— Как это заочно? Ты с ним обо мне разговаривала?
— Ну, да. Он спрашивал с кем я встречаюсь. Я и сказала. Он видел тебя раньше, поэтому уже знал кого ждать! — объяснила я.
— Ну, и мои тебя видели! Что ты так испугалась? Или один вампир не страшно, а вот сразу пять уже не очень? — с явным сомнением спросил он.
— Я не про это. Из предыдущих разговоров я поняла, что они не одобряют твой выбор!
— Все будет нормально! Они сами это предложили!
— Шутишь?
— Почему? Я вполне серьезно!
— Когда?
— Выбирай!
— Воскресенье.
— Почему не сегодня вечером?
— Потому что я тебе не все вчера рассказала. И предполагаю, что надо рассказать до конца! Или ты не хочешь? История малоприятная. Сразу предупреждаю!
— Конечно, хочу. Я хочу знать о тебе все. Но Вира, что же еще могло с тобой случиться?
— Это ты узнаешь вечером. Если придешь!
— Хорошо! — сказал он и встал, — Нам пора!
Больше мы почти не разговаривали. Оба были в ожидании продолжения рассказа. Правда, теперь он чаще ко мне прикасался. На стоянку мы шли, взявшись за руки, и слова нам были не нужны. Теперь я знаю, что такое любовь и счастье!
— Чего это он такой нервный? Прямо сбежал! — спросил меня отец за ужином.
Не говорить же ему правду, хотя это его не удивит, как и меня в свое время.
— Во–первых, он был не готов к знакомству, во–вторых, мы с тобой заговорились за завтраком. Мы с Габриелем действительно опаздывали, а ОН у меня пунктуальный! — а вот это уже было правдой. Пунктуальности ему не занимать.
Больше вопросов отец не задавал. Наверное, я слишком резко ответила. Переживет!
Габриель был в моей комнате как часы. Я потупилась. От его зоркого взгляда это не укрылось.
— Если тебе тяжело можешь не рассказывать, по крайней мере, сейчас. Я подожду, когда ты будешь готова! — жалея меня, проговорил он.
— Нет. Я решила рассказать все сегодня, — настаивала я.
Ненавижу, когда меня жалеют. И все равно не все я ему расскажу.
— Только давай так. Ты сначала задаешь мне вопросы, а потом я продолжаю. Наверняка, у тебя возникли вопросы?
— Ты так и не сказала мне, когда у тебя день рождения.
— 13 ноября было восемнадцать! А что?
— Ничего. Просто хочу точно представить, когда это было. Ведь твоя история началась в твое одиннадцатилетие?
— Да.
— Стоп! — закричал Габриель, — 13 ноября этого года ты спасла мальчика!
— Да.
— Но ты в тот день выглядела как–то странно. Вся в черном, будто в трауре, и никто не поздравил тебя. И ты никому ничего не сказала. Почему?
— А ты еще не догадался? Этот день испортил мне всю жизнь! Я больше никогда его не отмечала, а скорее устраивала траур. В свой день рождения я обычно поминаю подругу. Поэтому так и выгляжу. А спасла мальчика чисто случайно!
— Но ты странно на это отреагировала. Ты расплакалась, швырнула ребенка матери и уехала.
— А вот это я объясню после продолжения!
— Слушаю!
— После того дня рождения я долго лежала в больнице. Меня откармливали как на убой и конечно, когда я стала набирать вес, все только обрадовались. В итоге я основательно округлилась, но никого этот факт не смущал, пока я не начала жаловаться на шевеления в животе. Мне долго не верили и ссылались на нестабильную психику после произошедшего.
Через пару недель моих регулярных жалоб, меня все же осмотрели и поставили диагноз: 26 недель беременности. Никто не знал как такое вышло. Как смогла забеременеть девочка одиннадцати лет? Обычно если беременная женщина переживает клиническую смерть и, тем более, две недели коммы, плод никогда не сохранялся. Конечно, потом объяснили, что оплодотворение могло произойти позже — в течение трех дней. Но это никаким образом не объясняло, почему он выжил, когда я находилась в комме. Мама тогда сказала, что это чудо!
Конечно, от такой новости была паника. Причем еще не известно у кого больше, у мамы или врачей. Пропустить такое у себя под носом! Врачи не знали, что со мной делать. Одиннадцатилетняя роженица — это нонсенс! Но делать уже что–либо с беременностью было поздно! Большой срок. Ребенок должен был родиться.
Мне провели комплексное обследование, но отменять препараты не стали. По всем правилам генетики ребенок должен был родиться либо мертвым, либо уродом как физически, так и психически. Его никто и не собирался спасать. Репутацию портить не хотели. Это все не вышло за стены больницы!
Мне ничего не говорили. Но я уговорила маму рассказать. Пойми, я была маленькая и ничего о рождении детей не знала. Я тогда думала, что сильно заболела и умираю. Сказав это маме, она расплакалась и объяснила все как смогла. Я тут же возненавидела своего еще нарожденного ребенка.
Мама попросила персонал тщательно за мной следить, чтоб я с собой ничего не сделала. Ей пришлось влезть в огромнейшие долги, чтоб договориться с врачами по этому поводу. Но надо отдать должное, за мной действительно следили. И несколько раз предотвратили мои попытки.
Через месяц родился недоношенный мальчик. Во время родов я пережила еще одну клиническую смерть, но в комму больше не впадала и восстанавливалась на всеобщее удивление очень быстро.
Мальчика даже никто не спасал, так как посчитали, что он никому не нужен. Его даже под кислород не положили. Но ребенок вопреки всему выжил, и мама, как только он немного окреп, забрала его домой. Она и бабушка единственные, кто считал его чудом, посланником господа.
Я не могла его ни видеть, ни слышать о нем ничего не хотела.
Спустя два месяца и меня выписали домой. Вот тут начался кошмар: я не могла находиться рядом с этим ребенком, я билась в истериках. Дома я забилась в угол и никуда не выходила. Конечно, мама обратилась за помощью к специалистам.
Когда врачи сказали, что я здорова и вполне адекватна, я вернулась домой. Через несколько дней, когда мама оставила меня с ним в комнате одну всего на несколько минут, я попыталась его выбросить в окно. Не знаю уж, что со мной тогда было, но я держала мальчика на вытянутых руках над пропастью и плакала. Малыш совершенно меня не боялся, не плакал, а наоборот улыбался во весь рот. Я так и не смогла сделать задуманное. В этот момент в комнату влетела мама, и, выхватив ребенка, понесла его в другую комнату.
У меня внутри все перевернулось и мне показалось, что моей маме дороже этот «выродок». Именно таковым я его тогда считала. Я разрыдалась еще сильнее и выпрыгнула в открытое мной окно. Мы жили на пятом этаже. Под окнами росли тополя и кустарники.
