «мангуста», задумчиво листавшего папку с делом о трех странных смертях и одном исчезновении. — Но не та, что вы подумали. Это детский дом для военных сирот.
— Ах вот как…
— Ну да, бывает в наше время, сами понимаете. Да и в Конторе, бывает, случаются… несчастные случаи.
— Да-да. И их, значит, туда, детей этих…
— Естественно. Условия там совсем неплохие, сами увидите. Не Версаль, конечно, но все-таки жить можно.
Виктор, который к детям по многим причинам относился недоверчиво, вдруг почувствовал приступ немотивированной ненависти к человеку, спокойно сидевшему за письменным столом.
Хотя ничего такого особенного тот не сказал.
Действительно, что еще делать с детьми, которые потеряли обоих родителей. Одеты, обуты, имеют крышу над головой — пусть радуются.
— В дальнейшем многих из этих детей ожидает военная служба, — продолжал фээсбэшник. — Военное училище, потом академия. Для них на самом деле это прекрасный шанс устроить свою дальнейшую жизнь.
— Дааа…
— Контора своих не бросает.
Эта многозначительная фраза, несомненно, была камнем в огород Виктора, который в свое время ушел из Конторы и занялся охранным бизнесом. «Вот, мол, своих-то мы не бросаем, а ты, товарищ капитан, давно не свой. Так что и отношение к тебе соответствующее».
«Ладно, проглотим», — решил Виктор.
— Ясно, первый парень, этот вот, Федор… вывалился из окна. Бывает, — задумчиво протянул он. — При большом скоплении свидетелей. Случайность.
— Да-да.
— Потом другой подросток кинулся с ножом на собственного воспитателя, причем совершил немотивированно жестокое убийство, нанеся тому более двенадцати колотых ножевых ранений… ну и ну! Бил с такой силой, что в итоге сломал лезвие о грудину. Замечательные подростки у вас там, товарищ Лаврентьев… нежные тринадцатилетние фиалки.
— Какие есть.
— За что же он так несчастного воспитателя?
— Если бы я знал, то не тратил бы ваше и свое время, Виктор Николаевич. Почитайте досье.
— Так, затем вышеозначенный убийца, сидевший в карцере — там карцер есть? — в ожидании наряда милиции, покончил с собой, связав шнурки и смастерив из них петлю. Мда, ситуация кристально ясная.
Виктор осторожно закрыл папку и вопросительно посмотрел на полковника, ожидая приказаний.
— Первой версией следствия было массовое употребление наркотиков, естественно, — пояснил Лаврентьев. — Многие дети вели себя нервно, чересчур возбужденно. Некоторые жаловались на кошмарные сны. Однако экспертиза показала, что в крови ни Федора Несытина, ни другого мальчика, Анатолия, никаких психотропных веществ не оказалось. Внезапное помешательство, и один вывалился из окна, а другой кинулся с ножом на взрослого человека. Неожиданно, яростно и, как вы видите, довольно эффективно. Убийственно просто.
— То есть наркотики ни при чем? Да и на что несчастным детям их покупать? На какие деньги?
— Там лес рядом, — туманно пояснил фээсбэшник.
— И?
— Мало ли что там растет…
— Мухоморы они там, что ли, трескают?
— Может, и мухоморы. Коротко говоря, мы забрали дело из прокуратуры. Теперь им занимается Контора. Потому что наш человек, который находился там под хорошим прикрытием и приглядывал за подающими надежды детьми, несколько дней назад не вышел на связь. Его мобильный не отвечает.
Виктор тихо выругался. Слишком много для одного расследования, черт побери.
— Несомненно, ваша основная задача — выяснить, что именно произошло с нашим сотрудником, и по возможности отыскать его. Получите нужные документы, работать будете под прикрытием. Следователь, проводящий дополнительное расследование, что может быть лучше.
— Ясно. Ваша версия происходящего?
— Наши аналитики предполагают, что на территории детского дома действует невыявленный мощный маг, который неожиданно начал приносить человеческие жертвы.
Виктор выругался уже громче. Магов он особенно «любил» после пары лет постоянных с ними столкновений. «Хороший маг — мертвый маг», — любили говаривать его подчиненные, и Кононову иногда казалось, что в этом есть определенная доля истины.
— И поэтому мы?
— Поэтому вы. У вас есть опыт боевых столкновений с подобными субъектами и необходимая квалификация, чтобы провести расследование.
Даже подобный комплимент не вывел Кононова из состояния глубокого ступора. «Мангуст» мрачно закусил губу, воображая себе все прелести расследования в месте, полном полувменяемыми подростками, которые, кстати сказать, имеют обыкновение набрасываться ни с того ни с сего. Да еще и ломать нож о твою грудину.
Потом он глубоко вздохнул и взял себя в руки.
— Все понял, начнем работу завтра же.
— Вот и славно, а то подобный всплеск активности со стороны предполагаемого мага заставляет наших аналитиков предполагать, что готовится что-то действительно крупное. Не подведите нас, Виктор Николаевич, — предупредил Лаврентьев.
Кононов пробурчал в ответ нечто невразумительное.
— Только, Виктор, дружеский, так сказать, приказ. — Лаврентьев проникновенно заглянул ему в глаза.
— Слушаю.
— «Бэху» свою оставьте в Москве. Поезжайте общественным транспортом, а то никакая легенда не выдержит.
«Всю жизнь мечтал потрястись в рейсовом автобусе, — с ненавистью подумал „мангуст“, покидая прохладную полутьму кабинета. — Господи, сделай так, чтобы в этом детдоме росли особенно забористые мухоморы и все дело было бы в них. Чтобы этот мощный маг оказался полной туфтой и выдумкой аналитического отдела…»
За окном становилось все сумрачней и сумрачней. Низкие облака, весь день сулившие дождь, наконец-то разродились моросью. Пыльное, мутное стекло испещрили длинные черточки капель. Дождь, судя по всему, расходился, и через заплаканное окошко стало почти ничего не видно. Впрочем, Виктор не боялся пропустить свою остановку — она была конечной.
