— Егор! — позвал помещик младшего сына. Тот сидел молча в комнате, трясясь всем телом. Евгений был не только братом Егору, но также и самым близким из друзей. Ближе не была даже мать. И так уж вышло, что именно младший сын всё время опекал старшего, повзрослев намного раньше. Младший Фролов лил слёзы, сжав зубы — лишь бы не проронить ни единого всхлипа. Он хотел поехать вместе с братом. Он бы мог его спасти. Но Евгений решил иначе. И эта ошибка, что он не настоял, засела в его сердце острым ножом. Когда его позвал отец, юноша вздрогнул и, утерев мокрые глаза рукавом, подошёл к главе семейства.
— Слушаю вас, отец, — отношения в семье были не добрые и семейные, но жёсткие и порой жестокие. Несмотря ни на что, дети всё ещё любили своего отца, и тот отвечал им взаимностью. По-своему, как умел.
— Ты отомстишь за Евгения. Поезжай на этот адрес. Уничтожь там всё. Убей всех, кого найдёшь. И если этот… подонок там, помни — он должен страдать перед смертью. Если нет — пусть винит себя в смерти близких. Ему вернётся зло сторицей…
Егор взял протянутую ему отцом бумагу. И приготовился ехать в Дорогобуж.
Глава 20
Пройдя через двери, я оказался в небольшом круглом зале с круглым же столом по центру комнаты. Лампа над серединой стола высвечивала пятерых человек, трое из которых были мне уже знакомы. Петр Павлович Воробьёв, Николай Александрович Булычев и Её Сиятельство Анастасия Николаевна. Двух других мужчин, одетых, как и два графа, в белые мантии, я не знал. Но чтобы понять, что они не менее важные шишки, чем те, кого я узнал, не нужно быть семи пядей во лбу.
— Добро пожаловать, Иван Андреевич, — княжна поприветствовала меня с лёгким поклоном, отчего я несколько растерялся. Благо, Катя подтолкнула меня в спину — и чтобы я не стоял на проходе, и чтобы не тормозил.
— Здравствуйте, Ваше Сиятельство, — поклонился я ей в ответ.
— Сиятельство — это про вот этих вот джентльменов, — показала Анастасия Николаевна рукой в сторону сидящих за столом мужчин. Сама же она сидела на столе, и соскочила с него, как только я её поприветствовал.
— Ваше Высочество, извините нас, но здесь все, кто вошёл, общаются на равных, как им удобно, — сказала байкерша, не выказывая даже намёка на преклонение перед княжной императорской крови.
— Вот значит как… Тогда вы, Екатерина Николаевна, не будете против, что я буду называть вас просто Катей? — княжна выглядела несколько обиженной. Наверное, не очень приятно, когда с таким титулом приходится быть на равных с простолюдином.
— Конечно. Вы можете звать меня как пожелаете, — легко улыбнулась ей Катя.
— Кхм-кхм, — прокашлялся Пётр Павлович, с неодобрением смотря на завязавших глупейший разговор девушек. Нет, возможно, для носительницы монаршей крови он таким не был, но в данной ситуации я был благодарен Воробьёву. Не место и не время, чтобы обмениваться колкостями.
Обе девушки замолчали, вопросительно смотря на графа. Слово взял Николай Александрович:
— Катенька, проходи, родная. И садись — мы будем долго говорить. И ещё дольше слушать, если этот молодой человек на самом деле тот, кем мы его считаем.
— Разве в этом могут быть какие-то сомнения? Право, сомневаюсь, — забасил брюнет, которому бы явно не помешало сбросить килограмм так тридцать. Ещё и усы выглядят отвратительно, словно щётка для обуви.
— Давайте спросим, а не будем терять время на пустую болтовню, — строго посмотрел на своих коллег — иначе я их назвать не могу — второй незнакомый мне мужчина. Глаза его словно смотрели через тело прямо в душу. Очень странное ощущение, прямо скажем.
Катя прошла мимо меня, устроившись рядом с графом Булычевым. И все взгляды сошлись на мне. Странно, должно быть неуютно, как это обычно со мной бывает в таких ситуациях. От излишнего внимания руки потеют, в горле сухо, тяжело сказать хоть слово — кажется, что пустишь с волнения петуха, оказываясь в ещё более неловкой ситуации. Но нет — мне плевать, категорически и строго. Что-то сломалось внутри меня этой ночью. Или же напротив, наладилось. Полная уверенность в том, что в этом вина возвращающихся ко мне воспоминаний, а не только и не столько того, что я учинил бойню и устроил пожар.
— Иван Андреевич, позвольте задать вам нескромный вопрос, — глаза Николая Александровича, обычно холодные и безэмоциональные, горели фанатичным блеском: — Как там, в Аду, живётся?
Они знают, кто я. Знают, что во мне полно воспоминаний из Преисподней. Неизвестно только, в курсе ли они того, что я помню свою предыдущую жизнь?
— Примерно так же, как и здесь. Разве что демонов чуть побольше.
Высокородных особ мой ответ явно развеселил и обнадёжил. Не потому что был остроумным, нет — они убедились в том, что я именно тот, кто им нужен. Осталось понять, зачем?
— Я же говорил, что Ронин и правда Тот-кто-помнит! Я знал! Я чувствовал! — толстый мужчина едва ли не подпрыгивал на скрипящем под ним стуле, очень довольный, прямо как избалованный ребёнок, которому купили вожделенную игрушку. Почему-то он вызывал у меня стойкую неприязнь. Но демонического присутствия в нём я не ощущал, дело было не в этом.
— Я проспорил вам десятку, Алексей Петрович, — кинул другой незнакомец мятую купюру на часть стола, принадлежавшую, как я уже понял, графу Загоровскому. В лицо я его не знал, а вот имя-отчество было на слуху.
— Благодарю вас, Михаил Фёдорович, — а этот, получается, Ермолинский.
Четыре графа и княжна императорской крови. Собрались в предрассветный час. Ради меня. Что же, определённо похоже на то, что я сейчас узнаю очень многое как о себе, так и о жизни города. И мне, обновлённому и перерождённому этой ночью в того, кем я был в Аду, не терпелось заполучить эту драгоценную информацию.
— Господа и дамы, я так понимаю, вы и так в курсе, что я помню Ад и всё с ним связанное. Да, это так, — кивнул я не верившей мне до последнего княжне: — И я хотел бы узнать, почему я помню, что происходило на той стороне?
— Вопрос нелёгкий, Иван Андреевич. Так сразу мы вам и не расскажем, — ответил Пётр Павлович.
— Я готов. Времени у меня столько, сколько вы пожелаете, — ответил я довольно резко графу Воробьёву. У того во взгляде вспыхнула нехорошая искра недовольства. Но он всё-таки проглотил обиду, а не полез ставить зарвавшегося простолюдина на место. Что ж, всё становится только интереснее.
— Тогда присаживайтесь и слушайте…
И я слушал. Всю эту историю про то, как сотня магов отдала свои жизни в обмен на воспоминания, что были скрыты во мне долгие годы. Как многие важные особы искали меня всюду, но не могли найти. Причём поиски вели и те семейства, что пользовались помощью ангелов, и демонологи. Продавшиеся Преисподней определённо искали меня для того, чтобы уничтожить угрозу своей власти в зародыше.
И когда Пётр Павлович дошёл до момента, когда меня обнаружили, я спросил:
— Почему вы решили, что я именно тот, кто вам нужен?
— Мы не решили. Предположили, установили слежку, — кивнул Воробьёв в сторону Кати, на чьём лице заиграла лёгкая улыбка: — И после того, как вы начали убивать демонов одного за другим, вывод был очевиден.
— Хорошо. И зачем я вам нужен? — вот мы и подобрались к самой сути. Все четверо графов подтянулись в своих стульях, деревянных и не особо удобных. Анастасия Николаевна тоже напряглась, но по другой причине — она, насколько я мог судить, тоже не знала до этой ночи, кто я такой, и внимала каждому слову Петра Павловича. Если бы она знала всё то, о чём говорили в этом зале последние полчаса — вряд ли бы сделала выволочку на том вечере.
За всех ответил Николай Александрович:
— Всё просто. Расскажите нам, как победить демонов и изгнать их с Земли.
И уставился на меня. Все, кто ждал от меня ответа, подались вперёд, когда я только приоткрыл свой рот, чтобы набрать воздуха в лёгкие для ответа. Они наверняка ждут какого-нибудь откровения. Серебряной пули, что разом решит их проблемы. Заставит вычеркнуть пунктик «борьба с демонами» из своих ежедневников. Очень жалко огорчать их. Но придётся.
