Ознакомительная версия.
Алексей не поверил своим глазам — к нему обращался паренек в длинном черном пальто. Шапки на нем не было, и аккуратная светлая челочка намокла от хрупкой снежной пыли, что медленно падала с ночного неба. Выглядел паренек как менеджер из офиса — чистенький, аккуратненький, в руке портфельчик из кожи, а из-под ворота пальто выглядывает белый воротник рубашки.
— Я? — искренне удивился Кобылин.
— Да, вы, — улыбаясь во весь рот, отозвался паренек, подходя ближе. — Подождите. У меня есть к вам деловое предложение.
— Чего? — хрипло отозвался Алексей. — Какое предложение?
— Предлагаю сотрудничать с нашей компанией, а не с этими, — паренек махнул рукой в сторону улицы, с которой пришел Кобылин, — жуликами.
— Какая компания? Какие жулики?
Паренек подошел ближе и понизил голос, словно боясь, что его подслушают.
— Вы же выходите на бои в том зале?
— Каком зале?
Паренек широко улыбнулся, чуть нагнулся к Кобылину и доверительно зашептал:
— В зале Бобров. Не отпирайтесь, не надо. Всем известно, чем они там занимаются. Так вот, мы хотим предложить вам сотрудничать не с ними, а с нами. Условия намного лучше.
— Какие условия? — Кобылин нахмурился. — Ничего не понимаю.
Паренек все так же широко улыбался, но уголки его губ немного обмякли, и он стал похож на страшно усталого человека.
— Давай по-деловому, — сухо сказал он. — Сколько Бобры платят — тысячу? Давай так — дерешься у нас, получаешь две тысячи в любом случае. Даже если проиграешь. Победишь — точно получишь четыре, а если собрал толпу, то и больше.
— А, — коротко отозвался Кобылин. — Понимаю.
— Вот и отличненько. — На лице паренька снова засияла улыбка.
— Но, — протянул Кобылин, — я тебя не знаю. А их — знаю.
Паренек тяжело вздохнул, но потом взял себя в руки и снова улыбнулся, уже немного кривовато.
— Все то же самое, — терпеливо повторил он. — Зал, бой, зрители. Но лучше. Жратва бесплатно. Каждый день. И если надо — есть свой угол. В подвале, комнатка. Тепло, можно спать и есть. Днем спишь, ночью дерешься. Дошло?
— А почему мне к вам-то идти? — пробормотал Кобылин, опасливо отодвигаясь в сторонку. — Зачем к вам-то?
— Потому что у нас лучше, — сквозь зубы процедил парень. — Жратва и бабки, понял? Только начинаем, людей у нас мало, нужны люди, чтобы бои каждый день шли, а не только по выходным. Понял?
— Понял. — Алексей сердито хлюпнул расквашенным носом. — Не дурак.
— Вот и молодец, — отозвался паренек.
— А в чем подвох-то? — спросил Кобылин. — Бабла даете больше, жратву… Почему вы добрые такие?
— А! — Паренек, вопреки ожиданиям Алексея, снова ухмыльнулся. — Есть подвох, да. Условие — к Бобрам в зал больше не ходишь. Никогда.
— Понял, — Кобылин закивал. — Это типа вы меня перекупаете.
— Так и есть, — обрадованно выдохнул блондин. — Молодец, въезжаешь. Ну что, пойдем?
— Прям сейчас? — засомневался Кобылин.
— А чего тянуть, — ухмыльнулся паренек. — Пойдем сразу к нам. Там тепло. Поешь, отоспишься пару дней, потом на бой. Или тебя кто ждет?
— Нет, — Алексей медленно покачал головой. — Не ждет.
— Ну вот, — бросил блондин. — Пошли, пока я добрый. Тут на маршрутке пару остановок, и будет наш клуб.
Кобылин зябко поежился, оглянулся по сторонам. Холодный ветер гулял по пустой ночной улице, поднимая с тротуара мелкую снежную поземку. Здесь было холодно и неуютно.
— Пойдем, — сказал наконец окончательно продрогший Кобылин. — Веди.
Блондин рассмеялся, хлопнул собеседника по плечу и, развернувшись, двинулся к перекрестку. Алексей тяжело вздохнул, устроил поудобнее бутылку во внутреннем кармане и побрел следом за неожиданным спасителем.
Ему хотелось в тепло. И еще — есть.
* * *
Застонав от боли, Кобылин попытался разлепить глаза. Левый так и не открылся, лишь боль вспышкой молнии вонзилась в глазницу. А правый, распахнувшийся еще шире, не увидел ничего.
Алексей в панике заворочался, понял, что лежит на спине, и вытянул перед собой руку, пытаясь нашарить хоть что-нибудь. Перед ним в темноте мелькнуло светлое пятно — собственная кисть. Кобылин с облегчением вздохнул и медленно сел, постанывая от боли во всем теле.
Охотник чувствовал себя так, словно его, как срезанный пучок пшеницы, молотили цепом. Руки, ноги, лицо, бока, спина, голова… Но хуже всего то, что в горле развели костер. Запалили настоящий пионерский костерок выше сосен да и бросили догорать. Теперь сухие губы потрескались, а шершавый язык едва ворочался и больше напоминал точильный камень.
Где он? Что было вчера? Сосредоточенно засопев, Алексей попытался воскресить в памяти события вчерашнего вечера. Он помнил бой, помнил, как к нему подошел блондин. Они поехали на маршрутке, потом пошли пешком, завернули в кафешку. Паренек купил Алексею тарелку горячего горохового супа, печеную картошку, а потом… Кобылин потер пронзенный болью висок. Он пил. Из стакана. Наливал водку и пил. А стакан ему подавал блондин. Потом… Потом они еще куда-то шли. И все. Дальше — темнота.
— Вот сука, — едва слышно протянул Алексей.
Прижав ладони к пылающему лицу, Кобылин сел и оперся спиной об удачно подвернувшуюся холодную стену. Его тошнило, голова раскалывалась, застывшие мышцы ныли так, словно их пытались вытащить из тела клещами. Очень хотелось пить. Хоть капельку холодной воды пустить в пылающее горло, чтобы смыть этот омерзительный привкус тошноты.
— Еперный карась, — простонал Алексей. — Опять… Опять…
Отняв от лица трясущиеся руки, он попытался осмотреться. Вокруг по-прежнему царила темнота, но теперь Алексей начал понемногу разбирать очертания предметов. Сам он, оказалось, лежал на полу, на куче старого тряпья в маленькой подвальной комнате. Противоположной стены Кобылин не видел, но не сомневался, что до нее метра два, не больше. Справа темнота уже не была такой густой — с той стороны пробивался зыбкий свет, шедший от лампочки, что находилась далеко за углом. Именно в ее зыбком полупризрачном свете Алексей увидел то, что ему категорически не понравилось.
Дверной проем комнатки был забран решеткой — настоящей решеткой из сваренных между собой железных арматурин. Из них же была сработана грубая дверь с огромными петлями, на которой висел увесистый амбарный замок. При виде этой конструкции Кобылин разом забыл и про боль, и про жажду. Встав на четвереньки, он прополз несколько шагов до двери и вцепился руками в холодные железные прутья.
— Твою мать, — простонал он. — Вот дают, сволочи.
В ответ на его стон из дальнего угла раздался тихий шорох.
Ознакомительная версия.
