Ознакомительная версия.
— Я предупреждал тебя, просил, чтобы держалась подальше! — рычит Роланд. — Я говорил, что нельзя привлекать к себе внимание. Я говорил, что случается с Хранителями, потерявшими свой пост. О чем ты думала?!
— Я не думала, — говорю я. Горло дерет так, будто я плакала весь день. — Мне просто нужно было его видеть…
— Ты разбудила Историю.
— Я не хотела…
— Это не какой-нибудь чертов щенок, Маккензи. И тем более не твой брат. Эта штука в ящике — не твой брат, и ты об этом знаешь.
Под кожей я вся давно пошла трещинами.
— Как ты могла не подумать об этом?! — возмущается Роланд. — Если честно, я…
— Я думала, что он не сорвется!
Он замирает:
— Что?!
— Я подумала… может быть… он не сорвется.
Роланд кладет руки мне на плечи и сжимает их:
— Каждая. История. Срывается.
Только не Оуэн, — шепчет гадкий голосок в моем подсознании.
Роланд отпускает меня:
— Сдай свой лист.
Если у меня в легких оставалось хоть немного воздуха, эти слова выбили из меня последний.
— Что?!
— Твой Архивный лист.
Если мы это сделаем, а она продемонстрирует свою некомпетентность в любом из вопросов, она будет лишена работы. И если она окажется негодной, ты, Роланд, устранишь ее сам.
— Роланд…
— Ты сможешь забрать его завтра утром, когда придешь на разбирательство.
Он же обещал, что не станет этого делать. Я ему доверяла… Но что я сделала с его доверием? Я вижу, как ему больно. Дрожащей рукой я достаю лист из кармана и передаю ему. Забрав его, Роланд шагает к двери, но я не могу найти в себе силы, чтобы двинуться с места.
— Мисс Бишоп.
Мои ноги словно гвоздями прибиты к полу.
— Мисс Бишоп!
Этого не должно было случиться. Я просто хотела увидеть Бена, а теперь…
— Маккензи, — говорит Роланд, и я заставляю себя следовать за ним.
Я шагаю по лабиринту полок. Здесь больше нет тепла и покоя. С каждым моим шагом трещины множатся и разрастаются. Роланд проводит меня через Атриум в приемную, где за столом с прилежным видом сидит Эллиотт.
Роланд поворачивается ко мне, злость на его лице сменяют усталость и разочарование.
— Иди домой, — говорит он.
Я тупо киваю. Он отворачивается, уходит в Атриум и скрывается за полками.
Эллиотт поднимает голову и с любопытством смотрит на меня.
Я чувствую, что вот-вот развалюсь на куски.
С трудом выйдя за дверь, я отправляюсь в Коридоры, где полностью растворяюсь в боли.
Как мне плохо!
Хуже, чем когда-либо. Хуже, чем если бы меня порезали ножом. Я не знаю, как избавиться от этого ощущения. Я должна это сделать, иначе сойду с ума.
Я даже не могу дышать.
Не могу…
— Маккензи!
Я оборачиваюсь и вижу, что в центре прохода стоит Оуэн и смотрит на меня своими синими глазами, озадаченно нахмурив лоб.
— Что стряслось? — спрашивает он.
Все, связанное с ним, такое спокойное, надежное, стабильное. Моя боль перерастает в жгучую злобу. Я изо всех сил отталкиваю его.
— Почему ты не сорвался?! — кричу я.
Он не отбивается, даже рефлексивно. Не пытается убежать, и единственное, что выдает его чувства, — слегка сжатые зубы. Я хочу вывести его из себя. Заставить сорваться. Он должен. Потому что сорвался Бен.
— Почему, Оуэн?
Я снова толкаю его. Он делает шаг назад.
— Что делает тебя таким необыкновенным? Таким особенным? Бен сорвался. Он сорвался сразу, а ты сидишь здесь целыми днями и остаешься самим собой. Это несправедливо!
Я снова толкаю его, и он упирается спиной в стену.
— Это несправедливо!
Я хватаю его за грудки, и меня потихоньку начинает заполнять его тишина. Но этого недостаточно, чтобы избавить меня от боли. Я все еще разваливаюсь на куски.
— Успокойся. — Оуэн берет мои руки в свои и прижимает их к груди. Тишина уплотняется и начинает окутывать меня.
Я чувствую, что у меня мокрое лицо, но не помню, что плакала.
— Это несправедливо!
— Мне очень жаль, — шепчет он. — Прошу тебя, успокойся.
Я не хочу больше чувствовать эту боль. Мне нужно избавиться от нее, иначе я не смогу жить. Вся эта злоба, чувство вины и…
И тут Оуэн целует меня в плечо:
— Мне очень жаль, что с Беном не получилось.
Тишина захлестывает меня как цунами, унося с собой весь негатив.
— Прости меня, Маккензи.
Я замираю. Его губы снова касаются моей кожи, и тишина разрастается у меня в голове. По телу разливается жар и легкое покалывание, все плохие мысли отступают. Он уже целует мою шею, затем щеки, и каждый раз, когда он прикасается ко мне, жар и тишина усиливаются, гася боль, вину и злобу и оставляя только чувство тепла и покоя. И желание. Он проводит губами по моей щеке и слегка отстраняется, внимательно глядя на меня бездонными синими глазами. Его губы всего в сантиметре от моих. И когда наши губы сближаются, я не ощущаю ничего, кроме его всепобеждающего прикосновения. Никаких мыслей о том, плохо это или хорошо, никакой боли, ничего. Ничто из окружающего мира не способно пробраться в наш кокон.
— Прости меня, М.
М. Это выбивает землю у меня из-под ног. Я думала, этого коротенького слова никто не поймет. Просто М. Не Маккензи. Не Мак. Не Бишоп. Не Хранитель.
Это то, о чем я мечтала. То, чего хотела. Я не хочу быть девушкой, которая нарушила все правила, разбудила мертвого брата и все разрушила…
Я закрываю пробел. Притягиваю Оуэна к себе.
У него нежные, но сильные губы. Он целует меня увереннее, и тишина разрастается, вытесняя все остальное из моего подсознания. Затапливая меня.
Потом он отстраняется, отпускает мои руки, забирая тишину с собой, и все снова возвращается, слишком болезненно, слишком громко. Я тяну его к себе и прижимаюсь к нему всем телом. Он целует меня так, что у меня перехватывает дыхание и пропадают все мысли.
Затем Оуэн делает шаг вперед, прижимает меня к стене и буквально затапливает тишиной, приходящей с его горячими поцелуями. Я позволяю этой тишине поглотить меня, вытеснить все вопросы и сомнения, Истории, ключи, кольца и прочую чушь. Под его поцелуями и прикосновениями я просто М. И просто М. отражается в его синих глазах, перед тем как он закрывает их и целует меня все более страстно. Время останавливается, и мы растворяемся друг в друге.
Я не могу остаться здесь навечно, хоть я и таю от прикосновений Оуэна. В конце концов я неохотно отстраняюсь, и, собрав все силы, ухожу.
Я не в состоянии охотиться, поэтому остаток ночи просто брожу по Коронадо, расхаживаю по этажам в поисках подсказок и воспоминаний, пытаясь читать стены — в надежде, что хоть что-нибудь эти люди из Архива упустили. Но тот год, как швейцарский сыр, полон дырок и пробелов. Я проматываю картинки, нащупываю все новые и новые нити, но обнаруживаю только немую черноту и размытые изображения. Квартира Эллинга заперта, и тогда я отправляюсь на южную лестницу, с которой упала Элейн, а затем пересиливаю себя и рискую зайти в лифты, где убили Лайонела. И не нахожу ничего, кроме следов стертого прошлого. Что бы здесь ни случилось, кто-то неизвестный сделал все, чтобы замести следы.
Ознакомительная версия.
