ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЛУНЫ
Говорят, что история повторяется дважды: первый раз – в виде трагедии, второй раз – в виде сослагательного наклонения.
I
Директор шахты «Румольская» Николай Иванович Клыков сидел в своём кабинете и размышлял. Развёрнутая перед ним на столе сводка красноречиво свидетельствовала о том, что план выработки в этом месяце выполнен не будет. Ни при каких обстоятельствах. И дело даже не в том, что отставание от графика составило минимум две недели. Настроение рабочих — вот что его беспокоило больше всего.
Бригадир проходчиков Егоров на собрании трудового коллектива выразил общую мысль предельно ясно:
- Так продолжаться не может, - сказал он. - Нормы выработки завышены, инструмент и техника изношены, из продуктов нам шлют одни рыбные консервы. Так и до цинги не далеко. А во что мы одеты? Это разве скафандры? - Он показал рукой в сторону раздевалки. - Это не скафандры, а телогрейки со стеклянными куполами. Каменный век!
- Верно!
- Правильно говорит!
- Где обещанные сапоги на магнитах?
- Где перчатки с присосками?
Парторг шахты Востриков Емельян Захарович тяжело и нехотя поднялся со своего места.
- Чего бузишь? - укорил он Егорова. - Или ты не знал о трудностях, когда подписывал контракт?
- В контракте упоминались трудности совсем другого рода. Я прилетел сюда руду добывать, а не чинить по ночам отопление в кубрике.
- Так-то оно так, Григорий Александрович, - вступился за парторга Клыков. - Но мы не можем думать только о себе, не учитывать объективных причин. Мировой экономический кризис, неурожай...
- Ага. Вон, у соседей — немцев — скафандры на сентипоне, и на завтрак — свежий апельсиновый сок. И никакой кризис им не помеха. А что, если завтра нам не подвезут вовремя кислород? Без фруктов человек ещё как-то может продержаться, а без воздуха...
Трудно, ой, трудно дался Клыкову этот разговор. Он понимал, что люди во многом правы, и пустить решение проблемы на самотёк ему не удастся.
Он придвинул к себе чистый листок гербовой бумаги и вывел на самом верху:
«Уважаемые члены Высшего Партийного Совета!»
Двенадцать лет назад он, тогда ещё совсем юный и необстрелянный птенец, записался добровольцем на освоение месторождения №1365. За его плечами на тот момент были лишь горный техникум да три года на приисках в тайге. Ни руководящего опыта, ни правительственных наград. Но его заявление неожиданно приняли, и он предстал перед Трудовой Комиссией.
Сначала его полдня изучали медики: заставляли приседать, гоняли на тренажёрах, кололи в вену реагенты, измеряли пульс. А потом он оказался в просторной белой комнате с широким столом вдоль окна, за которым сидели: представитель ВПС Сусликов Ипполит Анатольевич, архимандрит Кирилл и светило мировой науки доктор Крейцер.
- В Бога веруешь? - поинтересовался священник.
- Так точно.
- О чем говорится в десятой Заповеди?
- Своими словами?
- Любыми.
- Не возжелать жены ближнего, имущества его, ну, и всё такое прочее.
- Когда последний раз причащался?
- На прошлой неделе.
- Можешь назвать кого-нибудь из Святых Апостолов?
- Павел, Пётр, Андрей, Фома...
- Достаточно. - Кирилл повернулся к коллегам. - Годится.
Сусликов полистал лежавшие перед ним бумаги.
- Характеристика с места учебы достойная. А как со здоровьем?
- Был перелом среднего пальца на правой руке лет пять назад. В остальном — здоров, как бык.
- Какое примем решение, господа?
- Разрешить, - сказал поп.
- Разрешить, - подтвердил доктор.
- Ну, раз так, то и я не против, - подытожил Сусликов.
Далее события развивались стремительно, как на центрифуге. Он прошёл краткосрочные курсы профессиональной подготовки и уже через три месяца вылетел к месту дислокации.
Начал простым проходчиком на «Румольской», а через двенадцать лет его назначили директором — вот такая простая и одновременно яркая судьба.
В Партию он вступил уже здесь, на Луне.
«Уважаемые члены Высшего Партийного Совета!
В связи с резко обострившимися противоречиями во вверенном мне хозяйстве прошу рассмотреть вопрос о выделении дополнительных продовольственных ресурсов, а также навести порядок в поставках обмундирования и оборудования...»
Письмо содержало множество скупых и точных формулировок, явных и неявных просьб, требований и предложений. Заканчивалось оно так:
«Прошу форсировать решение данного вопроса, так как имеются все основания предполагать возможность возникновения стихийных волнений и беспорядков».
II
«Румольская» — это не совсем шахта. Вернее, совсем не шахта. Это разрез. Калдоний никогда не располагается глубже десяти метров от поверхности, поэтому его добывают открытым способом. Взрывники минируют небольшой участок и производят взрыв, снимая таким образом пустой верхний слой и оголяя породу, а затем проходчики прокладывают рельсы, и начинается собственно разработка.
Порода рыхлая и лёгкая, для загрузки её в тележки нужны лишь обычные лопаты да трудолюбивые руки. Основной её недостаток — это низкое содержание драгоценного калдония: всего сто миллиграмм на тонну. Легко подсчитать, что для добычи одного килограмма — то есть месячной нормы — приходится в буквальном смысле перелопачивать десять тысяч тонн лунного грунта.
Обогащение происходит тут же, на Луне, на специально построенной для этих целей фабрике. Никому и в голову не придёт тащить весь этот мусор на Землю. Да и экономически оно выгоднее, несмотря на то, что больше половины имеющихся ресурсов шахты тратится именно на поддержание работоспособности фабрики. Директор её — Богатырёв Петр Терентьевич — второй после Клыкова человек. Как по регламенту, так и фактически.
Потребности страны в калдонии значительно выше, однако возможности расширить его добычу и построить, скажем, ещё одну лунную базу, пока нет. Приходится отвлекаться и на повышение обороноспособности, и на продовольственные задачи, и на поддержание противометеоритного купола. Всё это накладывает на румольцев двойную ответственность. Они — авангард человечества в постоянной борьбе за светлое будущее.
Оперативное управление шахтой осуществляется из передвижного штаба, сконструированного на базе ракетного тягача и стандартного комплекта биолаборатории. Такой подход объясняется просто: ведь по мере разработки разрез постоянно отодвигается всё дальше и дальше от центрального узла жизнеобеспечения. Вот штаб и следует за ним, буквально наступая на пятки и подгоняя.
На том же принципе мобильности построены и бытовки для персонала, где хранится инвентарь и спецодежда. Только тягач у них — один на всех, и не такой мощный.
По рабочим местам людей развозит автобус. Его румольцы смастерили сами из таранного бульдозера, вышедшего из строя. Проделали сваркой окна в корпусе и обшили сверхпрочным пластиком. Мягкие сиденья нарезали из обычных диванов. В народе это средство передвижения шутливо называют «Бурлак».
К северу от разреза расположились два огромных стационарных здания.
В спальном корпусе — тридцать четыре кубрика. Каждый рассчитан на четыре тела. Но это вовсе не означает, что общая численность населения «Румольской» — с то тридцать шесть человек. На самом деле их почти в три раза больше, но так как работа ведётся по сменам, то и необходимости в дополнительных лежачих местах нет. График сна утверждается на год вперёд и неукоснительно соблюдается.
В перерывах между работой и сном население отдыхает в общем корпусе, соединённом со спальным прочной гибкой трубой. Там есть и уютная столовая, и библиотека, и кинозал, служащий по совместительству местом для общих собраний. В спортивном зале, как водится, установлены велотренажёры и приспособления для силовых упражнений — очень важный элемент здорового образа жизни, особенно в условиях ослабленного притяжения.
Есть душевые комнаты и даже баня — предмет особой гордости румольцев. Из-за жёсткой экономии воды приходится, конечно, дозировать эти простые земные удовольствия, но, с другой стороны, их прекрасно заменяют кабины санитарной обработки, где под струями сжатого воздуха можно привести себя в порядок после смены.
Ну и, конечно, имеется лазарет, оборудованный по последнему слову науки и техники. На Земле не в каждой больнице вы найдёте аппарат для пересадки сердца или почек. А здесь — пожалуйста. И главврач — Порфирий Анатольевич — до того, как приехал сюда добровольцем, работал третьим заместителем министра здравоохранения.
Другое дело, что болеть на «Румольской» некогда. Да и некому — народ на шахту едет специально отобранный и подготовленный. Поэтому в лазарете редко бывают аншлаги. Если же у кого-то возникают серьёзные проблемы со здоровьем, то его немедленно комиссуют и отправляют на Землю.
