— Я постараюсь, — говорит Беата. — Но во сне, сам знаешь, трудно за всем уследить. Оно ускользает, разбегается и превращается. Черт знает во что оно превращается, дружище Йош. Вот и сейчас…
* * *
Беата просыпается, уткнувшись носом в окно, от прикосновения холодного стекла ко лбу.
Там, за окном, улица Русу, там идет дождь и, ловко лавируя между струй, плывут небольшие серебристо-зеленые рыбы. Беата смотрит на рыб. «Не проснулась, — думает она. — Так и знала, я просто еще не проснулась».
Беата моргает. Рыбы исчезают. Дождь остается.
«Будем честны, — думает Беата. — Никакого Йоша нет. И никогда не было. И Веры нет, и Томы. Как бы тебя ни звали, тебя все равно нет, и это, конечно, совершенно непоправимо, потому что без тебя жизнь лишается доброй половины смысла. Нет, не так. Не половины. Без тебя жизнь лишается всего своего смысла сразу, будем честны. Я это переживу, не вопрос. Вопрос совсем иной: зачем?
От таких мыслей впору расплакаться, но слезы, — думает Беата, — могут смыть воспоминания, которые еще не ушли, пока совсем рядом, где-то здесь, между лбом и холодным стеклом, поэтому лучше стоять спокойно, не шевелясь, ждать, пока память о сновидениях вернется, не может не вернуться…»
И тут звонит телефон.
Беата берет трубку, слушает. Она все еще стоит, уткнувшись лбом в оконное стекло, поэтому ее улыбка достается серебристо-зеленым рыбам, ловко лавирующим между дождевых струй. Будем честны, это чертовски несправедливо, рыбы не интересуются выражениями человеческих лиц и совсем в них не разбираются. А улыбка изумительно хороша.
— Представляешь, — говорит наконец Беата, — столько всего мне снилось сегодня, великолепной, неподражаемой, божественной ерунды, столько разных вариантов тебя, столько твоих лиц, рук и имен, что проснулась и решила сдуру, что ты — это просто сон. Думала, наяву тебя нет. И не было никогда… Не то чтобы огорчилась. Просто перестала понимать, как и зачем дальше жить.
— Что? — переспрашивает Беата. — Да, — говорит она, — да! Теперь снова все более-менее ясно. По крайней мере я точно знаю, с чего следует начать эту удивительную новую жизнь наяву. Мы встретимся в кафе на берегу апельсиновой реки, вытекающей из твоего правого виска, будем пить кофе и закусывать его свежайшими огурцами… Что? Конечно, я шучу. Нет, не так. Будем честны, я серьезна как никогда. Просто немного запуталась.
* * *
Проснувшись, Беата смотрит в окно.
Улица Сирвидо
K. Sirvydo g.
Байба
Будильник был поставлен на половину седьмого, но Эрика проснулась раньше. Подскочила как ужаленная: «Сегодня на работу! Уже вот прямо сегодня!»
Глупо так нервничать из-за места в кафе, даже если тебе предстоит самый первый рабочий день. Но Эрика всегда умела себя накрутить, для паники ей даже повод не требовался, предлога достаточно.
«Первый день, — думала она, пока стояла под душем. — Первый раз, мамочки. А я так и не запомнила, где у них что лежит. И что как называется. И буду все время ошибаться. И всех подведу. И вылечу еще до конца смены. А если даже не вылечу, на меня весь день будут орать. Или не орать, а просто молча отодвигать в сторону и все за мной переделывать. А я буду стоять, как бревно, и смотреть, как надо, но все равно ничего не запомню. И даже заплакать будет нельзя. Ох».
Почти решила позвонить и сказать, что передумала, но звонить почему-то оказалось даже страшней, чем идти на работу. Да и рано еще звонить.
Завтрак не лез в горло, пришлось ограничиться кофе. Хоть и глупо это — пить кофе перед рабочим днем в кафе. Где ничего, кроме кофе, до конца смены не предвидится, зато его — хоть залейся. Но сварила полную джезву и выпила на балконе, выкурив сразу три сигареты, одну за другой. Говорят, курение успокаивает.
Врут.
Пока шла по мосту, соединяющему Жверинас с проспектом Гедиминаса, а потом по самому проспекту, длинному, как июньский день, думала: «Главное — это, конечно, напарница. Хоть бы хорошая попалась. Добрая. Ну пожалуйста! Чтобы объяснять умела, не кричала и не раздражалась. Такая, чтобы рядом с ней ничего не было страшно, а наоборот, весело, как игра. Тогда справлюсь».
Думала: «Пусть она будет старше меня. И выше. Такая большая, даже немножко полная, как мама. И спокойная-спокойная. И глаза обязательно голубые, и волосы светлые, и румянец, как будто только что с мороза вошла. И ямочки на щеках, когда улыбается. Чтобы совсем-совсем не страшно».
Думала: «Пусть ее зовут Байба, как ту девочку-латышку, с которой мы подружились на море, потому что жили в соседних домиках. Мне было шесть лет, а Байбе восемь, но она совсем не задавалась. Брала с собой гулять, душила своими духами, все время рассказывала, что ей приснилось, рисовала бальные платья для моей бумажной куклы, а еще научила вязать — первую петлю снять, лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, а потом целый ряд изнаночных, и все сначала. Господи, до сих пор помню, а ведь спицы с тех пор в руки не брала. Может, зря?»
Так замечталась, сама не заметила, как пришла.
* * *
— Привет, — говорит Байба. — Ты новенькая, да? Волнуешься? Ничего, я тоже волновалась, когда в первый раз на работу вышла. Тут одно плохо: когда человек нервничает, кофе получается невкусный, как ни старайся, а это было бы обидно. Поэтому сегодня работать буду только я. А ты — играть, как будто работаешь в кафе. Если что-то сделаешь не так, не беда, сегодня тебе все можно. Игра есть игра.
Эрика смотрит на нее, открыв рот. «Надо же! Именно такая, как я хотела, — думает она. — Большая, добрая, беленькая, румяная как с мороза, и даже ямочки на щеках. Только глаза не голубые, а серые. Но это, наверное, от электрического света».
* * *
Ромас проснулся с мыслью: «Хочу, чтобы моя девушка работала в кафе». Начал думать об этом во сне, а окончательно сформулировал уже наяву, вполне отдавая себе отчет, что к наступившему бодрствованию эта мысль отношения не имеет. Озадаченно улыбнулся — надо же, чего только не приснится. Встал, радуясь, что сегодня можно никуда не торопиться, отправился на кухню кормить кошку и заваривать чай. Кофе Ромас тоже любил, но варил кое-как, а потому предпочитал пить в кофейнях.
Пока заваривался чай, залил молоком и сунул в микроволновку овсянку, сделал бутерброд с ветчиной. Подумав, соорудил еще один, с холодной курицей. Обычно по утрам есть не хотелось, но сегодня аппетит был зверский. Вот что значит как следует выспаться.
И увидеть хороший сон — это тоже немаловажно.
Вспомнил пробуждение. Сказал вслух:
— Хочу, чтобы моя девушка работала в кафе.