– Теперь это второй вопрос. А первый – кто и зачем убрал все книжки?
– Может, они на стенде в историческом зале? – неуверенно предположил Гаврил.
– Пойдем, проверим.
Вернув на место книгу о мистических местах нижегородчины, они прошли в исторический зал. Стараясь не смотреть на картину с Вражьей горой, Василиса подошла к полкам, где стояли труды по истории Нижегородского края и конкретно по Черноречью.
– Смотри, как подобрано, – мрачно улыбнулась Василиса, листая очередной томик. – Нигде ничего про гору нет.
– Действительно, – пробормотал Гаврил, просмотрев содержание очередной книжки и вернув её на место. – И что теперь?
Василиса на пару секунд задумалась, потом, щёлкнув пальцами, ухватилась за мелькнувшую мысль.
– А пойдём на кладбище?
– Что? – со смехом переспросил Гаврил. – Серьёзно? Прямо сейчас?
– Да, а что? Ещё светло. Мы не надолго.
– Это ещё зачем? – уже серьёзнее проговорил парень.
– Ещё кое-что проверим. С другой стороны… – Василиса снова встала прямо перед Гаврилом, как тогда, у креста. – Может, ты сам мне всё расскажешь?
– Что тебе рассказать? – тоном терпеливого воспитателя детского сада спросил Гаврил.
– Что у вас здесь происходит?
– Здесь чего только не происходит. Ещё вопросы есть?
– Есть, – с готовностью кивнула Василиса. – На кладбище есть новые могилы?
– Новые могилы? На кладбище? Уверен, что нет. – Гаврил серьёзно помотал головой, потом улыбнулся. От этой его улыбки и прищура с густыми ресничками живот сводило.
– Вот и проверим. – Василиса громко хмыкнула, чтобы расслабить пресс, и пошла выключать компьютер.
– А у тебя рабочий день разве уже кончился?
– Рабочий день? Мне кажется, что, кроме меня и твоей мамы, здесь вообще никого никогда не бывает.
Поначалу Василиса очень ответственно подходила к работе, и раньше семи вечера домой не уходила. А ещё регулярно подметала, протирала пыль, перед уходом перепроверяла все залы музея. Но после памятного разговора с библиотекаршей всё желание проявлять хоть какое-то усердие испарилось. Стало всё равно. Тем более, что этот культурно-развлекательный центр, и правда, никто никогда не посещал.
Выключив компьютер и свет, Василиса закрыла библиотеку, ключ оставила на пустой стойке администратора, и вдвоём с Гаврилом они вышли на улицу.
– Интересно, дождь будет когда-нибудь? – запрокинув голову и подставив лицо пыльному осеннему солнцу, проговорил Гаврил.
– Ага, в четверг.
– Смотри, ты обещала.
Дальше они топали в молчании, пока не показались облупившиеся стены церкви.
– А церковь здесь давно? – спросила Василиса, чтобы хоть чем-то разбавить тишину.
– Давно, – кивнул Гаврил. – Конкретно эта – века с восемнадцатого, а до этого деревянные были. Горели время от времени.
– А как раньше село называлось? Ну, до Покрышкино? – снова задала вопрос Василиса, когда пауза опять затянулась.
– Покров называлось. Церковь – Покровская.
– В честь села?
– Не знаю, – пожал плечами Гаврил. – Может, да. А может, наоборот – село в честь церкви.
– А такое бывает?
– Не знаю, – повторил Гаврил. – Слушай, а может – ну его? Не пойдём никуда?
– Да ладно тебе. Ты же сам говорил, что здесь близко.
– Близко-то близко. Но всё равно как-то не очень охота по кладбищу расхаживать.
Церковь с берёзой, растущей прямо из крыши, осталась позади, как и старенький домик священника с его домовым храмиком. Дальше укатанная грунтовая двухколейка шла среди луговых пригорков. Кое-где попадались облетевшие деревца и кустики. Спустя минут двадцать впереди стали прорисовываться крохотные точки, будто что-то рассыпанное за холмами.
– Вон тебе кладбище, – Гаврил подбородком указал на погост. – Может, дальше не пойдём?
– Да чего ты так боишься-то? Ходячих мертвецов? – Василиса было хохотнула, но, вспомнив бледную Дашу в ночной сорочке, поперхнулась. В горле забулькало, ком никак не хотел откашливаться, пока Гаврил не ударил по спине так сильно, что сгусток слизи вылетел на метр и плюхнулся на пыль. – Спасибо, – кое-как выдавила Василиса.
– Не за что. Обращайся.
Чем ближе становилось кладбище, тем чётче вырисовывались надгробия. В основном, это были металлические пирамидки со звёздочками на верхушках. Василиса почти побежала, Гаврил, не показывая особенного энтузиазма, отстал и плёлся где-то за спиной.
Добежав до первой ограды, Василиса перешагнула через погнутый проржавевший заборчик и присела у памятника. Овальная фотография полностью выцвела, имя и дата стёрлись.
– Ну вот, – разочарованно протянула Василиса, перешагнула через заросший холмик, потом через остатки забора и подошла к другой могиле.
Там среди посохших зарослей торчал наклонившийся прямоугольный памятник, когда-то синий, теперь – ржавый. Таблички не было вообще, только четыре круглые дырочки в местах, где она когда-то крепилась. А вот со следующим захоронением повезло – дату выбили чеканкой на металлической дощечке.
– Шестьдесят второй, – разобрала Василиса. – Ты говоришь, село старое. А где предыдущие?
– Если советские, то здесь, – Гаврил повёл рукой вокруг. – Если дореволюционные, то их тут вообще нет.
– Как это? – повернулась к нему Василиса.
– Их ещё до войны закатали. Слушай, может, пойдём отсюда? – заныл Гаврил.
– Погоди. А новые где?
– С той стороны. Это всё кладбище пройти надо.
– А, ну тогда пошли. – Василиса бодро потопала вперёд, лавируя между заросшими оградами и поваленными заборчиками.
Кое-как они продрались через колючий кустарник, кажется, ежевичный, заполонивший сразу с десяток могил, так что верхушки памятников полностью скрылись в зарослях.
– Что, тут совсем никто не бывает, – процедила Василиса, отцепляя колючие ветви от рукава. – Чего родственники-то не следят?
– После Перестройки много людей уехало. – Гаврил ступал след в след за Василисой, так что у него особых трудностей в преодолении зарослей не возникало.
Постепенно растения стали редеть, потом исчезли полностью. Зато появились гранитные и мраморные памятники с портретами и вполне читаемыми надписями. Но всё равно, кругом росла трава, все плиты покрылись толстым слоем пыли и грязи, некоторые начинали заваливаться.
– Девяносто девятый год, – прочитала Василиса на одном из памятников. – А всё равно как-то странно. Почему и эти такие неухоженные?
– Кто его знает, – пробормотал Гаврил, вынимая из рукава пиджака мелкие сухие колючки.
– Смотри-ка. – Василиса теперь осторожно пятилась, рассматривая новые памятники. – Фотографий нет.
Действительно, на плитах и пирамидках после двухтысячного года значились лишь имена и даты. Ни одного портрета.
– Это, наверное, для экономии. Тогда Совхоз только начал восстанавливаться после девяностых.
– Логично, – согласилась Василиса и пошла дальше.
Но и на более новых памятниках не было ни одного портрета.
– Знаешь, что ещё странно? Могил стало меньше.
– Так и людей стало меньше. – Гаврил тяжело вздохнул, помахал у мокрого от пота лица бортами пиджака, потом всё-таки его снял. – Фу, духота.
– Действительно. – Василиса тоже стянула лёгкую курточку, прилипшую к телу, и, ухватив блузку за воротник, потрясла ею, чтобы хоть чуть-чуть проветрить влажную кожу.
– Так что, мы ещё не возвращаемся?
– Да теперь уже совсем немножко осталось.
Край кладбища уже просматривался невдалеке, где памятники совсем поредели, а дальше раскинулись сизые луга.
– А твои родственники где? – спросила Василиса, сдувая с лица выбившуюся прядь волос.
– В Растяпинске.
– А почему не здесь?
– Так исторически сложилось, – почему-то огрызнулся Гаврил. Потом, уже спокойнее, сказал: – Мы оттуда родом.
– А ещё там ставят кресты, да? – медленно произнесла Василиса, осматриваясь. И правда, в зоне видимости не было ни одного креста – только прямоугольные плиты.
Гаврил на её реплику никак не отреагировал, и Василиса пошла дальше. Совсем новые памятники, без фотографий. И все в пыли.
