– Быть в таком состоянии – счастье. Но приходить к нему трудно. Для человеческой психики это обычно то ещё испытание – ускоренное развитие, стремительный внутренний бег. Поэтому находиться рядом со мной подолгу почти всем тяжело. Но с тобой-то совершенно другая история. Сам процесс перехода тебе даётся очень легко. Твой высокий смысл – состояние радости и любви, в которое ты и без меня регулярно приходишь. Оно с детства – не то чтобы твоя постоянная норма, но скажем так, одна из норм. Ну а рядом со мной это состояние для тебя неизбежно – раз, и всё. Поэтому я так смеялся, когда мы с тобой познакомились. Стоит такой и просит о том, что уже и так произошло!
– Между прочим, было довольно обидно, – заметил Анн Хари. – Но меня многие заранее предупреждали, что ты странный. Поэтому я тогда не ушёл. И ещё потому, что рядом с тобой было круто. Как будто ты куришь сигару из Тёнси, хотя ты ничего не курил.
– Вот именно. Со мной тебе было легко с первой встречи. А трудно – только с собой. Ты пытался не позволить себе быть счастливым. То ли хотел наказать за прошлое, то ли боялся, что слишком сильная радость окажется сном, ты вот-вот проснёшься в ТХ-19 и обнаружишь, что до сих пор там живёшь. То ли ещё что-нибудь, тебе виднее; неважно. Факт, что ты сопротивлялся своему высокому смыслу изо всех сил. Бессознательно, что осложняло дело. Не давало разобраться, что происходит, от чего именно тебе тяжело. А теперь ты вспомнил свою предыдущую биографию, рассказал мне, мы всё обсудили, пришли к тому, что оказаться одним из создателей Грас-Кана на любых условиях хорошо, и тебя наконец отпустило. Ты разрешил себе быть счастливым. А остальное случилось само.
– Да, похоже на то, – вздохнул Анн Хари. И, рассмеявшись, добавил: – Так вообще-то нечестно! Почему всегда оказывается, что ты умнее меня?
– Так просто живу дольше, – пожал плечами Ший Корай Аранах. – Было бы странно за столько столетий не поумнеть.
• Что мы знаем о жителях Сообщества Девяноста Иллюзий?
Что вот прямо сейчас Ташья Курати, рыжая женщина средних лет (двести в прошлом году исполнилось, закатила грандиозную вечеринку, у неё очень много друзей) курит в кабине машиниста паровоза; это вообще не положено, но Ташье Курати всё можно, потому что она и есть машинист.
Поезд стоит на станции Адессина, это примерно середина пути из Ойши в Черрану, ехать ещё десять с половиной часов. Ташья Курати в своё время закончила философский факультет Гуманитарного университета Черраны, получила диплом с отличием и специальный студенческий орден Зелёной Кометы, которым преподавательский состав иногда награждает самых любимых, выдающихся выпускников. Но быстро пресытилась философией – что толку рассуждать об устройстве жизни и мира, жизнь надо жить, а мир – любить, познавать, чинить, переделывать, поддерживать, создавать. Она сменила много профессий, кем только не была – и строителем, и корректором в научном издательстве Трањс, и осветителем в Оперном зале, и продавщицей подводных цветов, и открыла в порту кафе «Только суп», где действительно кормят только супами (оно, кстати, работает до сих пор). Ташье Курати всё быстро надоедало, пока не попробовала ездить в поездах проводницей. И так ей это дело понравилось, что проработала почти двадцать лет, а потом пошла учиться сама водить пассажирские поезда.
Стоянка в Адессине десять минут, Ташья Курати курит и думает, что по большому счёту, жизнь машиниста – метафора жизни в целом. Путь для тебя проложен, но ты управляешь движением. Ты управляешь движением, но не выбираешь путь! Парадокс, – улыбается Ташья Курати. – Но это только, если не знать, что на самом деле есть возможность выбрать маршрут заранее. Пойти и договориться. Как я попросила себе направление Ойша-Черрана, потому что в Черране друзья и родители, а в Ойше живёт Ша Юри. И с выбором новой судьбы после смерти, – думает Ташья Курати, сама удивляясь тому, куда её завела метафора, – наверное тоже можно как-нибудь так.
• Что мы знаем о жителях Сообщества Девяноста Иллюзий?
Что вот прямо сейчас Йорти Сён, один из пилотов, которые недавно доставили Ший Корай Аранаха из Лейна в Грас-Кан и обратно, валяется с книжкой на веранде отцовского дома в Шутаре, это маленький город в горах в трёхстах километрах от Лейна. Далековато, но Йорти Сён часто ездит сюда в выходные, они с отцом большие друзья.
Книжка зашибись интересная, старый детектив из ТХ-19, один из тех, где убийцу невозможно угадать до самых последних страниц. Но Йорти Сён читает не особо внимательно, потому что ужасно волнуется. Он обещал отцу поездку в Грас-Кан и теперь гадает, сохранилась ли там на окраине взлётно-посадочная полоса. По идее, должна, они с коллегами уже шесть раз проверяли. Сперва одни, а потом с пассажирами. И все шесть раз попали в Грас-Кан. Но кто знает, – терзается Йорти Сён, – а вдруг она тает со временем? Как лёд.
Да ну нет, быть такого не может, – сердито думает Йорти Сён. Шепчет вслух, хотя ужасно боится, что это может оказаться неправдой: «Я распрекрасно доставлю папу в Грас-Кан, мы с ним вместе там погуляем», – и смеётся от облегчения. Вот! Сказал же! И всё нормально, не помер, даже в обморок не упал.
• Что мы знаем о жителях Сообщества Девяноста Иллюзий?
Что вот прямо сейчас Аларита Таорти, торговый представитель издательского дома Сэњ∆э в Мэй-Ароване (и заодно что-то вроде консула Лейна в этих краях; официально такой должности не существует, просто в Мэй-Ароване все знают, что любые связанные с Лейном вопросы проще всего улаживать через Алариту Таорти, она поможет, свяжет с кем надо, даст консультацию по любому вопросу, ей нравится помогать) – так вот, Аларита Таорти сидит на веранде «Шубы». «Шуба» это прибрежный бар, продуваемый всеми ветрами, поэтому зимой там вместо пледов выдают посетителям шубы – смешные, пёстрые, легкие, как банные халаты, но действительно очень тёплые, в такой на открытой веранде можно часами сидеть.
Аларита Таорти ходит в «Шубу», как на работу. Через день, примерно с девяти до полуночи она тут сидит. Это очень удобно, потому что каждый, кому нужен совет или помощь, может её в этом баре как бы случайно застать и обо всём расспросить. В Мэй-Ароване принято запросто заговаривать с незнакомцами в барах; в других местах, теоретически, тоже можно, но на практике так не поступает почти никто.
Аларите Таорти нравится «Шуба». Здесь варят кофе почти как в Лейне, вместо пирожных яблочные оладьи, в бокал с коктейлем непременно кладут ракушку для красоты. И пожилой синеглазый бармен в неё немножко влюблён, ровно настолько, чтобы им обоим хотелось – не сегодня, однажды, когда-нибудь – повесить над входом табличку «Простите, закрыто» и вместе отсюда уйти.
Синеглазый бармен очень внимательно смотрит на Алариту Таорти. Значит всё-таки заметно, что я ревела, – понимает она. Он, конечно, не спросит, что стряслось, здесь не Лейн, так не принято, в чужие дела не лезут. Но всегда надеются, что расскажешь сама. Это жест доброй воли, знак доверия, начало сближения – о своей беде рассказать. (Другой вариант – назвать своё имя, в Мэй-Ароване это тоже о-го-го какой знак доверия, то есть, если захочешь срочно с кем-нибудь сблизиться, не обязательно ждать, пока у тебя случится беда.)
«Просто узнала о смерти старого друга, – говорит Аларита Таорти. – Ну как – друга. Мы с ним с детства знакомы, но так долго не виделись, что это уже наверное не считается. А теперь он погиб в Шигестори. В потусторонней реальности. Он был Ловцом».
Синеглазый сдержанно кивает – понятно. Но его глаза натурально полыхают огнём. Простительное любопытство. Каждому интересно побольше узнать про Ловцов.
«Я потом расскажу, – обещает Аларита Таорти. – Про него и не только. Я же в издательстве работаю. Среди моих друзей очень много Ловцов. Но сейчас у меня есть вопрос. Я давно живу в Мэй-Ароване, но до сих пор не знаю, есть ли у вас обычай прощаться с мёртвыми? И если да, то какой? Мы в Лейне обычно просто собираемся большой компанией, обнимаемся, пьём и плачем. Или плачем на трезвую голову. Или не плачем, а просто пьём. Как пойдёт! Важно быть вместе. Показать друг другу и самим убедиться, как у нас много живых любимых друзей. Но так сейчас не получится. В Мэй-Ароване у меня много знакомых и несколько добрых приятелей. Но все близкие в Лейне. Самолёты отсюда туда не летают, я уже узнавала. А пароходом аж десять дней».
