Оберон Ману - Апокалипсис every day (СИ)

Смерть пришла без него.

Когда Ганс Мюллер очнулся от собственного крика на релаксационном диванчике своего психоаналитика, это было бегством. Бегством в тотальном ужасе от кошмарного, трижды кошмарного прошлого. В котором осталась его семья.

Психоаналитик оказался профессионалом высшего класса и гипнотическое погружение в память буквально вернуло его, как в машине времени, Туда и Тогда. Только нельзя было вылезти из этой машины и попытаться хоть что-то изменить. Можно было только смотреть. Переживая заново то, что нельзя исправить.

… Он стоял у выхода из супермаркета и глаза его, как и глаза всех остальных, Тогда и Там, смотрели на багровый, медленно темнеющий, клубящийся, проваливающийся сам в себя и медленно, медленно поднимающийся вверх шар взрыва бензобака, так знакомый всем нам по кинематографу.

Только в кино нельзя почувствовать пронзительную вонь горелого железа и аромат жареного мяса. Всего минуту назад бывшего живой плотью его семьи. Его жены и его дочери. Ещё сегодня утром, на автобане, они совместно, спокойно и степенно, как и полагается цивилизованным людям, обсуждали будущее Гретхен. Гретхен должна была окончить школу через три года, но…

Ганс поймал себя на том, что говорит вслух, вспоминая несущественные подробности их совместной жизни, как будто эти слова, как могучее заклинание, способны вернуть их. Он сказал психоаналитику и об этом.

— А ещё я постоянно вижу лица. Я пытался стереть их ластиком, замазать краской, смыть водой, но ни один из ваших способов не помог мне. Я постоянно вижу перед собой эти лица. Трое щенков в майках с эмблемой «Боруссен фронт» и банками пива. Они смотрят зрелище. Они возбуждены и счастливы, потому что им повезло увидеть такое… Пожилая фрау вцепилась в ручку своей тележки и визгливо кричит, чтобы потушили огонь, потому что рядом запаркована её машина. Рядом с ней какой-то непонятного цвета в ярком спортивном костюме, из квоты беженцев, деньги на них шли через наш банк… Main Gott! Мне показалось, что я тоже умер и вижу перед собой мелкого прислужника ада. Он стоял совсем рядом с огнём и корчил рожи.

А потом я хотел подойти ближе, повернулся и увидел себя в зеркальном стекле. Это было лицо людоеда из сказок братьев Гримм.

А дальше вы всё уже знаете, доктор. Остальное я рассказал вам ещё в прошлый раз.

С тех пор так ничего и не изменилось. Нет, изменилось. Стало ещё хуже.

Господин Вольфдитрих, могучий телом, как бывший канцлер Коль, скупо покачал головой, не сводя с пациента зоркого и цепкого взгляда пронзительных синих глаз. Брови его, своей густотой и размерами сделавшие бы честь и Синей Бороде, изогнулись в каком-то хитром рисунке.

— Нет, мой дорогой Ганс, это не сумасшествие. Пока. Но шок оказался слишком силён. Вы запомнили запах горящей плоти. И он почему-то показался вам ароматом жареного на сковородке мяса. Скорее всего, Вы были в тот момент голодны, поэтому Ваша психика, ради спасения всей нервной системы, перенесла напор нервной энергии с одного объекта внимания на другой, поэтому Вы и решили, что почувствовали себя людоедом. И пришли к ложному выводу, что именно это, якобы скрываемое вами в себе зверство, и послужило причиной трагедии… Вы же отлично ЗНАЕТЕ, что вашу семью убил турецкий гастерарбайтер, удиравший от полиции на автомобиле без тормозов. Но Вы почему-то относите запах жареного мяса не к нему, а к своей семье. Хотя аромат специй, о котором вы говорили, это был всего лишь дым сгоравших наркотиков. Мясо со специями, сказали вы? Это аромат турка. Запомните, запах вашей семьи — это солёная горечь слёз утраты. И больше ничего.

Вольфдитрих озабоченно покачал головой в отрицательном смысле. Скорее самому себе, потому что пациент уже закрыл глаза.

— То, что Вы считаете себя людоедом, это очень плохо. И это совершенно неправильно. Вы же не какой-то там людоед из дикой России, как его там?.. Джу-ма-го… Джа-м-огу… Эти проклятые варварские имена не для моей баварской глотки.

Психоаналитик издал коротенький смешок, но пациент не прореагировал никак.

— Когда африканский дикарь считает, что колдун обрёк его на смерть, он ложится под куст и тихо умирает. Потому что верит, что его смерть неизбежна. Вера, — к сожалению, или к счастью, не мне судить Всевышнего, — способна и убить, и спасти. И не только дикаря с Амазонки. Но и цивилизованного германца из самой культурной страны. Позволь посоветовать тебе, Ганс, не как пациенту, а как другу.

Тебе надо забыть себя, Ганс. Ненадолго. Смени образ жизни. Забудь, что ты из высшего класса. Забудь, что ты специалист своего дела. Постарайся забыть всё. ВСЁ, ты понимаешь? У моего знакомого русского коллеги есть забавный термин — понарошку. Это когда дети играют во что-то и заигрываются так, что полностью погружаются в игру. Забудь себя, уйди из дома, иди… к хиппи, к рокерам, байкерам… стань кем-нибудь, — ненадолго, понарошку. Тебе нужна встряска, Ганс, тебе нужна очень большая встряска…

Люди верят в могущество психоаналитиков. Это хорошо для бизнеса, но не очень хорошо в целом ряде случаев. Твой случай, майн либер Ганс, относится именно к этому разряду… Мне было три года, когда наша семья переехала в Дрезден. Мы бежали от русских бомб, а попали под американские. Мне было три года, но я навсегда запомнил, что такое огненный шторм. Огня так много, и горит он так сильно, что со всех сторон дует ветер. Огню нужен воздух. Много воздуха. Людей поднимало вверх и они сгорали на лету, как спички. Может быть, поэтому я и пошёл в медицину…

Наше поколение росло в условиях постоянного стресса. Но оно оказалось крепче нынешнего, клянусь своей лысиной и тем, что под ней. Так что, дорогой Ганс, если не хочешь оказаться полной дыркой в жопе и однажды съесть печень своего директора с кьянти и бобами, как это сделал доктор Лектер, начинай свою Большую Игру. Стань Михелем, Отто, Фрицем. Съешь пару тарелок бесплатного уличного супа. Играй, Ганс, играй. Иди и поживи — понарошку.

Покинув психоаналитика, Ганс Мюллер — не то в задумчивости, не то в рассеянности, — пошёл туда, куда понесли его ноги. И ноги принесли его не куда-нибудь, а в пивную. Ганс не любил импортного слова «паб». Оно напоминало ему отрыжку. Или первый позыв к тому, чтобы «выкрикнуть съеденное». Выражение, услышанное им когда-то и запомнившееся своей дикостью. Может быть, даже русское.

К русским Ганс относился — терпимо. Ганс не любил американцев. Особенно ему не нравились американские стаканы для пива, больше всего напоминающие не то баночки для анализа мочи, не то гильзы от авиационной пушки. Ни вида, ни вместимости… подлость одна. То ли дело Фатерланд! Кружка — два литра. Маленькая — литр. Это же совершенно другое дело! И манеру пить пиво мелкими глоточками, чтобы захмелеть подешевле, Ганс тоже не признавал. Если уж вы пришли в пивную, чтобы выпить пива, вы садитесь за столик, берёте в руки первую кружку, и начинаете ПИТЬ. Так, как может пить бедуин, последние два дня тащивший верблюда к оазису на своём горбу. То есть — по-немецки.

Звякнул дверной колокольчик. Вошедший мужчина сел за соседний столик, совсем рядом, рукой подать. Сразу же показался смутно знакомым. Как будто где-то и когда-то виделись, но когда и где — никак не вспомнить. Отчего стало как-то неловко. Очевидно, то же самое испытывал и незнакомец. Вероятно, со стороны было несколько смешно наблюдать, как два взрослых человека якобы тайком посматривают друг на друга, бросая короткие, частые, исполненные смутного любопытства взгляды.

Разгадку принёс официант, вместе с двумя полными кружками. Посмотрев на сидящих рядом, улыбнулся от всего сердца и сказал:

— За счёт заведения. Хозяин верит, что приход близнецов приносит удачу.

Эти слова словно сняли пелену с глаз у обоих.

Удивительное дело!

Ганс достал из бумажника свои водительские права, сравнил фотографию с лицом незнакомца, удивлённо покачал головой, показал документ своей нечаянной копии. Улыбнулся. Нечаянная копия повторила действия Ганса.

Вернув бумажник во внутренний карман пиджака, незнакомец, как будто продолжая на минуту прерванный разговор, сообщил:

— Однажды аналогичная ситуация произошла при дворе короля Франции. Из Англии прибыл посол, очень похожий лицом на короля. Король удивился и спросил посла, не была ли его матушка во Франции. «Нет, — ответил посол, — но мой батюшка бывал здесь неоднократно…»

— У вас странный акцент. Вы не из Баварии?

— Нет. Я из России. Лет триста назад мои предки уехали туда по приглашению русской царицы. Потом коммунизм пал, Германия воссоединилась и вспомнила о своих детях. Программа по возвращению, переобучению, трудоустройству.