— Думаю, это замечательно! — Произносит Гор, с удовольствием продолжая есть. — Держи семью в тонусе!
Я бросаю на него взгляд, зная точно, что он получит от своей матери, рожающей ещё больше детей. Что они все получат. Я не буду притворяться.
— Что, батареи на исходе? Пришло время появиться новому маленькому идолопоклоннику, который будет более послушным?
От маминого взгляда я замолкаю, борясь со знакомым приступом боли. Она качает головой, и боль немного стихает.
— Не драматизируй, Айседора. Ты сможешь помогать мне с ребёнком! Это будет хорошая практика перед тем, как через несколько лет у тебя появится свой собственный!
О, это мой конец! Всё что угодно, только не это. Есть достаточно статуй, изображающих её кормящей миниатюрных фараонов, куда бы я ни пришла. Я уже давно поклялась, что никогда у меня не будет собственных детей. Никаких визжащих малюток, сосущих моих девочек. Большое-пребольшое спасибо. Я быстро вытираю слёзы. Идиотский лук.
— Ты будешь отличной помощницей для мамы, — говорит Гор, сверкая на меня своими озорными соколиными глазами и холодной улыбкой.
— Ух ты, спасибо, Горшок. — Он не может услышать, какое я добавляю окончание, но от осознания этого я чувствую себя лучше.
— Когда ожидается пополнение? — Спрашивает он нашу маму, и она озаряет его улыбкой в ответ. Она практически сияет, подтверждая то, что находится в режиме абсолютного триумфа материнства.
— Через два месяца.
Я задыхаюсь.
— Через два месяца? Разве детям не требуется больше времени, например, в четыре раза больше? — Я откидываюсь назад и смотрю на её живот. И сейчас, когда я пялюсь туда, там определённо есть выпуклость. И в последнее время она одевается в свои самые лёгкие церемониальные одежды. Я даже не задумывалась над этим.
— Я дожидалась нужного момента, чтобы сказать тебе. Я не хотела тебя расстраивать.
— Превосходно сработано в этот раз.
— Айседора…
Я выставляю вперёд руки, защищаясь.
— Прекрасно! Класс! Через два месяца.
— Ещё кое-что, — говорит Исида и её голос становится холодным и строгим.
Я издаю стон.
— Если скажешь, что это близнецы, я воткну себе вилку в глаз.
— Я хочу спросить, может кто-то видел сны в последнее время?
Все боги качают головами, а потом поворачиваются ко мне.
— Кучу снов. — Говорю я. — Каждую ночь, вообще-то. Это что-то! — Исида прищуривается, и я выставляю руки. — Прости! Тебе придётся уточнить вопрос.
На её лице появляется беспокойство.
— Тёмные сны. Сны об опасности.
Я пожимаю плечами.
— Неа. Ничего, кроме солнца и весёлых игр в Ниле со стадом фиолетовых бегемотов.
— Фиолетовых, хм.
Её лицо становится сильно задумчивым. Никогда недооценивайте древнеегипетский задвиг о способности с помощью снов предсказывать будущее. Насколько я могу судить, то, что сон — это сон, является всего лишь сном.
Осирис пользуется тем, что мама отвлекается, чтобы встать и переместиться в подземную часть дома, так как все остальные продолжают обсуждать новость о ребёнке.
Меня захлестывает волна мрачной грусти, какого-то отчаянного, перехватывающего дыхание ужаса. То, что в наш дом скоро ворвётся новая жизнь, заставляет меня смотреть в лицо своей собственной временности — того, что я пыталась избежать любой ценой. Я заменяема. Совершенно и абсолютно.
Когда выпал мой первый молочный зуб, а это было во время обеда в руинах храма, мама держала его в своей неразлинеенной[1] ладони и улыбалась; её глаза блестели от слёз, и я решила, что в чём-то провинилась.
— Он такой маленький, — сказала она, аккуратно укладывая его в свою сумку. — Когда он появился самым первым, то казался таким большим, сидя в одиночестве в твоей малюсенькой розовой десне. И он был очень-очень острым.
Она дотянулась, чтобы ловко заплести мои длинные волосы в косу, благодаря чему ветер уже не мог задуть их в моё лицо.
Язык метнулся вокруг свежей лунки, и я ощутила лёгкий привкус крови. Я была в восторге от нового ландшафта в своём рту и гордилась тем, что рассталась с молочным зубом.
— Поскорее доедай, сердечко. Нам нужно кое-кому сегодня помочь.
— Почему? — спросила я, хоть и знала ответ. Мы повторяли, чтобы немного позабавиться.
— Потому что это моя работа, а ты мой особый помощник. Нас определяет то, что мы делаем для других, так что… — Она постучала пальцем по моему носу, и, выжидая, приподняла бровь.
— Так что у нас должны быть счастливые, помогающие руки и тогда у нас будут счастливые, помогающие сердца!
Она лучезарно улыбнулась мне, и солнце стало светить ещё ярче вокруг нас в ответ, согревая меня изнутри.
— Ты моя прелестница! Если ты всегда будешь позволять себе любить других, то получишь в ответ больше, чем дашь сама. Именно поэтому я самая счастливая мать из ныне живущих.
— Потому что ты любишь меня. — Я встала и потёрла руками свои голые узловатые колени.
— Потому что я люблю тебя. — Она поцеловала меня в лоб и направилась к грунтовой дороге, которая вела в город Абидос. — У женщины очень болен ребёнок. Мы поможем им обоим. И когда мы вернёмся домой, ты сможешь помочь мне с одной магией, прежде чем пойдёшь повидаться с отцом.
Она пошла быстро, поэтому я побежала, чтобы догнать её. Но моим коротким ножкам было сложно угнаться за ней, и она всё сильнее отдалялась.
А потом я вспоминаю, что мои ноги уже не короткие, а длинные предлинные и мне не шесть лет, и что всё это уже было, но я всё равно не могу бежать. Мои мышцы не слушаются, и перед моими глазами от горизонта ползёт чёрная тьма, которая клубится и поглощает всё на своём пути, приближаясь к моей маме, красивой и не обращающей внимания на опасность. Она вот-вот поглотит её, а я не могу позволить этому случиться.
Тьма будто насмехается надо мной, подступая всё ближе, делая меня соучастником в своей работе, моё бездействие позволяет ей всё разрушить. Я пособник и она знает, что может рассчитывать на меня, ведь я просто смотрю на то, как погибает моя мать.
Я не могу двигаться.
Сколько было богов в Древнем Египте, столько же было версий мифов о них. Чаша терпения Амона-Ра — короля богов, переполнилась от человеческой наглости. Доведённый до ярости, он воззвал к своему Оку, чтобы уничтожить всё человечество. Кем было это Око, способное извести целую расу? Никем иным, как Хаткор, которая в то же время была Сехмет, жестокой и кровожадной богиней разрушения. Она убивала всё, что попадало в её поле зрения, пока Амон-Ра не пожалел о своём гневе. Но Хаткор в лице Сехмет невозможно было остановить. Тогда Амон-Ра собрал всё пиво на земле, окрасил его в красный цвет и оставил там, где, как он знал, она могла его найти. Фокус был в том, чтобы она решила, будто насытилась кровью всего живущего и впала в мирный пьяный угар. Это было больше похоже на Хаткор, которую я знала. Однако история была не их тех, на которых я воспитывалась. Моя мать учила меня на важных примерах. То есть на тех, в которых главной героиней была она сама.
