Максим Далин - Владыка Океана

Когда на космодроме Рэдрика объявился нотариус, мы дружно усомнились в том, что чудес не бывает.

Найти на Мейне Князя, по-моему, было не намного проще, чем разыскать пуговицу в метеоритном потоке с помощью лупы и магнита, особенно для человека цивильного. А этот тип ухитрился. Сначала ужасно вежливо попросил посадку, а потом вышел из своего пижонского кораблика с громадным портфелем в руке и спросил у Рэдрика так:

— Уважаемый господин Бешеный, не могли бы вы оказать мне любезность и подсказать, как найти гражданина Шии, его светлость господина Эльма эд Норфстуд ми Альбиара а Феорри ыль Годми-Педжлена и Сальова?

И, что забавно — Рэдрик сразу понял, о ком речь. Во-первых, в его стае под «светлость» подходила только одна живая душа, во-вторых, Князь был действительно шиянин, а в третьих, он намалевал свое полное имя и титул на броне своей машины. Под шикарно нарисованным родовым гербом, изображающим башню посреди океанских волн.

Князь всегда любил распространяться о своем благородном происхождении. Несмотря на то, что папуля Князя, его светлость с непроизносимым именем, на Мейну прилетел, имея, кроме благородного происхождения, разбитую колымагу класса «Скиталец», два боекомплекта и одни запасные брюки. И все. Потомок древнего и славного рода ведь не обязательно должен быть богатым, правда?

А пекся его папа о древнем и славном имени не меньше, чем сам Князь. Когда решил жениться на маме Князя, чуть из кожи не вывернулся, разыскивая священника-шиянина. Нашел. Так что Князь был самой, что ни на есть, настоящей «светлостью», рожденной в законном браке и унаследовавшей титул. Но никому из жителей Мейны никогда и в голову не пришло бы, что это имеет значение для кого-то на Шие.

Натурально, целая толпа ломанулась его искать, чтобы сообщить. А когда Князь пришел, этот тип чинил политес, поклонился в три этапа и преклонил колено.

Перед нашим другом Князем, у которого был рабочий комбез, протертый на коленях, медальный профиль, лохматая белокурая грива и голубая кровь. Орлам польстило.

А тип тем временем говорит:

— Ваша светлость, — и снова произносит Князево имя без единой запинки, — я имею честь и удовольствие огласить вам завещание вашего троюродного дяди, — и произносит имя втрое длиннее, — изволившего сделать меня своим душеприказчиком и поручившего мне найти после его кончины последнего представителя вашего, ваша светлость, древнейшего и славнейшего рода.

А Князь в это время хлопает светлыми ресницами и соображает, кто такой душеприказчик.

Зато нотариус глазами не хлопал, а достал из этого своего портфеля папку с бумажными документами, пожелтевшими от времени, и даже, вроде бы, листы пергамента там лежали — а еще микрокомпьютер и авторучку. И разразился речью. Мы стояли и внимали, а он вещал про преемственность, верность традициям, отсутствие предрассудков и родовую честь. В том смысле, что судьбе, видимо, было угодно сберечь батюшку Эльма в таком опасном и непростом месте, как Мейна, чтобы его благорожденный отпрыск мог вернуться в свое родовое гнездо, трагически пустующее уже третий месяц как.

Когда он закончил, Уран сказал в виде резюме:

— Князь, это круто, за это, типа, надо выпить, — и Князь кивнул, чуточку, по-моему, ошалело.

Но нотариус не позволил.

— Если его светлость не против, — говорит, — то я попросил бы отложить празднование до того знаменательного момента, как будут подписаны бумаги.

Его светлость был не против, ему и в голову не пришло возражать, так что мы пошли в штаб, чтобы Князь всю эту макулатуру удобно подписал.

Вообще-то, подчерк у Князя был не фонтан. Когда человек всю сознательную жизнь пишет исключительно посредством компьютерной клавиатуры, к авторучке ему тяжело приноровиться. И сидел Князь за барной стойкой, вздыхал, скреб затылок и жутко старательно выцарапывал свои каракули на всех этих листах, изрисованных гербами, как лавийские стотысячные купюры. И судя по выражению его лица, когда процедура закончилась, бедняга за это время устал больше, чем за сутки ремонтных работ в открытом космосе.

А закончив этот адский труд, Князь поднял один гербовый лист, помахал им в воздухе перед физиономией нотариуса и спрашивает:

— Уважаемый, а мой дядюшка, часом, не любил шутить? Он вправду мне вот это вот все оставил? Или, парр-рдон, у него изощренное чувство юмора?

И я понимаю, что не верит он в этот абсурд ни грамма, потому что сумма там совершенно нереальная. Но нотариус упаковал половину писанины обратно в портфель и говорит:

— Совершенно верно, ваша светлость. Титул князя, — увольте только меня повторять этот титул, язык заплетается, — фамильный замок на острове Добрых Детей, каковой остров является в последние семьсот шестьдесят три года собственностью ваших предков, а также четыре с половиной миллиона в шиянских бонах и ценных бумагах.

Вокруг зааплодировали. А Князь обмахнулся листом, встал и снова сел. И говорит:

— Это кстати, господа… Мне, понимаете ли, нужно на генераторе защиту заменить… — растерянно так.

Кто-то нервно фыркнул, а Инчи заржал и выдал:

— Да ты новые крылышки купи! С четырех с половиной лимонов, типа, можно себе позволить!

Князь покивал и смотрит на нотариуса вопросительно. И вид у него такой, будто он ждет, что этот пижон со своим портфелем скажет: "Ну все, малыш, спасибо за внимание, свободен", — и свалит. Похоже, всякие острова и замки вместе с нереальными деньжищами никак не могут в голове уместиться — если в последнее время человек заправлялся в долг. Князю с деньгами как-то не очень везло.

Тогда нотариус включает свой компьютер и вызывает на все той же стойке трехмерное изображение этого замка — такой грезы на высокой скале, а под той скалой плещет прибой, а на башнях развеваются синие флаги. Князь с этого дела окончательно потерял чувство реальности происходящего, потому что посмотрел на эту картинку, как невинное дитя — на торт из мороженого, и спрашивает:

— И что же, су-ударь, мне вправду можно туда слетать, а?

И нотариус тут же извлек из своего безразмерного чемодана лоцию на фирменной дискетке с Князевым гербом и протянул эту дискетку с низким поклоном, да еще предложил проверить прямо сейчас, знаком ли его светлости этот маршрут…

Короче говоря, эта сказка про Золушку длилась почти до самого вечера, а вечером нотариус улетел. Оставил Князю жирную пачку денег на дорожные расходы и сказал на прощанье, что преданные вассалы в том замке на острове аж ножками сучат, как желают видеть своего драгоценного господина, ибо без него замок мертв.

Князь чуточку опомнился, только когда нотариус слился с горизонта. И первым делом, натурально, пригласил народ выпить — и напоил ребят до потери гравитации в течение часа. Но сам, как ни странно, надрался не до полной невменяемости, потому что поймал Тама-Нго и попросил очень еще здраво:

— Тама-Нго, друг мой, вы не могли бы пару слов мне сказать о… как это говорится… о моем непредсказуемом будущем?

А Тама-Нго, который все это время как-то так помалкивал и держался в сторонке, отнесся очень серьезно, хотя вообще-то гадать по жизни терпеть не мог. Взял Князя за руки, посмотрел — и говорит грустно:

— Ты, Рожденный Для Власти — Дитя Великой Соленой Воды, тебе от нее не сбежать. Темен твой путь, и куда бы ты не пошел — потеряешь в муках и боли часть себя самого. Изменить это ты не сможешь, но, если отважно и обдуманно пойдешь вперед, то эта часть, возможно, будет невелика.

Князь окончательно протрезвел.

— Дорогой мой, — говорит, — погодите. Как это, позвольте узнать, "часть себя"? Кусок тела, что ли?

Тама-Нго его по голове погладил и говорит:

— Может быть.

Утешил.

Князь передернулся и говорит упавшим голосом:

— Печально… А с какого места?

Тама-Нго пожал плечами и выдал, что этого его духи сказать не могут, ибо возможны варианты. И тогда Князь тряхнул челкой и говорит:

— Вероятно, вы правы. Но чтоб я струсил — это черта с два.

И на следующий день улетел на Шию.

Месяц о нем не было ни слуху, ни духу. Улетая, Князь кому-то сболтнул о Тама-Нгином предсказании, и теперь ребята делали ужасные предположения. Говорили, что на Шие, вроде бы, до сих пор узаконено гильотинирование, так что Князь мог и голову потерять в самом буквальном смысле. Мало ли, что наш брат-пират мог отколоть на исторической родине. Говорили даже, что потеря могла прийтись каким-нибудь кошмарным образом страшно сказать, на что, и теперь Князь друзьям ни за какие коврижки писать не будет. Говорили, что четыре с половиной лимона — это слабая компенсация за одни мысли на эти темы. Короче, много чего говорили. Но, пару месяцев спустя, Князь объявился собственной персоной.