— Меня тут осенило: а что, если все это — дело рук нашего общего друга? До Зары ему добраться не удалось, Алька тоже ускользнула, спасибо Найту, — вот гад и решил накрыть нас всех разом. Явился на дамбу, открыл краник — там же есть наверняка какая-то штука, которая открывает слив? — и готово. Что называется, концы в воду. В буквальном смысле слова…
Лейтенант поиграл желваками:
— Черт его знает. Вполне может быть. Правда, дамба охраняется… Но, зная способности этого подонка, — что ему старик с ружьем? Опять ты прав, Палыч, надо на дамбу ехать. Без вариантов.
— Да мы и едем. Только успеть бы доехать, — вздохнул я.
По поводу последнего у меня были большие сомнения: мутная студеная вода уже поднялась в салоне до пояса, а снаружи накатывала невысокой волной на переднюю часть капота. Фары давно скрылись под водой, каким-то чудом все еще светя оттуда двумя тусклыми пятнами. Дорога… вернее, вода впереди освещалась лишь поворотной лампой на крыше «уазика», да синими сполохами мигалок, от которых вся картина приобретала вовсе уж сюрреалистический вид.
Я старался держать машину ровно посередине между придорожными столбами, торчащими из воды с обеих сторон. Дорога, видимо, пошла по насыпи, потому что дома, стоящие чуть поодаль, оказались затопленными по самые крыши. В то время как наша машина — «всего лишь» по капот.
Двигатель вдруг закашлялся. Машина задергалась, будто в судорогах. Сзади испуганно пискнули женщины и недовольно взрыкнул Найт.
— Спокойно! — прикрикнул на них Семен. Но его голос выдавал волнение.
Дергаясь и чихая, «уазик» проехал с десяток метров. В салоне царила гробовая тишина. А пейзаж за лобовым стеклом вдруг изменился: по воде поплыли длинные пенистые разводы. Снаружи донесся нарастающий глухой рев.
— Дамба! — хрипло сообщил лейтенант и закашлялся.
Впереди из темноты вырастала огромная стена плотины. По мере приближения к ней все четче и четче становился виден водопад белой беснующейся воды, вырывающейся из-под полностью поднятых створов. Поднятых!
— ….ь! — Семен стиснул кулаки. — Он-таки нагадил!
Я осторожно придавил педаль газа. Двигатель закашлял чаще, машина истерично задергалась и рванулась вперед. Только бы не заглохла!
Дорога заметно пошла в гору. Волны уже не накатывали на капот, да и в салоне воды стало поменьше. А луч верхнего прожектора выхватил из темноты черную полоску асфальта, змеей выползающую из воды вверх. Всего-то в каких-нибудь тридцати метрах впереди!
В этот момент двигатель заглох. «Уазик» дернулся в агонии — и остановился.
1 октября 1987 года, 20.01, Кобельки
Он открыл глаза и со стоном схватился за грудь, разрываемую нестерпимой болью. Рванул на груди рубаху — и вздохнул с облегчением: никаких ран. Только боль.
Он вновь опустил веки и попытался сосредоточиться, чтобы посмотреть, что случилось с ненавистной компанией. Бесполезно: боль затмевала сознание, не позволяя сконцентрироваться.
В сердцах Он стукнул кулаком по стоящему рядом с кроватью стулу. И взвыл от острой боли в руке, изувеченной проклятым псом.
Да что же сегодня за день такой?! Сначала — цыганка, умудрившаяся ускользнуть у Него из-под носа. Потом — невесть откуда взявшийся пес, порвавший руку и помешавший добраться до последнего, девятого нерожденного. Теперь вот — этот парень с ружьем… Хотя тут Он сам виноват — поиграть решил, не поверил, что сопляк решится выстрелить. Вот и нарвался!
Больно-то как! Он поморщился и потер грудь.
— Что у тебя с рукой?! — в комнату неслышно вошла Она.
— Собака покусала.
— Какая собака? Ты же сегодня из дому не выходил?!
— Не меня самого… Мое другое тело, — потупился Он.
Она растерянно опустилась на стул:
— Как — другое? А почему рана — у тебя?
— Не знаю.
— Покажи! — потребовала Она и осторожно взяла в руки изуродованную кисть.
Он поморщился:
— Больно!
— Потерпи… Почему обуглено все? — недоуменно взглянула Она поверх очков.
— Прижигал. Кровь не останавливалась. Пес мне артерию прокусил! — пожаловался Он.
— Бедненький! — посочувствовала Она.
Он удивленно вскинул глаза: это всерьез или с иронией? Не понять…
— Ты сделал?
— Не совсем, — потупился Он.
— То есть? — в Ее голосе появились нехорошие нотки.
— Я почти добрался до цыганки и до девятой. Почти… Но там появился этот мерзкий пес. Он-то мне руку и прокусил! Я чуть кровью не истек…
— Что за пес? Откуда он взялся?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Просто бросился на меня из темноты. Но я их всех утопил… кажется.
Она наклонилась почти вплотную к Его лицу:
— Ты бредишь? Как — утопил? И почему — кажется?
Он вкратце пересказал Ей события, случившиеся на дамбе.
— Молодец, придумал неплохо! — похвалила Она. Впрочем, голос при этом нисколько не потеплел, скорее наоборот.
Он внутренне подобрался. Сейчас начнется!
— Так что же, они утонули? Ты проверил?
— Нет. Я не смог. Не могу настроиться… слишком сильная боль.
— Это что-то новенькое! Сегодня, похоже, у нас вечер сюрпризов, верно? Сначала какая-то псина кусает твое второе тело, а раны появляются у тебя. Теперь — не можешь настроиться… — по мере того как Ее тон становился все более угрожающим, голос затихал. Теперь Она говорила почти шепотом.
Он хорошо знал этот страшный шепот. И то, что за ним обычно следует.
— То есть мы так и не знаем, жива ли эта компания или нет? А с учетом их необыкновенной везучести, смею предположить, что — жива. Когда ты сможешь узнать наверняка? — Она больно сдавила раненую руку.
Он взвизгнул:
— Ай! Не знаю… Мне нужно восстановиться!
— Сейчас я тебя восстановлю, дрянь! Ну-ка, встань, живо!
— Нет! Не надо, пожалуйста! — завыл Он, свернувшись клубком на кровати.
— Встать, я сказала! — Она шипела в бешенстве, плюясь слюной.
Он поспешно вскочил и застыл, затравленно прижавшись к стене.
— Повернись и спусти штаны!
— Н-не надо! — пискнул Он, подчиняясь.
— Надо, — Она достала из шкафа солдатский ремень с тяжелой латунной пряжкой. — Ты не сделал то, что следовало сделать уже давно. Опять — не сделал. И будешь наказан.
