Того, кто угнездился у меня на спине, я успел сбросить в самый последний момент, его клык уже почти вошел в мою шею. Здоровый, черт, какой!
Кровопивец ударился о стену, негромко матернулся и резво поднялся с пола, двое же других бросились на меня.
Одного, невысокого, худенького, который метнулся в прямо каком-то кинематографическом прыжке, только что без «слоу-мо», я подхватил под мышки и впечатал в его же собственного приятеля, который следом за этим с руганью снова повалился на пол, но вот второй сцапал меня в объятья, зафиксировав руки. Ну да, я, конечно, саданул лбом ему в лицо, но этой публике такие удары — что слону дробина. Не чувствуют они обычной физической боли, потому как мертвым до нее дела нет.
Как я вывернулся из его цепких клешней — сам не понимаю, но все же мне это удалось. Мало того — нашлась секундочка на то, чтобы достать пистолет. Лучше бы, конечно, получить тех секунд с десяток, чтобы успеть выскочить из узко-полутемного зальчика в холл, на оперативный простор, но подобная роскошь, увы, сейчас мне не по карману. Только полный идиот к немертвым тварям спиной повернется, это верная смерть. Оно, конечно, и здесь шансов не то чтобы много, но они хоть есть. А так совсем не станет.
Первый выстрел, понятное дело, вурдалаку, который снова нацелился на мою шею, никакого вреда не принес, а вот после второго он злобно зашипел и прижал руку к глазнице, которую разворотила пуля. Кулаком, да и сталью их не зацепишь, это верно, но серебро эта публика сильно не любит. Убить она их не убьет, да и выбитый глаз через неделю у него уже восстановится, но сейчас ему очень, очень дискомфортно. И видимость нарушилась, и ощущения сильно так себе. Жжет в глазнице ой как!
У меня в обойме пули заряжены через одну — свинец-серебро. Никогда не знаешь, как дела повернутся и с кем придется на узкой дорожке сойтись. Если человек, так его серебро убьет не хуже стали, а если вот такая пакость, то это небольшой козырь, который в результате может выручить.
На звуки выстрелов, естественно, никто не прибежал и кричать «Что вы тут творите, я полицию вызову!» не начал. Ресторан закрыт на спецобслуживание, весь персонал за малым исключением распущен, даже отчасти кухонный. Газван не любит чужих глаз, потому и холл, по которому мы шли, был абсолютно пуст. Разве что на входе стоит охрана из верных нукеров, да и то не факт. Ну а в зале музыка громыхает так, что хоть из гранатомета пали — толку будет ноль.
Короче, если на кого и надеяться, так только на себя. Как, впрочем, всегда.
«Кольт» сухо кашлянул еще два раза, но вот досада — вторая серебряная пуля ушла в потолок, осыпав каменной крошкой меня и вурдалака, который, не вставая с пола, ужом метнулся ко мне с тем, чтобы подсечь ноги.
— Держи крепче! — взвизгнул худенький так, что мне сразу стало ясно — девка. Странно, что сразу это не определил, по легкости и вертлявости. — Сейчас я его!
Здоровяк выполнил ее приказ, навалившись на меня всей тушей, да еще и должок вернул, боднув лбом в лицо. Во рту стало солоно. Мало того — он сжал кисть моей руки с такой силой, что пистолет в ней удержать не было никакой возможности.
Ну все, в Вальгаллу я теперь точно не попаду. Не выдают воинам, что не удержали перед смертью оружие, такую привилегию.
А жаль!
— С того света вернусь, — сообщил я им. — Слово даю!
— Вернешься — еще раз убьем, — пообещала вурдалачка, нежно, чуть касаясь, провела пальчиком по моей шее и нагнулась пониже. — Только вряд ли получится. Все грозятся, но пока никто с той стороны не пришел. Видно, двери там хорошо закрыты. Ай!
Тонкое, почти игольное лезвие сверху вниз прошило мою потенциальную убийцу, от плеча до кишок. Причем то место, где оно вошло в мертвую плоть, мигом немного обуглилось, мне с пола это было отлично видно.
— Совсем страх потеряли! — впервые слышу столько эмоций в голосе Ровнина. Он на них скуп, это известно почти всем, кто живет в Ночи, причем настолько, что ведьмы, острые на язык, дали ему прозвище Степенный. — Забыли, как мы вас гоняли, гниль могильная!
Звук удара, и я понимаю, что меня никто не держит. Еле слышный свист, и голова крепыша, который секундой ранее прижимал меня к полу, слетает с плеч, а тулово валится в сторону той стены, о которую я его уже дважды приложил. Ничего себе, это чем же Олег Георгиевич их так уродует? Я тоже такой девайс хочу. Вещь!
— Уходим! — снова перешла на визг вурдалачка и, приволакивая ногу, устремилась к выходу, за ней последовал напарник, зажимая ладонью изуродованную глазницу, но при этом сделав все, чтобы разминуться с Ровниным.
Легкая вспышка, и от тела безголового кровопивца остается только кучка серого вонючего пепла.
— Безобразие! — проводил их взглядом Олег Георгиевич, после чего нагнулся и подобрал с пола зонт, у которого не хватало ручки. — Надо будет собрать глав семей, что ли, на беседу. Или не тратить слова и время, а устроить реконструкцию двухтысячного года?
Я за последнее предложение, признаюсь честно. Нет, среди вурдалаков встречаются и нормальные особи, но все реже и реже, потому большая резня вроде той, что случилась на заре нового века и крепко сократила популяцию кровососов на улицах столицы, послужит не только эффективным средством внушения, но и некоторую селекционную функцию выполнит. Все умные и опытные вурдалаки почти наверняка выживут, особенно те, которым на ушко заранее об этом шепнут. А наглая и глупая молодь вроде этой троицы… Чего их жалеть?
— Если надумаете, то можете смело рассчитывать на меня. — Подняв пистолет с пола, я с интересом глянул на то, как начальник отдела вставляет в зонт упомянутую рукоять, из которой торчит очень узкое лезвие светлого металла. — Серебро?
— Не совсем, — качнул головой Ровнин. — Сплав плюс руны. Что облизываешься? Тебе такого не видать, штучное изделие. И мастера этого уже в живых нет, так что даже не шустри. Лучше скажи — кому ты так насолил, что эта троица по редкостной нахалке тебя выпить надумала?
— Олег Георгиевич, хочешь верь, хочешь нет — сам не знаю. Вроде ни с кем не собачился. А с Марго, что в этих краях обитает, сроду трений не случалось.
— Верю. Она на редкость вменяемая мадам, не отнять. Но только вот какая штука — тут не импровизация класса: «а давай его здесь и сейчас». Место выбрано заранее, с умом, подставного болвана приготовили, то есть знали, кого и как сработают. Меня только в расчеты не приняли, на чем и погорели. Так что думай, поскольку…
— В следующий раз вас рядом может и не оказаться, — закончил я за него. — Знаю, потому пойду сейчас комедь ломать. Пускай проблема сама себя ищет, так оно быстрее выйдет. Подыграете маленько?
— Комедь — это хорошо, — кивнул Ровнин. — Только не пережми, хорошо? Без истерики и особых угроз. Самвел тоже завестись может. У него характер — огонь.
Если в отделе и есть что хорошее, так это их начальник. С ним работать — одно удовольствие, все понимает с полуслова. Еще бы ему таким хитровыдуманным не быть… Хотя они все там такие.
Музыка в зале стала тише, народ вернулся к столам, на которые как раз водрузили блюда с тремя здоровенными барашками, зажаренными целиком. Надо полагать, они знаменовали апофеоз застолья.
— Держи подарок. — Я подошел к лысому коренастому мужчине с большими костистыми ушами, прижатыми к черепу, и кинул на стол «балаклаву», угвазданную пеплом. Именно за эти уши все, кто не относился к племени кровопивцев, данного господина называли Носферату. За спиной, естественно, в лицо такое Самвелу Саркисяну, повелителю одной из самых крепких московских вурдалачьих семей новой формации, мало кто отважится заявить. — Скажи, твой молодняк совсем свихнулся?
— Объясни, — потребовал Самвел, повертев в руках черную шапку, а после отбросив ее в сторону, на пол. — И потише. Не люблю, когда кричат.
— Все просто. Из любителей крови кроме тебя здесь никого нет, а без свиты ты из дома не выходишь, это всем известно.
— И?
— Меня только что там, в холле, чуть не пустили на корм три вурдалака. Еще какие-то вводные нужны или этого хватит?
