Выстрел, еще выстрел, а следом за тем разъяренное шипение, похожее на то, что мне довелось слышать в Ферганской долине, когда я чуть не влез в гнездо кобр, сдуру решив ополоснуться в одном старом заброшенном арыке. Любят эти гады селиться в таких местах, и если бы не мой спутник, в самый последний момент остановивший меня, то там бы я, скорее всего и остался навсегда.
В тот же момент я понял, что меня более не сковывает тяжесть тела противника. Оказывается, тот наг, которого я подранил мгновением раньше, и обзаведшийся, благодаря Володе, еще одной дыркой, на этот раз в боку, сдернул с меня тело своего соратника и потащил его в противоположную сторону вагона, поспешая за третьим подельником, тем, который чуть не ухайдокал проводницу. Прямо за ногу потащил, причем с такой легкостью, словно пушинку волок, а не взрослого мужика.
Прежде чем они скрылись за вагонными дверьми, Володя успел всадить ему в спину две пули, причем одна из них если и не пробила сердце, то легла совсем рядом с ним, но этот черт, похоже, того даже не заметил, только дернулся немного — и только.
Впрочем, кто знает, где у нагов находится сердце и есть ли оно вообще?
— Кхы-ы-ы-ы! — выдохнула воздух проводница и ошарашенно уставилась на нас. — Кха-а-а-а!
— Это как же так? — Володя глянул на пистолет, который держал в руках. — Что за канитель? Почти в упор же бил, даже если «броник», то все равно как кувалдой вдарит, на ногах хрен устоишь! А я две пули всадил, да еще одну до того!
— Ох, — я поднялся на ноги, потер горло, которое мне чуть не раздавили, подобрал с пола пистолет и глянул в окно, за которым ожидаемо никого не увидел. — Может, какая новая разработка. «Оборонка», знаешь ли, не стоит на месте.
— Да какая на хрен «оборонка»! — возмутился водитель. — Не, на такое я не подписывался!
Не уверен в том, что Аркаша посвящает Володю в глубинную суть нашего с ним сотрудничества и делится некоторыми утонченными нюансами мироустройства, потому и я особо откровенничать с ним не стану. Хотя, конечно, никаких сомнений в том, что Володя кое о каких сторонах нашей жизни точно в курсе, тоже не возникает. Ведь гули в лифте у него никакого недоумения не вызвали, да и о том, что с их телами случается, он тоже был в курсе.
Как бы то ни было, в любом случае мой должок перед этим крепышом только что ощутимо подрос.
— Знаешь, приятель, а мне, наверное, нужно брать тебя в штат агентства. — Поставив пистолет на предохранитель, я убрал его в кобуру. — Второй раз за два дня ты меня чуть ли не с того света вытаскиваешь.
— Не знаю, в какую байду ты влез, но чем дальше, тем больше мне хочется держаться от тебя подальше. — Володя тоже убрал оружие. — Нет, ну ты видел? Три пули!
Хорошо, что он их глаза не разглядел, в этом случае его еще сильнее переклинило бы. Меня-то, всякой дряни в Ночи насмотревшегося, и то они крепко впечатлили. Это как на собственную смерть посмотреть, понимая — ни жалости, ни сочувствия, ни пощады ты от нее не дождешься.
Из какой же давным-давно запечатанной намертво дыры вылезли эти навьи твари, а? Может, то землетрясение на Урале не только слезу Рода в мир вернуло? Ну, как вариант?
Впрочем, возможно и другое развитие событий. Просто объявился еще один претендент на главный приз, которого ни я, ни Шлюндт, ни другие участники регаты даже в расчет не брали. И, правды ради, шансы на успех у него немалые, и за счет фактора неожиданности, и по причине невероятной по нашим меркам живучести. Не поручусь за то, что мой потенциальный убийца точно мертв, несмотря на то что Володя ему голову прострелил, а я бок пропорол. Кстати, он меня еще и кровью своей перепачкал, если, конечно, эту болотного цвета субстанцию так можно назвать.
— Мужчины, чего это было, а? — сипло осведомилась у нас проводница. — Они кто? И вы кто?
— Смертушка за тобой приходила, Аделаида, — задушевно произнес я, подходя к женщине поближе. — А мы с приятелем от тебя ее отогнали. Вот такая штука. Но, боюсь, ненадолго. Мы не полиция и не социальные органы, всю дорогу около тебя быть не сможем.
В принципе мы с Володей за пять минут увидели сразу два дива дивных из числа тех, которых на белом свете вроде как вообще нет — нагов, о которых даже писатели-фантасты забыли думать и перепуганную до бледноты лица матерую тетку-проводницу. И я, признаться, не знаю, что из этого большая небывальщина.
— А глаза-то, глаза! — зачем-то оттянув веки вверх пальцами, вещала Аделаида. — Жуть какая! И голос у него неживой, как из могилы. Господи боже мой, это как же такую погань земля носит?
— Неохотно, — произнес я, присаживаясь рядом с ней. — Давай успокаивайся уже. Мы их шуганули, дыши спокойно.
— Сам же сказал, что ненадолго, — с легкой сварливостью произнесла проводница. — И вообще — ты сам-то кто такой?
— Человек, который тебе жизнь спас, — не стал изображать из себя героя я. — И теперь в качестве благодарности хочет, чтобы ты ему кое-что рассказала. Если конкретнее, мне бы узнать некоторые детали рейса номер 062Н, который…
— Да что вам всем этот рейс дался? — буквально выплюнула из себя слова Аделаида, явно приходящая в себя после пережитого стресса. — А?
— «Вам всем» — это кому? — мигом уточнил я. — Положим, я интересуюсь, те трое с жуткими глазами спрашивали — это понятно. А кто еще?
— Да девки две приходили с утра пораньше, — пояснила Аделаида. — Шустрые, как электровеник. Говорят, что ехал этим рейсом жених у одной из них, у той, что постарше будет. Ехал, ехал, да не доехал, вот они его и ищут теперь. Свадьба на носу, а он пропал!
Ай да Марфа! Всех обскакала старушка. Сто к одному, что шустрые девицы явно ее стараниями тут оказались.
— И ехал тот жених наверняка на месте номер двенадцать? — предположил я.
— Ну да. А что я им могу сказать? Сесть в поезд он сел, билет я сама проверяла. А как сошел — не видела, ночью дело было. Но сошел наверняка, вещей-то нет. Вот кабы они остались, кто-то чего-то видел или, не приведи Господь, он белье с собой уволок — тогда да, тогда все по инструкции — сообщить бригадиру, тот дальше по цепочке сигнал передаст кому следует. А так — сошел человек и сошел. Не такая уж это редкость. А что мимо меня проскочил — так я у вагона только на коротких остановках стою, те, что по две-пять минут. А когда остановка большая, то отойти могу, со знакомыми поздороваться. Давно езжу, везде всех знаю.
— Это девкам и рассказала? — спросил я. — Или еще что-то?
— Дальше чудно вышло, — вдруг смутилась Аделаида. — Не знаю я, чего им рассказывала, сон меня сморил. Сроду такого не случалось, а тут вдруг я как в колодец темный провалилась, сама не знаю как. В себя пришла — этих двоих нет. Думала — все, обнесли они меня. А в сумке-то карточки, смартфон почти новый, наличными восемь тысяч, ключи от квартиры! Нет, все на месте. Мало того — на столике пять тысяч лежит, одной бумажкой! Я еще подумала — гипноз, может, какой? А зачем? Когда такое делают, деньги берут, а не дают! Только в себя пришла, тут эти трое приперлись и давай про тот же рейс вопросы задавать. Накипело же, я им и высказала все, что думаю и про них, и про пассажира этого непутевого. Так главный их меня цап за горло и давай шипеть пакости всякие. Ну а там вы, мужчины, подоспели.
— Мы такие, — я глянул на Володю, — мы могем.
— Делать-то мне чего теперь? — пригорюнилась проводница. — Разве отгулы взять да дома отсидеться? Так могут и не дать. У меня же рейс завтра, это же замену надо искать.
— Тебе бы куда-нибудь во Владивосток сейчас отправиться, — посоветовал ей я. — Шесть дней туда, шесть оттуда — это полмесяца. А к тому времени эти трое про тебя и думать забудут.
Как по мне — идеальный вариант. И волки будут сыты, и овцы целы. И даже пастух доволен, хоть его в пословице и не было. То есть в случае, если эта тетка, ни за что попавшая под раздачу, свалит куда-то на другой конец страны, то она останется цела, а непосредственно я останусь при чистой совести и информации. Плюс уберу из Москвы важного свидетеля, до которого рано или поздно обязательно доберутся все остальные. Кстати, те же полуночники тоже, между прочим, вряд ли ее оставят в живых после разговора. Ей просто повезло, что первыми до нее добрались не они.
