Он передает мне рисунок со словами:
— Ты ведь знаешь о том, что ты очень красивый, правда? Не дай им себя поймать.
Я смотрю на него и невольно улыбаюсь. Он напоминает мне Аррана, его мягкие серые глаза наполнены тем же серебристым светом, только лицо у Боба пепельно-серое и все в морщинах.
— Не будем вдаваться в подробности моей внешности. Да, вот еще что. Тебе же понадобятся деньги.
Тут я понимаю, что ничего не подарил Бобу.
— Ты подарил мне надежду на новую жизнь и капельку вдохновения. Ты — моя муза, но, увы, мне придется довольствоваться лишь этим беглым взглядом на тебя. Однако других куда меньше интересует эстетическая сторона жизни, больше — грубая пожива.
«Сколько это будет стоить?»
Но Боб только разводит руками и оглядывает комнату:
— Ты же видишь, я и сам в денежных делах не большой эксперт. Понятия не имею, правда.
Тут я вспоминаю про Никиту.
«Та девочка, которая помогла мне, — она ведьма?»
— Мой дорогой мальчик, надеюсь, ты понимаешь, что, если минут через двадцать после твоего ухода в мою дверь постучит какой-нибудь человек и начнет задавать вопросы о тебе, с моей стороны будет ужасно невоспитанно отвечать на них. Меньше всего мне хочется шептаться о тебе за твоей спиной, и также недопустимо проявлять подобное отсутствие такта по отношению к другому. И не важно, постучат в эту дверь через двадцать минут или через двадцать лет, мой принцип остается неизменным.
Я киваю.
«Спасибо, что послали ее мне на помощь. И за сандвичи спасибо».
— Я не просил ее кормить тебя. — Он улыбается. — Она крепкий орешек, но у нее доброе сердце.
Я улыбаюсь ему и поворачиваюсь, чтобы уйти.
Когда за мной закрывается дверь, я слышу его голос:
— Адьё, мон шер.
Я быстро шагаю по переулку, держась левой стороны и не сводя глаз с домов напротив, а про себя твержу: «Конец переулка. Конец переулка».
Предупреждение Боба насчет Охотников я принимаю всерьез. Я и так знал, что меня ищут, но теперь, стоит мне увидеть человека в черном, как у меня зашкаливает адреналин. Какой-то собачник помогает мне прочитать надпись на рисунке, это оказывается «Эрлс Корт». А еще на рисунке есть человек, он сидит на лавочке и читает «Санди таймс». Собачник говорит мне, что сегодня среда, значит, у меня есть еще четыре дня, чтобы собрать как можно больше денег.
Я понятия не имею, с чего начать, но знаю, что поиски работы мне не помогут. Тут я вспоминаю Лайама, с которым когда-то был на общественных работах, и его совет насчет кражи: «Найди кого-нибудь побогаче и потупее — а таких полно — и грабь себе на здоровье».
Я у собора Святого Павла. Кругом все тихо. Те немногие люди, которых я видел, выходили из бара и шли прямиком к такси. А я караулю чуть дальше по улице.
Уже поздно, когда появляется одинокий джент — он идет осторожно и ругает отсутствующие такси. Одежда на нем нарядная, ботинки целые, и, судя по размеру его брюк на животе, о недоедании он понятия не имеет. Я плохо себе представляю, как именно это делается, но все же иду через дорогу к нему. Он делает вид, будто не замечает меня, и ускоряет шаг. Тогда я преграждаю ему дорогу, и он останавливается. Весу в нем, должно быть, раза в два больше, чем во мне, да и роста он не маленького, но он слабак, и сам это знает.
— Слушай, приятель, — говорю я ему, — мне правда не хочется причинять тебе боль, но мне нужна вся твоя наличка.
Он озирается, и я вижу, что он хочет поднять крик.
Тогда я подхожу к нему вплотную и толкаю его к стене. Он тяжелый, но, когда он ударяется спиной о кирпичи, из него как будто выходит весь воздух, как из проколотого шара.
— Я не хочу делать тебе больно, просто отдай мне все твои деньги. — Рукой ниже локтя я давлю ему на шею, прижимая его голову к стене. Он продолжает пялиться на меня.
Но вот он вытаскивает из кармана пиджака длинный узкий бумажник из черной кожи. Рука у него дрожит.
— Спасибо, — говорю я.
Я вытаскиваю из кошелька банкноты, кошелек закрываю и возвращаю владельцу и тут же сматываюсь.
Позже, свернувшись калачиком в дверях какого-то магазина, я вспоминаю того человека. Скорее всего, он лежит сейчас дома, в теплой мягкой постели, и за ним наверняка не гонятся Охотники, хотя, возможно, он и загремел на больничную койку с сердечным приступом. Я не хочу убивать людей. Мне просто нужны их деньги.
На следующий день я выясняю, где находится вокзал Эрлс Корт. Я не сразу нахожу нужную мне платформу и то место на ней, которое нарисовал Боб, но в конце концов и скамья, и камера хранения, и вывеска оказываются там, где надо. Через три дня надо будет просто прийти и забрать со шкафчика в камере хранения то, что на нем будет лежать. Я подхожу и провожу по нему ладонью, но там ничего нет, одна сажа.
А теперь пора ограбить какого-нибудь богатенького, здоровенького молодца.
Лайаму определенно надо в Лондон. Ему тут понравится. Город просто кишит глупыми богачами. Мало кто из них оказывает сопротивление, лишь один пробует меня ударить, но его попытка заканчивается, не успев начаться.
Я купил костюм и подстригся, как все фейны, чтобы не выделяться. Но на Канареечной Пристани по субботам мертвый сезон, и я этому рад, ведь красть у этих парней — все равно что отнимать игрушки у ребятишек, до того они безнадежны. Я и так уже насобирал больше трех тысяч, и совесть у меня относительно чиста, хотя я обнаружил, что делать что-то исключительно ради денег — не такая уж приятная штука.
В воскресенье я спускаюсь в метро, приезжаю на станцию «Эрлс Корт» и первым делом обхожу вокзал в поисках Охотников. Никто на меня даже не смотрит: все либо глядят в пространство перед собой, либо уставились в свои телефоны. Я дохожу до конца платформы, потом сворачиваю к камере хранения и ощупываю верх шкафчика.
Там лежит бумажный листок. Кончиками пальцев я подтягиваю его к себе, незаметно опускаю в карман и, не сбавляя шага, ухожу.
В кафе я знакомлюсь с одной женщиной. Она читает мне инструкции. Они похожи на те, которые давала мне Мэри, только не такие подробные. Речь в них идет про четверг.
Инструкции я выполняю неукоснительно. Они приводят меня на окраину Лондона, к безобразному новому дому в длинном ряду других таких же безобразных домов. И вот я уже стою в чьей-то передней. Там темно. На ступеньках сидит Джим. Если Боб показался мне художником, едва сводящим концы с концами, то Джим, Белый Колдун самых слабых способностей, похож на едва сводящего концы с концами преступника. Зато он точно не Охотник.
