Виталий Бабенко - Игоряша "Золотая рыбка"

Игоряша-второй прекрасно помнил, как он поймал свою первую Золотую Рыбку. Игоряша сел на песок и почесал в мокром затылке.

— Откуда ж ты взялась у меня такая… золотая ты моя и единственная? — вопрос хотя и был обращен к рыбе, но прозвучал чисто риторически.

Игоряше в тот момент и в голову не могло прийти, что он тут же получит ответ. Между тем это был единственно верный вопрос в данной ситуации. Если бы Игоряша вдруг ляпнул что-нибудь о погоде, или о неработающем водопроводном кране, или о пустующем холодильнике, он, безусловно, получил бы детальную метеосводку или на всю жизнь обеспечил бы себя родниковой водой и замороженными яствами, но… на этом бы дело и кончилось. И Игоряше оставалось бы до конца своих дней проклинать себя за тупость, продолжая существование просто Игоряшей, не первым, не вторым, не третьим… никаким.

Однако вопрос был задан:

— Откуда ж ты взялась у меня такая… золотая ты моя и единственная? Что мне с тобой делать?

Рыба, конечно, ничего не сказала вслух. И даже хвостом не махнула. Но в сознании Игоряши обрисовалась четкая и исчерпывающая картина, что Золотая Рыбка взялась не откуда-нибудь, а из очень далекого мира, являющегося центром галактической цивилизации; что золотая окраска ее свойство защитного слоя, оберегающего от рыболовного крючка, гарпуна, остроги, динамита, гидродинамического удара, сверхвысоких и сверхнизких температур, проникающего излучения и вообще всех видов механического и немеханического воздействия, но, увы, бессильного против обыкновенного ведра; что она не рыба, а информационный биомодуль, сиречь унифицированный белковый узел разветвленной галактической сигнальной системы восьмого порядка, призванный поглощать и выдавать информацию; что она вовсе не единственная — таких биомодулей на Земле весьма много, хотя и ограниченное количество; что информация в данной сигнальной системе — в отличие от систем с первого по седьмой порядок — понимается очень широко и эта информация может быть невещественной и вещественной, в зависимости от запроса существа, вступившего в контакт с Золотой Рыбкой; и что, наконец, емкость информационного поля каждого биомодуля конечна, включает три условно-лимитированных, энергетически безразмерных регистра и рассчитана на полное удовлетворение трех запросов, в какой бы форме они ни были предъявлены к исполнению. Два регистра исчерпаны.

Ответ Золотой Рыбки произвел на Игоряшу ошеломляющее впечатление. Осознать-то он его осознал, но понял далеко не все, однако заключительная фраза огненно отпечаталась в мозгу, словно выжженная золотым клеймом. Игоряша уяснил, что выпал ему, как рыбаку из сказки, заветный шанс тройной шанс! — и на две трети он, безмозглый рыбак, оказался потрясающим кретином. Задал глупейший вопрос — раз. Выяснил, откуда рыбка — два. Сейчас пролепечет что-нибудь сдуру, и — три! — исполнив его «запрос», рыбка исчезнет. Или подохнет. Или выпрыгнет в реку и уплывет.

Рыбка спокойно ждала.

И тут Игоряшу осенило.

Наверное, Гений Желаний сказал бы на его месте тоже самое. Но Игоряша был не гением вообще и не гением желаний в частности, а всего-навсего рядовым сотрудником Управления праздников и трудовых будней (УПРАТРУБа), посредственным специалистом с дипломом о высшем образовании, представителем широких масс нечитающей, но любящей книгу публики. Словом, в мыслителях он не числился. И тем не менее попал в самую точку. Головокружительная цепь последующих событий взяла начало из того невероятного факта, что Игоряшу озарило.

— Хочу еще одну Золотую Рыбку! — сипло сказал он. — То есть информационный биомодуль.

«Принято. Третий регистр исчерпан», — стремительно вязью начертало огненное перо в мозгу Игоряши.

Золотая Рыбка в ведре дернулась, потускнела, золотая окраска ее пропала, затем она всплыла брюхом кверху и, растаяв, расползлась по поверхности воды мутным слоем белковой слизи. В следующую секунду пропала и слизь. Ведро наполнилось новой водой. И на дне возникла Золотая Рыбка № 2 — точная копия первой.

Она слегка шевелила червонными плавниками и излучала готовность явить Игоряше бездны своих трех регистров. Игоряша одеревенело уставился на нее, потом судорожно подхватил ведро и, затаив дыхание, шагая, как экскаватор, понес домой.

Честно говоря, рассказа о первом контакте Игоряши-второго с Золотой Рыбкой — да что там, о первой встрече человечества с галактическими биомодулями — мы так никогда и не услышали от Игоряши в подробностях. Приведенный выше эпизод — это лишь облеченный в подобие художественной формы домысел, реконструкция, созданная дотошным глоссатором Шушуней Майским из расшифрованных недосказанностей, недомолвок и туманных намеков.

Более или менее четкая картина первого Контакта, занявшая от силы час, сложилась у нас после многомесячного общения с Игоряшей-вторым. Он живо и захватывающе рассказывал о своих достижениях (что это такое станет ясно позднее), но свято хранил тайну Золотой Рыбки. И поразительно! — любые, даже самые фантастические, несусветные Достижения мы не воспринимали как бредни — наоборот, верили каждому слову Игоряши, даже описание путешествий во времени представлялись нам абсолютно естественными. Психологическая блокировка делала свое дело.

Однако стоило нам, расспрашивая собеседника, коснуться первопричины… Игоряша, такой охочий поговорить на любую тему, тут же затихал и либо переводил разговор в шутку, либо исчезал. Вот именно исчезал: сейчас он сидит перед вами, а через секунду его уже нет. И ни у кого не возникает вопроса — а куда же делся человек? И был ли человек вообще?

Сейчас уже не восстановишь, кто первым привел его в нашу компанию. Поначалу он был просто Человек-Без-Имени. Гость, что ли. Постепенно мы к нему привыкли: хороший собеседник, бель ами, свой парень, тонкий спорщик, легкий говорун, но вроде правдолюбец, не фантазер. Потом вдруг родилось имя — Игоряша. Странное имя для такого необыденного молодого человека.

Всегда одет с иголочки — натуральный твид индивидуального пошива, модный бантик, шейный платок, благоухающий нездешним одеколоном. На ногах — безупречные туфли, каждый раз новые, но модели настолько схожие, что лишь эксперт «Внешторга» отличил бы одну пару от другой, ведь для неспециалиста — что «Даллас», что «Дорадо» — все едино. Прическа — не супер, не салонный лоск, а просто очень к лицу. На лице всегда естественный легкий загар, зубы крупные, ровные, блестящие. Запах изо рта — неизменно приятный. Манеры естественные. Улыбка — человеческая. И — что самое главное — никаких замашек парвеню: ни массивных золотых перстней на пальцах, ни серебряных нательных крестиков, ничего кричащего в одежде. Но не похож и на мальчиков-дипломатов, едва оперившихся атташе из посольств в развивающихся странах. Нет апломба, нет верхоглядства, нет намеков на большие связи. Словно все что на нем и при нем, — все родилось с ним же и принадлежало только ему по естественному наследному праву. В общем, изысканность, безупречность и шарм — в том редчайшем сочетании, которое должным образом оценит и самая пристрастная, тесно спаянная мужская компания.

Как-то само собой получилось, что мы приняли его безоговорочно. С первых же минут — «Здорово!» «Привет!» «Как дела?!» «Читал то, читал се?» «Слышал о событиях в Свазиленде?» «А в Чикаго?» «Луангпрабанге?» «Читал статью в „Литературке“?» «А слышал, что писал ее не Почечуев, а вроде бы Пильдеев?» «И, говорят, за Пильдеева — сам — тс-с-с! — Ракакашкин?!!» «А в статье то между строк — ого-го!!!»

А он: «Привет-привет-привет, мужики-старики-отцы-ребята! Читал то и читал се, и еще пятое-десятое-тридцать четвертое. „То“ — вроде мура, а „се“ — здорово, мне понравилось. Слышал-слышал-слышал. Многое правда, а насчет Луангпрабанга — враки, там все наоборот и даже лучше. Статью читал, похоже, что написал ее даже не — тс-с-с! — Ракакашкин, а чуть ли не… ну, вы понимаете! Между строк там целая вторая статья, а между строк той второй статьи — целая история…»

Так Игоряша-второй с первых же минут вошел в наш круг. Но вот любопытно — никто не помнит, когда они были, эти первые минуты. Год назад? Два года? Словно в памяти какой-то кусок вычеркнули, а вместо него вписали приказ: «Не удивляться!» Не удивляться появлению Игоряши, его облику, исчезновениям, его в высшей степени потрясающим рассказам, его дорогим сигаретам, которую мы курили одну за другой, а запас их не иссякал… Нет, ничего не вызывало у нас изумления. Вот только одно — лицо Игоряши всегда казалось смутно знакомым. Ничем не привлекательное лицо, заурядное даже таких сотнями встречаешь каждый день на улице. Лишь потом, когда мы собрали по кусочкам историю Игоряши и многое прояснилось, когда в памяти все оборванные ниточки связались в узелки и вернулась способность удивляться, — лишь потом поняли мы, почему так до боли был знаком нам Игоряша-второй.