— Если с этой стороны…
— Во всяком случае, война всегда должна чем-то заканчиваться. Князья Юсуповы должны это понимать.
— Они не отдадут пророка.
— Пусть отдадут хотя бы мать. Уверен, этого будет достаточно. Формальный повод для войны будет утерян.
— Хорошо. Да будет так. — Поднялся император из кресла и подошел к окну. — Признаюсь, думал, что мой первый советник предложит устранить князя Борецкого…
— Ваше величество, по моей глубокой убежденности, не важно, насколько никчемен человек, наделенный властью. Убивать его нельзя, даже если он раздражает безумием поступков. Слабый правитель выгоден сильному.
— Крепкая позиция. — Постояв немного, государь обошел стол и встал перед своим слугой. — Главное, чтобы сильный мог контролировать безумства слабого.
— Безусловно, ваше величество. Считаю своей задачей, чтобы слабый об этом даже не догадывался.
Император покровительственно потрепал Первого советника по плечу.
— Приятно снова с тобой работать. Хотя злые языки говорили, что ты целиком продался этому мальчишке.
— Он убил моего сына. — Спокойно, глядя в глаза ответил князь Черниговский.
— Прости меня. — На мгновение смутился Рюрикович, убирая руку.
И, словно, искупая неловкость, посмотрел вопросительно.
— Если с Сенатом все получится, какой награды ты бы желал?
— Когда этот Максим доиграется, отдайте его судьбу мне, ваше величество.
Государь прочувствованно кивнул, отводя взгляд.
— Я сожалею, что не могу отдать его сейчас.
— Пока человек нужен государству, я согласен его терпеть.
— Ценю. И будь уверен, о всех этих мерзавцев, что смеют отзываться о тебе плохо, сделаю самые жесткие выводы, — сжал государь губы.
Первый советник глубоко поклонился.
— Ладно… — Посмотрел его величество вновь в окно. — Хоть Ганзе мы ничего не должны… Что? — С подозрением покосился он на Первого советника.
— Теперь мы должны князю Борецкому. Ваше величество! — Успел Черниговский раньше, чем государь разразился отборной бранью и вновь не начал смотреть на слугу со всеми возможными подозрениями, от которых отрекся буквально секунды назад. — Это выбор между сиюминутными интересами и богатством всей Ганзы! Весь мир ей должен — одному из ваших князей!
— Предлагаешь, чтобы я признал за ним право на Ганзу?! — Прорвалось раздражение в повышенном тоне. — Все, что я могу признать, это свой долг! Мир Ганзе платить не намерен! Потому что Ганза сдохла. — Прочеканил государь.
— Есть страны, которые побоятся говорить такое шести «виртуозам» и двадцати князьям. Денег, быть может, у этих стран и нет, но под это дело можно выторговать порты и земли под военные базы. Государственные интересы куда важнее золота, это ваши слова.
— Мои? — С сомнением произнес Его величество, но признал, что мог такое говорить — если не от чистого сердца, то под телевизионными камерами. — Тем не менее, это Борецкие могут требовать порты и земли! Не мы.
— Без вашего признания, Борецкому будет сложно. Право, не признанное даже в родных землях — что это, если не насмешка требующего? Однако, Ваше величество, если вы признаете Ганзу, то все остальные монархи будут выглядеть разбойниками, а Империя — благородными людьми слова.
— А они, думаешь, это нам просто так оставят?!
— Еще один довод в переговорах, Ваше величество. В конце концов, что-то надо решать с приграничным Китаем, который тоже погряз в долгах перед Ганзой. Откажутся отдавать — Борецкие получат железный повод для интервенции, а мы сможем их поддержать без угрозы большой войны.
— Ты так наоборот нас в войну втравишь. — Заволновавшись, вернулся Император в кресло.
— Остальной Китай тоже должен Ганзе. — Гнул свою линию Первый советник. — Кого-то можно простить, кому-то можно подарить долги соседа. С этим можно и нужно работать.
— Ладно, — поиграв желваками, резко кивнул Рюрикович. — Пусть так. Езжай к этому князю Борецкому и договаривайся. Скажи ему, право на Ганзу я признаю только после вхождения кланов в Сенат. И сразу разъясни ему, что от той Ганзы без меня — только название. Жестко ставь его на место, много он не получит. У государства денег нет, так ему и скажи.
— Уверен, он быстро поймет свои выгоды, — вновь поклонился Первый советник. — Разрешите исполнять?
— Исполняй, — государь демонстративно вернулся к изучению бумаг на столе. — И Ваня… — Поднял он взгляд, когда Черниговский уже хотел уйти. — Ты же понимаешь, что теперь этот Максим нужен стране на очень долгие годы? — Сурово произнес государь, накладывая наказание.
Черниговский поклонился еще раз, стоически принимая немилость, и вышел из кабинета.
Стоило тяжелой двери открыться, как на Первого советника посмотрело несколько десятков взглядов — приемная малого кабинета Императора была забита дворянством, терпеливо дожидавшимся, примут их или нет. Одинаково бесстрастные, с легкой доброжелательностью и интересом — они будто демонстрировали, как может благородный человек, Сила которого основана на чести, обманывать своим внешним видом: ибо были среди их числа и враги Первого советника, и совершенно незнакомые ему люди, и то малое количество людей, что считало первого чиновника империи своим другом — совершенно безосновательно, впрочем.
— Господа, — коротко кивнул им Черниговский и пошел по коридору мимо.
— Ваше сиятельство, — поднялся с кресла ему навстречу Его высочество цесаревич Алексей — респектабельный молодой человек, умудрившийся быть во времена смуты с посольским визитом в Турции, что говорило о степени доверия батюшки, многократно увеличившейся после событий декабря.
Один из главных претендентов на престол, между прочим — наряду с цесаревичем Сергием, который слегка отдалился от трона из-за болезни сына, но все еще был в нешуточном фаворе.
— Ваше высочество, — замер подле него с поклоном Первый советник. — Чем могу быть полезен?
— Одна пустяковая просьба, ваше сиятельство, — цесаревич пальцами показал, насколько ерундовое дело. — Вас же мой батюшка отправил утихомиривать Давыдова? — Дождавшись короткого кивка, продолжил. — Ежели увидите там Максима, передайте ему от меня привет.
— Он вас знает? — Не стал князь уточнять, о каком именно Максиме идет речь.
— Нет. Но непременно узнает. — Расплылся тот в доброй улыбке.
— Будет исполнено, ваше высочество, — одарив собеседника очередным поклоном, князь сохранил привычное этим коридорам выражение легкой доброжелательности.
И только глаза его, когда он уже выходил из дворца и вновь мысленно прокручивал короткий разговор, на мгновение отразили сочувствие.
— Ваше сиятельство, — сразу после поста охраны возле правой руки пристроился новый порученец.
Молодой, какой-то слишком худой и нескладный, лет двадцати пяти на вид — его отличный серый костюм скрывал угловатости фигуры, а золотая оправа очков с невесомыми линзами придавала респектабельности. Но все равно пришлось нашивать крупно герб князей Черниговских на лацкан пиджака, когда кто-то из чужих порученцев решил, видимо, его задеть словесно — отчего-то юноша реагировал болезненно остро… В том смысле, что пока их догадались разнять, нешуточно избил обидчика. Инцидент, разумеется, завершился тем, что перед Первым советником извинились.
Особенностью нового порученца было то, что князь знал его по имени — Дмитрий, а также был абсолютно уверен в его верности, хотя происходил тот не из клановых слуг. У нового работника была какая-то ненормально огромная память и способность очень быстро считать — показатели, более чем необходимые. Слегка печалило то обстоятельство, что порученец был абсолютно верен не князю Черниговскому, зато весьма радовало, что одному вместе с ним господину.
— Ваше сиятельство, посылка, о которой вы спрашивали, доставлена. — Коротко доложил порученец именно то, что сам князь спросил бы в первую очередь.
— Один лот?
— Вы запрашивали один. По описи именно так.
— И где… — Даже слегка замедлил шаг Первый советник, невольно посмотрев по сторонам.
