Мою первую жену звали Люся, и была она такой же озорной первокурсницей, как и я сам. К раннему супружеству нас подтолкнули любовь и дилетантские представления о счастье.
Родители наши, застигнутые врасплох, ничего, кроме благословения, на тот момент предложить не смогли, и мне пришлось взвалить на себя обязанности ассенизатора, чтобы получить отдельную комнату в общежитии и восемьдесят рублей прибавки к стипендии. Каждое утро в шесть часов я обходил уборные с мешком и веником, одетый в комплект противохимической защиты, и ликвидировал чужие промахи. После чего возвращался под теплое одеяло к жене, источая профессиональные ароматы.
По выходным я разгружал вагоны с мукой на макаронной фабрике, а однажды даже устроился в ночную бригаду менять трамвайные рельсы. Правда, не надолго, поскольку это занятие сильно подорвало мои мужские способности и успеваемость. Насчет первого еще как-то можно было договориться, но вот деканат входить в мое положение наотрез отказался, вывесив в один прекрасный день мою фамилию в списке претендентов на отчисление.
Тогда я взял паузу и крепко задумался. Прежде всего, о том, что арифметика крайне далека от жизни. Гораздо дальше, чем декабристы от народа. До женитьбы мне хватало сорока рублей стипендии, чтобы усмирить свои базовые инстинкты, но после объединения наших с Люсей бюджетов мы едва сводили концы с концами. И это с учетом гонорара за чистку сортиров.
Из раздумий меня вывела жена, заявив, что беременна и хочет по такому случаю ожерелье, которое видела на прошлой неделе в ювелирном. В подарке, разумеется, я ей отказал, за что был немедленно переведен на малокалорийные супы с присвоением обидного звания «слабака». Так возникла первая серьезная трещина в наших семейных отношениях.
На улице стоял май, самым вопиющим образом указывая на контраст между тем, что происходило в природе и за стенами моего дома. И я малодушно ушел в трехнедельный запой, вернувшись из которого, застал дома двух женщин вместо одной. Люсина мама со свежими силами взялась за мое воспитание, в результате чего, с интервалом в один месяц, состоялись аборт и развод.
Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, что не сделал никаких выводов из первого неудачного опыта и не смог правильно распорядиться вновь дарованной мне свободой.
Девушка Надя показалась мне воплощением самых смелых мужских мечтаний, и я без раздумий доверился ей. Не удивительно, что и финал получился таким же плачевным. Зарплата моя, правда, составляла на тот момент сто восемьдесят рублей, но это все равно не избавило нас от выяснения финансовых отношений, которым мы самозабвенно предавались в минуты, свободные от любовных игр. Ну, и заводское общежитие, любезно предоставленное мне, как молодому специалисту, не устраивало ни одну из сторон.
Получив очередной штамп о разводе в паспорт, я подумал о том, что скоро в нем закончатся страницы, если вовремя не умерить пыл. И я клятвенно пообещал себе, что к выбору свой следующей (окончательной) спутницы жизни подойду со всей тщательностью и осторожностью.
Мне сразу же повезло.
Девушка Таня была обеспечена деньгами и жилплощадью на ближайшие восемьдесят лет, поэтому ее мало интересовали мои доходы. Но я все равно решил не торопиться с официальным оформлением, чтобы убедиться в прочности чувств, связавших нас. Таня поддерживала меня в выбранной стратегии, поскольку у нее самой имелся печальный опыт ведения совместного хозяйства.
В новых условиях я немного оброс жирком и заматерел, потому что не выходил за пределы территории дивана без крайней необходимости. Казалось, всех и всё устраивало. Я даже начинал полагать, что так будет продолжаться вечно.
Каково же было мое удивление, когда на второй год нашей беззаботной жизни, Таня вдруг ни с того ни с сего завела разговор о браке. В качестве аргументов она приводила все те же доводы, с помощью которых мы ранее отговаривали себя от этого рискованного шага. Мой внутренний голос охрип, пытаясь помешать свершению неизбежного. В конце концов, сказал я себе, испытательный срок она успешно прошла.
Все изменилось сразу же после пышной и обстоятельной свадьбы. Не знаю, может, им подсыпают в ЗАГСе какой-нибудь яд. Вместо милого сердцу человека, с которым мы делили пищу и кров, в моем доме поселилось алчное, сварливое и неопрятное существо, упрекающее меня в отсутствии амбиций и тяги к созидательному труду.
Теща не отставала от нее, называя меня лоботрясом и неучем, не зная, что перед ней лежит бывший передовик производства.
Развод с Таней я переживал особенно сильно. Даже пару недель после процесса пожил на даче у приятеля, употребляя крепкое. Там, в ответ на свои стенания, я услышал такое откровение:
— Детей у вас не было, — сказал друг. — Вот и не срослось. Дети, они, знаешь, цементируют.
Идея мне показалась интересной, и я скорректировал свое поведение. Присмотрев девушку из деревни, с крепким станом и нервами, что, на мой взгляд, служило гарантией здорового материнства, я во время первого же свидания признался Гале, что хочу от нее детей. Пятерых. На меньшее я не соглашусь. Поэтому, если у нее другие планы на вечер, пусть ответит мне отказом немедленно. И разойдемся. Но Галя легко приняла мою точку зрения и уже через пару недель понесла.
Начались незабываемые моменты моей жизни. Походы по врачам, ночные приступы тошноты, прикладывание уха к ее животу — всё отдавало новизной и сулило многие удовольствия. Тогда же я познал всю безумную силу непредсказуемого женского характера.
Родился мальчик, которого я без споров разрешил назвать Варфоломеем, потому что так Гале привиделось во сне. А второй появилась на свет девочка Адельфина, потому что накануне сразу нескольким Галиным родственникам было соответствующее знамение. Я опять-таки уступил, хотя все эти потусторонние вещи и смущали меня, но зато мы договорились, что следующим сыном будет Степан, как того хочу я. Или Настя, если вдруг дочь.
Однако все последующие попытки зачатия оказались провальными. Врач сказал, что во время прошлых родов Гале повредили какой-то важный механизм, а без него она более ни на что не способна.
Мы не собирались сдаваться судьбе на милость, планируя реабилитационные курсы в Кисловодске, вычитанные из энциклопедии. Уже определились с точным названием санатория и стали откладывать деньги на путевку, но тут Галя неожиданно сломалась. Придя как-то домой со смены, я застал ее в шумной компании подруг и даже некоторых друзей. На следующий день гулянка повторилась.
На мои замечания и взывания к совести она отмалчивалась. Разгон сборищ тоже не приносил нужного результата, поскольку они просто перемещались в другое место. Галя располнела и перестала следить за собой. Она неприлично громко икала за столом и освобождалась от газов при всяком удобном случае.
Через год я покинул ее, не взяв себе ничего из совместно нажитого. В том числе и Варфоломея с Адельфиной. До слёз не хотелось расставаться с ними, но никакой отец, даже самый толковый, не заменит детям матери.
Оставшись в очередной раз один, я не спешил снова попасть в чьи-либо коварные путы. Моё вынужденное одиночество совпало по времени с отменой государственных гарантий на труд и его компенсацию. На улицах торговали вынесенным из дома хламом и рассчитывались в магазинах тысячными купюрами.
Мне посчастливилось по большому знакомству устроиться на биржу сырья и товаров крупного промышленного производства. Там я впервые в жизни увидел персональный компьютер, научился играть в «Wolfenstein», и потому засиживался подолгу у монитора, пытаясь преодолеть лабиринты и коварных врагов, подстерегавших меня за каждым поворотом. Иногда до самого утра.
Там мы и познакомились с Ириной, занимавшей должность директора биржи. Увидев меня на работе за компьютером в предрассветную пору, она благосклонно посмотрела в мою сторону, спросила, как зовут, а потом отдалась. Понятно, что при ее образе жизни ей не хватало времени на дискотеки и прочие заведения в поисках спутника жизни.
Я перебрался к ней со своим скромным скарбом и стал помощником в различных деликатных делах. Очень скоро я убедился, что биржа не имела никакого отношения ни к сырью, ни, тем более, к промышленному производству. Через кабинет Ирины проходили мешки с деньгами, как в прямом, так и в переносном смысле. Мы их сортировали, упаковывали, расчленяли на доли и передавали приходившим за ними субъектам. Кое-что перепадало и нам.
Ее знакомства смущали меня только поначалу. Эти небритые типы в спортивных штанах, менты с лоснящимися глазками, взбаламошенные предприниматели, носящиеся с партиями несуществующего товара, стали привычным антуражем моего рабочего дня. К тому же, я перешел с водки на кокаин, а это, я вам доложу, очень помогает сглаживать углы, так нелепо торчащие из самых неожиданных мест окружающей нас действительности.
