В первую секунду Майку показалось, что его ударило током, во вторую — что рука обожжена.
Горячей волной страх прокатился по телу, Майк дернулся, но невидимые тиски только плотнее впились в его руку. Теперь что-то сковывало и пальцы, давление на них все усиливалось.
Майк рванулся еще раз, задергался, запаниковал — но ящик плотно сидел на его руке, постепенно увеличивая силу сжатия. По руке заструилась боль, она росла и крепла, покушаясь если не на само сознание, то во всяком случае — на его ясность.
— Господи! — сдавленно прошептал он. — Больно же!
Боль и страх смешались воедино, и он не знал, что терзает его сильнее: врезающийся в кожу руки металл или отчаянье, вызванное собственной беспомощностью перед коварными чарами.
Весь мир был против него: предал брат, обманула родная бабушка… Вот сейчас придет Длинный (при мысли о нем волосы чуть не встали на голове дыбом) и заберет его. Навсегда. Кому же он еще здесь нужен, если даже самые близкие люди покинули его в трудный момент?
— Не бойся! — словно издалека прозвучал голос Сэлли.
«Она еще меня успокаивает!» — Майк тряс рукой, пробовал стряхнуть ящик второй, — но ничего не помогало.
«Смеется… Или она все же не враг? Ничего не понимаю… Больно!»
— Я не могу руку вытащить! — дрожа от напряжения, выдавил он.
— Не бойся, — повторил далекий, почти нечеловеческий голос. Наверное, он шел прямо с того света…
Да сколько может длиться эта боль?
Комната начала плыть перед его глазами, свечи двоились, троились, от размытого лица Сэлли осталась одна пентаграмма, нарисованная на щеке.
Выхода не было.
— Да отдай мне руку! — закричал Майк, дергаясь в нелепом танце, а ход его мыслей все замедлялся, смешивая все в единое целое. Он не понимал уже ни кто он, ни где находится, ни почему у него на руке торчит этот дурацкий ящик.
Боль стихала, — точнее, становилась тупее и словно отдалялась.
— Не бойся, — снова прозвучало почти над его ухом.
«Я не боюсь… я больше не могу бояться… — сдался Майк. — Будь что будет, можете делать со мной все, что хотите…»
Страх и впрямь исчез, уступая место тупому равнодушию.
Неожиданно мелькание перед глазами исчезло, контуры вновь приобрели четкость.
Ящик исчез с его руки — он стоял теперь посреди стола. Исчезла и боль.
— Уффф! — выдохнул Майк.
— Простое умозаключение, — сообщила ему Сэлли. — Страх вредит человеку. Бабушка хочет, чтобы ты это понял.
На лице бабушки не дрогнула ни одна складка. Она сидела неподвижно.
Майк встряхнул головой, словно прогоняя остатки сна.
«Ничего себе — разыграли комедию, подшутили… Да убивать надо за такие шутки!»
— Но мне же было больно! — с упреком выкрикнул он.
— Нет, тебе показалось, — оборвала его Сэлли. Ее глаза смотрели серьезно и строго.
«Показалось… Тебе бы так „показалось“», — уже с меньшей злобой подумал Майк.
— М-да… — с сомнением протянул он.
Всякое желание задерживаться здесь пропало.
Ему хотелось поскорее убраться прочь, чтобы немного прийти в себя. Не слишком ли много впечатлений для одного дня?
Он встал и опустил руку в карман. Ему попались ассигнации. Почти машинально Майк достал деньги и выложил их на стол.
«Пусть берут… комедиантки!»
Сэлли бросила в его сторону быстрый взгляд.
С негромким щелчком ящик растаял в воздухе. Деньги исчезли тоже.
«Да ну их всех!» — сказал себе Майк, направляясь к выходу. Прощание в такой ситуации казалось ему излишним.
— Заходи к нам почаще, — предложила вдогонку Сэлли.
— Угу! — иронически буркнул Майк.
«Ну нет уж, хватит… больше я в такие игры не играю!»
Он опрометью выскочил из дома и чуть не обалдел, увидев, что за его стенами находится привычный нормальный мир.
Сэлли вопросительно посмотрела на бабушку. Та снова нагнулась к ней и вдруг расхохоталась.
Смеялась она долго.
Смех был похож на плач…
* * *
Ни один человек не видел, как в сторону арки с надписью «Кладбище Морнингсайда» свернула девушка.
По упругой походке и фигуре ей сложно было дать больше двадцати; тень от длинных и светлых распущенных волос несколько искажала черты лица. Со спины ее можно было принять за Сэлли — но опытный наблюдатель сказал бы, что незнакомка старше.
Она действительно была незнакомкой: в настоящий момент в городе не было ни одного человека, способного узнать ее в лицо.
Впрочем, если бы Томми был жив, он не спутал бы ее ни с одной из женщин…
Легкая ткань юбки флагом струилась вслед за ней, приоткрывая стройные ноги.
Девушка вошла под своды аллеи, ведущей в сторону склепа, и тень дубов накрыла ее — лишь белая ткань изредка вспыхивала в просветах. Казалось, она спешила поскорее попасть в это мрачное место, и на ее лице не было ни капли грусти.
Вскоре она вышла на лужайку. Теперь ей оставалось пройти совсем немного — до двухэтажного старинного здания — и дальше, уже в нем, до одной заветной двери…
* * *
В доме было душно, и Джоди вытащил всю свою музыкальную аппаратуру на крыльцо. Вначале он пробовал подобрать органную мелодию, но быстро забыл о ней — гитара сама подсказала более веселые аккорды, и вскоре он уже во весь голос напевал отнюдь не траурную песенку. Пусть в ней пелось о разлуке и женщине, оставившей на произвол судьбы бедного парня — мелодия была безоблачно-веселой.
За этим занятием его и застал Реджи.
Джоди сидел на крыльце, задрав ногу на ногу и блаженно жмурясь на солнце: шляпа с короткими полями почти не давала тени. На Джоди были линялые джинсы и черная футболка с надписью «Rolling Stones» и высунутым языком — эмблемой группы.
— Привет! — еще издали крикнул Реджи, припарковывая свой маленький грузовичок с мороженым.
— Здорово! — поприветствовал его Джоди, не выпуская гитары из рук.
— Что делаешь? — спросил Реджи. Под мышкой у него виднелся здоровенный кожаный футляр.
— Да так, наигрываю…
Реджи кивнул и извлек из футляра обычную гитару.
Может, она и уступала по силе звука электроинструменту, но дуэт получался неплохой.
Голоса их тоже неплохо сливались.
Они сидели рядом. Белая рубашка и галстук-«бабочка» у Реджи, как ни странно, прекрасно сочетались с нарядом Джоди.
«Если я однажды сойду с ума и вздумаю организовать рок-группу — Реджи первым войдет в нее», — шутливо пообещал себе Джоди.
Чем дольше он пел, тем легче становилось на душе.
Наконец закончился последний куплет, Джоди и Реджи разом выдохнули дружное «Ух», и Джоди отложил гитару в сторону, позволяя другу немного посолировать на частом переборе.
