– Да нормально, – отмахнулась Юрате. – Ты вернулся домой из несбывшейся вероятности. В каком-то смысле заново овеществился. Встряска не хуже, чем настоящая смерть. Счастье, что все остальное осталось в памяти. Что вообще себя сохранил. Я на это надеялась. Но в таких делах нет гарантий. Ты был первым, кого увез мой поезд. То-то угодил в Улан-Батор! Вот что значит – спонтанный эксперимент.
Миша (Анн Хари) молча кивнул, сел на землю, прислонившись спиной к елке Соне. Когда тебя любит большое старое дерево, рядом с ним можно справиться с чем угодно. Что бы с тобой ни случилось, чего бы ты сам ни наделал, ему плевать, оно просто любит тебя, и все.
– Зря я, конечно, тогда сбежал, – наконец сказал Миша (Мирка, Анн Хари). – Пока не помню, но примерно могу представить, как может быть страшно, когда реальность стремительно тает, а ты – ее часть. Но…
– Ну здрасьте! – рассмеялась Юрате. – Сбежал один такой. Великое было бегство! Я тебя еле уговорила. Практически выперла силой. Ты не хотел.
– Ты меня выперла? Аньов меня выпер?!
– Да. С огромным трудом. В обмен на твердое обещание, что мы еще обязательно встретимся. Ты не верил, но это неважно. Важно, что я всегда выполняю свои обещания. А когда я не могу, они сами себя выполняют. Может, только поэтому мне и удалось себя сохранить. От меня не то чтобы много осталось, но это как раз не страшно, я люблю и умею расти. Отличный мост у нас получился. Из невозможного места-времени в невозможные для нас обстоятельства. Спасибо за него нам с тобой.
– Так, стоп, – попросил Миша (Анн Хари, я постоянно об этом напоминаю не потому, что люблю одно и то же долбить, и даже не ради сохранения нужного ритма, а просто чтобы ему было легче, все-таки домашнее имя – большая поддержка, а Миша сейчас не помнит, не знает его).
– Стоп, – сказал он. – Раз ты всегда выполняешь свои обещания, немедленно пообещай, что этот раз – не последний. Что ты сейчас не исчезнешь. И что я никуда не денусь на еще пятьдесят с гаком лет.
– Еще чего не хватало! – возмутилась Юрате. – Хрен я теперь исчезну. И ты никуда не денешься. Ну уж нет!
– Хорошо, – кивнул Миша. – Пусть теперь твое обещание себя выполняет, а мы дальше пойдем. Соня от меня немножко устала. Деревьям не особенно нравится, когда рядом с ними страсти кипят. Я еще вернусь, дорогая! – сказал он елке и рассмеялся: – Забыл, что деревьям пофиг все эти наши прощания. Для них любое событие длится, сколько им хочется. С точки зрения Сони, я здесь с ней всегда.
* * *
– Здесь рядом отличная забегаловка «Суши-Экспресс», – говорила Юрате, увлекая его за собой в подворотню. – Столы уже выставили на улицу, я пару дней назад видела, когда мимо шла. Не помню, ты суши любишь?
– Да я уже сам не помню. Я в последние годы в ТХ-19 почти не ел. Только фрукты и хлеб, иногда покупал мороженое, на остальное даже смотреть не мог. Но слушай. С тобой за компанию я снова как миленький все полюблю.
Только отправив в рот первый кусок, он понял, какой был голодный. В последний раз ел вчера вечером, дома. Несколько ломтиков сыра, и все. А в предпоследний – примерно за сутки до этого. Вообще непонятно, как жив-то еще.
– Я вспомнил, – сказал он Юрате. – Я обожаю суши. Давай, пожалуйста, сразу закажем добавку. Я – саранча и бездна, и крокодил.
– Почему-то все любят суши, – кивнула Юрате. – Включая гостей из иных миров. Ни разу с ними не промахнулась. Удивительная еда!
– Мне, – вспомнил Миша, – один американец на полном серьезе рассказывал, что японцы – инопланетяне. Я тогда вежливо улыбнулся и подумал, что он дурак. Но его теория все объясняет. Про суши как минимум. С хорошей, значит, планеты, с нормальным питанием чуваки… Бедные они бедные! Надо же было так влипнуть. Зачем прилетели сюда?
– Кто бы говорил, – усмехнулась Юрате.
– Ну да. Но я-то по работе. За книжками.
– А они, например, за лососем. И за угрем.
– Логично.
Миша (Анн Хари и Мирка) отодвинул пустую тарелку и наконец задал вопрос, который не решился задать, когда они сидели под деревом:
– А почему ты меня выпер… выперла? Что случилось? Мы поругались? Я такого не помню. Но я много чего не помню. Или похуже что-нибудь натворил?
Юрате укоризненно покачала головой:
– Ну чего ты, как маленький. «Натворил», «поругались»! Во-первых, со мной не ругаются. Я здесь не затем. А во-вторых, даже если бы поругались, подумаешь. Ну поорали бы. Или даже подрались. Потом бы неделю, предположим, не разговаривали. Или что там люди в подобных случаях делают. Это не причина сразу навек расставаться. Не повод никого прогонять.
– Да я тоже так думаю. На всякий случай спросил. Потому что у меня же правда ужасный характер… был когда-то. Но был!
– У нас тогда возникла другая проблема, – сказала Юрате. – Ты постепенно стал угасать. За последний год похудел почти вдвое, спал по полдня. Мы все знали, что это означает. Что неизбежно случается с теми, кто начинает подолгу спать.
– А что?.. – начал было Миша, но тут же яростно замотал головой: – Да, все, я вспомнил. Нас же тогда на весь город уже осталось только несколько сотен. Остальные уснули. Совсем. Навсегда.
– Ну это мы еще поглядим, навсегда ли, – сказала Юрате так угрожающе, словно Миша самолично всех усыпил. – Но ты все правильно понял, да. Жить в несбывшемся мире трудно. Физически, в первую очередь. Не выдерживают настолько полной неопределенности человеческие тела. Ты отлично держался, но усилие не может быть бесконечным. Твое тело устало и понемногу начало стираться и умирать. Ты не соглашался сдаваться, но таял у нас на глазах. Смотреть на это было невыносимо. Так нельзя! Нечестно, неправильно было тебе исчезать вместе с нами. Ты же гость из другого, живого мира. У тебя там своя жизнь и своя судьба. Причем отличная, она тебе подходила и нравилась, ты сам не раз говорил. Надо было срочно тебя эвакуировать, благо есть куда. Вот тогда твой ужасный характер и проявился в полную силу! Наотрез отказался от нас уходить.
– Я был вот настолько храбрый дурак? – просиял Миша (Мирка, Анн Хари). – Такой хороший? Наотрез отказывался спасаться? Ну надо же. Получается, я совсем не знаю себя.
– Хороший, – усмехнулась Юрате. – Когда спишь зубами к стенке, так в подобных случаях говорят. Всю душу из меня вытряс, хотя непонятно, как это возможно технически. По идее, я и есть одна сплошная душа. Но ничего, ты справился! «Это временно, вот увидишь, просто слишком много работал, накопилась усталость, давай я просто буду больше есть и вставать каждый день по будильнику, раз тебе кажется, будто я слишком много сплю». Пока мы пререкались и торговались, сил у тебя совсем не осталось. То есть спорить – еще остались. А вернуться домой – уже нет. Ну ничего, как-то справились. Оказалось, в безвыходной ситуации у меня – из меня! – получаются отличные поезда.
– А до тех пор я мог в любой момент вернуться домой без посторонней помощи? – перебил ее Миша (Анн Хари). – Просто сказать: «Я в Лейне», – и все, привет? А то у меня об этом крайне противоречивые воспоминания. Вроде был заперт в ловушке, а вроде – и нет.
– Мог. Не в любой момент, но время от времени – точно мог. Ты же как море – приливы, отливы. Всегда такой был. То ослаб, лежишь носом в стену и тоскуешь по Лейну, то почти всемогущий и не хочешь никуда уходить. Хуже того, почему-то уверен, что раз уж попал сюда непонятным мистическим способом, значит, однажды сумеешь одной своей волей отменить наш неизбежный конец.
– Вот это я помню немножко, – кивнул Миша (Анн Хари и Казимир). – Что мог все спасти, но почему-то так ничего и не сделал…
– Неправильно помнишь, – оборвала его Юрате. – Это разные вещи – верить, что сможешь, и мочь, – и, помолчав, добавила: – Хотя кто тебя знает. Вдруг и правда когда-нибудь сможешь. Ты странный, жизнь длинная, и игра идет – ого-го! Кофе хочешь?
Он честно ответил:
– Хочу вообще всего.
* * *
Шли по городу. Миша (Казимир и Анн Хари) чувствовал себя пьяным; в каком-то смысле он и правда был пьян – от нахлынувших воспоминаний, от блондинки с глазами и тенью Аньова (невозможно привыкнуть, это не он, но – он), от двух больших порций еды на голодный желудок, от избытка кофе и сигарет, от себя самого, о котором забыл на полвека, но наконец-то вспомнил и теперь хотел всегда быть таким – настоящим вдохновенным художником, во всех и все сразу влюбленным нерасчетливым храбрецом.
