– Вот поэтому я и создал это место, – продолжал собеседник. – «Кабачок Эссекса» – все равно что пристанище для измученного несправедливостью сердца. Здесь каждый оборотень может высказать все, что захочет, и королевские живодеры не дотянутся до него. Здесь убежище, Кайл... Я создал убежище для перевертышей.
Даже сейчас Кайлу хотелось скривиться от пафоса и приторной лживости этих слов. Ведь Эссекс создал отнюдь не убежище, а рассадник беспрецедентного мятежа. Именно там, в «Кабачке Эссекса» отбирались самые рьяные ненавистники королевы и вербовались в ряды «армии Эссекса». И целью их было только одно: убить королеву, утвердив на престоле лояльного к перевертышам претендента.
По крайней мере, так говорил ему Эссекс.
– Ты ведь знаешь, должно быть, у Генриха был еще сын, – нашептывал ему он с видом коварного искусителя, – сын, которого почитают все мертвым. Но наследник-то жив...
– Сын? – Он тогда искренне удивился. – Но Эдуард мертв и похоронен в Вестминстерском аббатстве. Об этом все знают.
– Но не все знают, что сын Екатерины Говард все еще жив...
– Пятой жены короля Генриха? Н-но... мальчик был мертворожденным, насколько я знаю.
– Ложь. – Эссекс склонился к нему совсем близко. – Просто он был не таким, как другие... Понимаешь, о чем я? – Быстрый взгляд в зал.
И Кайл догадался:
– Хотите сказать... что... сын Генриха оказался...
– Да, перевертышем с золотыми глазами, – не утерпел Эссекс. – И его, сам понимаешь, не могли представить наследником, а умертвить не решились: как-никак в его жилах текла королевская кровь. А потому мальчика спрятали под чужим именем и растили все эти годы... Я же намерен, отыскав его, посадить на престол вместо Елизаветы! И сделать этих бедняг снова свободными.
Лживый ублюдок! Мнимый борец с несправедливостью. Сам Кайл уже никогда на его речи не купится, и Соланж не позволит задурить голову.
– Соланж – не убийца. И не станет участвовать в ваших грязных интригах! – произнес он решительно, вмешиваясь в диалог Эссекса с девушкой.
Тот мгновенно парировал:
– Я отнюдь не считаю эту прелестную юную леди убийцей, мой мальчик, но возможно, как знать, она посчитает своим святым долгом помочь не только себе, но и тысячам отщепенцев-собратьев, страдающих от самодурств королевы Елизаветы. И такое решение принимать только ей. Кто ты такой, чтобы указывать девушке?
Он действительно был никем, и прекрасно осознавал это, но... как Эссекс верно подметил, страшился, что Соль поддастся его цветастым речам и решит по своей доброй воле пополнить ряды сторонников назревавшего мятежа.
– Так вы в самом деле планируете убить королеву? – спросила Соланж. – Я слышала кое-что в «Кабачке Эссекса», но сочла эти речи безумными.
– Так ты была в «Кабачке»? – Приятно обрадованный, аристократ снисходительно глянул на Кайла: мол, на ловца и зверь бежит, погляди.
К счастью, следующие слова девушки охолонули его:
– Была, но не с целью стать частью заговора. Друг позвал пропустить там стаканчик, мол, в «Кабачке» подают хорошее пиво! – пояснила она. – А пиво мне нравится больше, чем заговоры. Простите!
Эссекс невольно скривился, ведь его высший замысел только что приравняли к дешевому пиву.
– Так ты не желаешь помочь своим братьям освободиться от королевского ига? – осведомился презрительно. – Сбросить оковы и не чувствовать себя проклятыми изгоями?
Соланж пригладила нервной рукой короткие пряди волос.
– Я не верю в насилие, сэр, – сказала она. – Ничего доброго из него не получится. Я же хочу жить спокойно на Островах, и это мое единственное желание!
– Эгоистичное и себялюбивое желание, я бы сказал.
– Думайте, как хотите.
– Что ж, я тебя выслушал, а теперь меня выслушай ты. – Собеседник поиграл желваками. – Твои брат и отец сейчас в Тауэре, заперты в одной камере, где с ними вполне сносно обходятся, но стоит тебе, мисс Дюбуа, решиться сбежать или учудить еще какую-то пакость, как Тайный совет вплотную ими займется и учинит беспристрастный допрос, касательно тех убийств, что вы учинили над уважаемыми господами в супружеской спальне. И так как вы – перевертыши, а убитые были людьми... Сама понимаешь, по головке их не погладят, разве что остро отточенным топором на эшафоте в Тайберне. А головы выставят на Мосту на потеху честному народу...
Кайл видел, как побледнела Соланж, как сжались ее кулаки и... она подалась к Эссексу.
Тот отступил, погрозив девушке пальцем, как маленькому ребенку.
– Ну-ну, мисс Дюбуа, не совершай необдуманных действий: стоит тебе прикоснуться ко мне, как ничто не спасет твоих брата с отцом.
– Возможно, я не хочу их спасать, – процедила она через силу.
Но мужчина лишь улыбнулся.
– Не пытайтесь казаться бесчувственной, мисс, – молвил он снисходительно, – будь вы такой, давно бросили б этих двоих, а не таскались за ними из города в город, выполняя грязную работенку, к коей вас принуждали. Нет, вы по-своему к ним привязаны, да и совестливы к тому же, а значит, не сможете строить новую жизнь на костях вашей семьи.
Сказав это, Эссекс развел в стороны руки, вроде как извиняясь за такой поворот.
И Соланж отозвалась:
– Что, если вы ошибаетесь? – Ей до зуда под кожей хотелось стереть с лица собеседника маску превосходительного самодовольства. Подойти погладить его по щеке и...
Но понимала, что никогда не сделает этого: отец хоть и продал ее, как кобылу, все-таки был человеком, растившим ее долгие годы. А в их с братом жилах текла общая кровь – материнская...
Эссекс откликнулся:
– Не ошибаюсь. У меня было два года, чтобы вас изучить, юная мисс! Благодарите за это «мистера Гримма» и его обстоятельные депеши. Он очень подробно и много писал мне о вас.
С такими словами мужчина обернулся к Шекспиру и поманил его.
– Как, вы сказали, зовут вас, молодой человек?
– Я не говорил.
– В самом деле? – изобразил удивление Эссекс. – Тогда назовитесь теперь.
Уильям, казалось, ничуть не испуганный всем услышанным и случившимся в комнате, подступил к человеку в богатом сюрко.
– Я – Уильям Шекспир, сэр. Драматург, – с достоинством представился он.
– Драматург? Как любопытно, однако. – Эссекс совсем по-приятельски закинул руку ему на плечо. – Я большой поклонник театра, мой друг, – поведал доверительным тоном. – Где подвизаетесь?
– В «Глобусе».
– Превосходный театр! Давайте-ка вы пойдете со мной и расскажете, что конкретно вы сейчас пишите. – Эссекс повлек Уильяма к двери. – Вы, похоже, новенький в городе и не успели еще обзавестись важными связями и покровителями. А от подобных знакомств зависит многое, друг мой! – В дверях он остановился и обернулся к Соланж: – Итак, мисс Дюбуа, пока мы с вашим приятелем беседуем о театре, будьте умницей и хорошенько обдумайте, что важнее для вас: потакание своему эгоистичному «я» или помощь вашим угнетенным собратьям. Даю вам время до завтра! Пришлите ко мне человека с ответом. Кайл знает, куда направить посланца... – Дверь распахнулась, пропуская его и Шеспира, и снова захлопнулась.
Растерянная Соланж, бросив на Кайла вопросительный взгляд, сорвалась с места и устремилась было вдогонку, но крепкие руки удержали ее: обхватили вдруг со спины и прижали к себе.
– Не ходи, – произнес тихий голос.
Она забилась, пытаясь освободиться, но, ясное дело, безрезультатно.
– Пусти! Пусти меня, слышишь? Я должна заступиться за друга. Сказать, что он не при чем! Вдруг этот тип что-то сделает с ним... Я никогда себе не прощу... Я... Да пусти же меня!
– Эссекс не тронет его. Просто использует, как дополнительный рычаг давления на тебя... Пойми, он играет с тобой. У него все просчитано! – Он говорил так уверенно, что Соланж отчасти поверила.
Еще пару раз дернулась и обмякла в крепких руках. Из глаз брызнули слезы... Предательские. Недопустимые.
Если с Уиллом что-то случится... если с ним...
– Отпусти! – зло велела она и, ощутив, что свободна, устремилась к окну.
