Невзирая на размеры участка, сам дом едва дотягивал до звания особняка. Его внешнее убранство было простым, но по-своему аристократичным. Мозаичную штукатурку ржавого оттенка дополняли наличники и карнизы хвойного цвета, а крыша была лишь на несколько тонов темнее стен. Прямо перед домом раскинулся почти симметричный сад с живыми изгородями, парой мраморных скамеек и дюжиной цветочных клумб. Слева, сразу за гаражом, виднелся мрачный ивняк, занимавший почти весь задний двор. Из правого торца, на втором этаже, выступал эркер, в котором располагалась вторая половина хозяйского кабинета, прямо под ним пристройкой вытянулась нескромных размеров оранжерея, а рядом с ней ютилась парочка хозяйственных построек. Позади всего этого, окружённая яблонями, возвышалась астрономическая башня. Райан явно не продолжил отцовского увлечения звёздами, ведь стены башенки заросли мхом и плющом, а крыша и вовсе провалилась.
Несмотря на ухоженность участка, однообразная цветовая гамма и пасмурная погода создавали некое впечатление заброшенности. Дом будто спал.
Руперт и не заметил, как Герман поставил машину в гараж и поднялся на крыльцо. Дворецкий чопорно выпрямился и отворил своему господину дверь. Новый хозяин дома на мгновение задержал взгляд на треснувшей брусчатке и поспешил войти.
В прихожей, сразу же переходящей в малую гостиную, царил мрак. В слабом оконном свете Руп ещё видел ближайшие стены и мебель, а вот проход в большую гостиную, лестница на второй этаж и высокий потолок двусветного зала терялись в темноте.
— Я сейчас, господин, — произнёс Герман, зажигая керосиновую лампу, а затем и свечи. — Как я и говорил, господин Райан, недавно велел отключить электричество. Вернее, демонтировать всю проводку.
— Так не пойдёт, завтра же съездим в город и наймём электриков. Мне понадобится хорошее освещение.
Со стороны лестницы раздалось протяжное «мяу». На свет свечей, гордо ступая, вышла чёрная пушистая кошка, она уселась на ковре, смотря на Руперта такими же зелёными глазами, как у него самого.
— Это Фелиция, — пояснил Герман. — Господин Райан взял её несколько лет назад.
— Райан завёл кошку? — удивился Руп. — Мы об одном человеке сейчас говорим?
Новый хозяин дома снял с себя пальто и подошёл к Фелиции, но не успел он протянуть руку, как кошка развернулась и, гордо подняв хвост, направилась в сторону библиотеки.
— Вы, наверное, голодны? — спросил Герман. — Могу разогреть пасту с отбивной.
— Да, поесть было бы неплохо. А где вся прислуга?
— Микаэль слёг после инсульта, Розитта из-за суставов уволилась, а Далинна вышла на пенсию, — направившись на кухню, ответил дворецкий. — Всю молодёжь господин Райан сам разогнал незадолго до истории с освещением.
— У Микаэля был инсульт? — Руп присел у камина и достал спички. — Не рановато ли?
— Как же, господин Руперт? — донеслось с кухни. — Он ведь даже старше меня, ему почти девяносто.
— Странно, он ведь даже не седой был, когда отец умер, — в очках Рупа блеснуло разгорающееся пламя.
— Микаэль любит это место и вашу семью, — вернувшись с подносом, продолжал Герман. — Он бы и дальше здесь работал, но в последние годы этот ворчун уже и так с трудом справлялся, а теперь… теперь он даже гузно себе подтереть не может, не говоря уже о том, чтобы за особняком присматривать.
— И как вы справляетесь в одиночку?
— С трудом, господин, с трудом. Ваш брат не ставил мне сроков и сам много помогал по саду, но годы у меня всё-таки уже не те.
— Раньше всегда было больше прислуги, чем того требовалось, а теперь… — Руперт сел на диванчик. — Мы подыщем вам помощников. Не знаю, чем думал братец, но это никуда не годится.
«Вообще, старика бы на пенсию отправить, но он мне ещё нужен, чтобы во всём тут разобраться».
— Удастся ли? К сожалению, господин Райан оставил дела не в лучшем состоянии. Завод стоит без дела, работники по большей части сами уволились, а тех, кто остался, уволил ваш брат.
— Завтра начну разбирать документы и обзванивать бывших партнёров, — приступив к еде, сказал Руперт. — Только с моего дохода будет проблематично содержать особняк.
Ужин удался на славу. Бабушка Рупа была очень требовательной к качеству блюд, поэтому все работники, кто имел дело с продуктами, обучались ею лично. Герман не был исключением. Паста вышла образцом aldente, а свиную отбивную он запёк в соево-чесночном маринаде и украсил листьями салата с кусочками томатов.
После еды дворецкий предложил присесть перед камином и откупорить бутылочку вина в честь возвращения Рупа. На удивление, погреб оказался почти пустым. До того как изгнать брата Райан вообще не прикасался к спиртному, но, похоже, что-то изменило его предпочтения. Возможно, что-то вроде чувства вины.
— Расскажите, где вы были все эти годы? — под треск дров, спросил Герман. — Господин Райан сказал, что не мог отыскать ваш адрес из-за того, что вы переезжали.
— Сказать по правде, я много где успел пожить, — Руп глотнул белого сухого. — Первую неделю… или, может, две, я жил здесь, в Альгриде. У одноклассника, Чарли Уивера. Потом он поругался с родителями, и мы вдвоём рванули в Ваюту.
Руперт с улыбкой вспомнил те дни. Поначалу это бунтарство даже показалось парням весёлым, но на поверку жизнь в столице оказалась крайне тяжёлой. Привыкший к прислуге и горячим обедам, Руп оказался в ужасе, узнав, как живут простые горожане. Сам он несколько месяцев работал в портовом складу, где и ночевал на мешках с перловкой.
— Чарли вскоре поехал обратно домой. Я проводил его на поезд, а потом пошёл обратно по мостовой, там я увидел человека, рисовавшего на заказ. Он стоял перед мольбертом в свете заката, а напротив него красивая женщина на фоне городского канала, — взгляд Руперта словно затерялся в пламени камина. — Я был в грязной рабочей одежде, и художник прогнал меня, но этот образ так и не вышел у меня из головы.
Руперт стащил карандаш у начальника склада, нашёл в переулке старый потрёпанный учебник по географии и прям на его страницах начал рисовать. Работал он допоздна, а электричество на ночь отключали, поэтому практиковаться приходилось ранним утром. Он выходил со своим учебником на пирс, перед началом рабочего дня и делал свои наброски. Благо, мама успела многому научить его, за несколько лет до смерти, поэтому зарисовки младшего Свивера не были из рук вон плохи.
— Вскоре и я стоял на мостовой, только у меня был не мольберт, а кусок фанеры с деревянного ящика, а бумагу я таскал из кабинета начальника, — Руп сел вполоборота к внимательно слушавшему дворецкому. — Видите ли, карандашные рисунки тогда уже всем наскучили, поэтому ко мне толком никто не подходил, всем нравились масляные картины. Ни на нормальную бумагу, ни на инструменты и тем более краски у меня денег не было, и я начал думать, чем же таким завлечь людей.
Как-то раз через наш порт проходил груз медицинского гипса, и мне удалось раздобыть себе полкилограмма. Я решил наносить его крупными мазками, чтобы на рельефной поверхности играл свет и таким образом создавался объём без применения других цветов.
К Руперту тогда подошёл мужчина лет пятидесяти. Он выглядел очень старомодно, на его голове сидел котелок, усы он стриг в форме подковы, носил сюртук и ходил с тростью, не имея при этом проблем с ногами. Попросив простой карандашный рисунок на фоне моста, джентльмен протянул Рупу четыре юты, — а обычно ему платили всего одну, — гордо выпрямился, убрал левую руку в карман, правой упёр трость в мостовую и уставился на водную гладь. Руперт потянулся было за карандашом, но тут же понял, что потерял его. Юноша замялся и уже хотел было вернуть деньги, но что-то в облике старомодного джентльмена остановило младшего Свивера. Была в нём какая-то харизма, нечто такое, что завораживает умы художников и требует передать это на холсте. Руп быстро развёл немного гипса в консервной банке и принялся наносить его складным ножом прямо на лист фанеры.
Вскоре на плоской деревяшке появился человек с тростью, на заднем фоне возник мост, а за ним утыканный домами дальний берег канала. Когда гипс уже заканчивался, Руперт аккуратно добавил деталей. Получилось неидеально — местами материал лёг плохо и даже сползал, а когда Руп пытался его поправлять, появлялись комки, одна опора моста растянулась, а среди домов образовались просветы. Раствор явно был слишком жидким.
