Марк Твен
ИСТОРИЯ ПРИЗРАКА
Я арендовал большую квартиру на задворках Бродвея, в огромном старом доме, верхние этажи которого пустовали много лет, пока там не поселился я. За долгие годы это одинокое жилище превратилось в царство паутины и тишины. В первый же вечер, поднимаясь по лестнице в свои апартаменты, я почувствовал, что вторгаюсь на чужую территорию, словно меня окружали могилы и мое присутствие нарушало покой мертвых. Впервые в жизни мной овладел суеверный страх. И когда в темном углу лестницы липкая паутина ажурной вуалью опутала мне лицо, я задрожал, как если бы столкнулся с призраком.
Лишь оказавшись в квартире и заперев дверь, я наконец вздохнул с облегчением — пугающий потусторонний мрак остался снаружи. В камине весело потрескивал огонь, и, прежде чем я удобно устроился в кресле, на меня уже снизошло успокоение. Часа два я просто сидел, расслабившись и вспоминая былые времена: из тумана прошлого всплывали сцены давно минувших дней, полузабытые лица, знакомые голоса, с течением времени ставшие почти неразличимыми, некогда популярные песни, которые теперь никто не поет. Постепенно краски моих грез потускнели, громкое завывание ветра за окном превратилось в приглушенный плач, барабанная дробь дождя по стеклу сменилась легким шелестом редких капель, а когда где-то вдалеке замерли шаги последнего прохожего и один за другим стихли все звуки улицы, наступила полная тишина. Даже огонь в камине как бы пригнулся и теперь низко стелился над решеткой.
От ощущения беспросветного одиночества меня прошиб пот. Я встал, разделся и на цыпочках прокрался в спальню, стараясь все делать скрытно, будто был окружен спящими врагами, которых боялся разбудить, что могло бы привести к фатальным последствиям. Забравшись под одеяло, я какое-то время лежал, прислушиваясь к шорохам дождя и ветра, к жалобному поскрипыванию ставень где-то вдалеке, пока все эти звуки не убаюкали меня, погрузив в глубокий сон.
Как долго я спал, не знаю. Внезапно я проснулся от жесточайшего озноба, не предвещавшего ничего хорошего. Все вокруг было спокойно. Все, кроме моего сердца — я буквально слышал, как оно бьется. Вдруг одеяло медленно заскользило вниз, словно кто-то невидимый стягивал его с меня. Я не мог пошевелиться, не мог вымолвить ни слова. Одеяло спускалось все ниже, уже обнажив мою грудь. Я схватил его, изо всех сил рванул вверх и накрылся с головой. Затаившись в темноте, я ждал, прислушивался и ждал.
Но не успел я успокоиться, как все повторилось: за несколько секунд, длившихся целую вечность, одеяло вновь сползло вниз, оставив мою грудь неприкрытой. Наконец я сумел вырваться из мертвой хватки ужаса и дернул одеяло на себя, вцепившись в него и не отпуская. Спустя мгновение оно опять попыталось соскользнуть, но я вовремя уловил рывок и удержал его на месте. Однако натяжение усиливалось, рывок следовал за рывком, мне все труднее было справляться с невидимым противником, и в конце концов одеяло в третий раз опустилось к моим ногам. Я застонал.
И тут где-то в изножье кровати раздался ответный стон! Бисеринки пота стекали у меня со лба. Жизнь едва теплилась во мне, я был скорее мертв, чем жив. В довершение ко всему послышался звук шагов, таких тяжелых, словно это была поступь не человека, а слона. Правда, к моему облегчению, шаги удалялись от меня. Незримый визитер приблизился к двери, прошел сквозь нее, не открывая замка и задвижки, и стал бродить по мрачным коридорам, скрипя половицами. А потом вновь воцарилась тишина.
Немного успокоившись, я сказал себе: это просто сон, обычный ночной кошмар. Чем дольше я размышлял о случившемся, тем больше склонялся к мысли, что загадочное происшествие действительно было всего лишь ночным кошмаром. Но только окончательно убедив себя в этом, я смог наконец расслабиться и улыбнуться, ибо ко мне вернулось ощущение радости жизни. Встав с постели, я зажег газовую лампу, проверил замок и задвижку, удостоверился, что никто после меня к ним не прикасался, и разлившееся по телу умиротворение легким смешком сорвалось с моих губ. Я закурил трубку и только хотел сесть поближе к огню, как буквально рухнул в кресло. Кровь ударила мне в лицо, дыхание стало прерывистым из-за приступа удушья, а вмиг одеревеневшие пальцы не смогли удержать трубку, и она упала на пол! В золе у камина рядом с отпечатком моей босой ноги был явственно виден другой — такой огромный, что мой собственный походил на след ребенка! Значит, загадочный визитер — реальность, а не ночной кошмар, и слоновий топот мне не померещился.
Я погасил свет и лег в постель, парализованный страхом. Некоторое время я лежал, глядя в темноту и прислушиваясь к звукам в доме. Сначала откуда-то сверху донесся раздражающий шум, как будто по скрипучему полу волокли массивное тело, потом раздался грохот падения чего-то очень тяжелого, так что даже стекла в оконных рамах задребезжали. В дальних покоях здания периодически хлопали двери, а в короткие мгновения тишины можно было различить приглушенные шаги: кто-то разгуливал по коридорам и то поднимался, то спускался по лестницам. Иногда атот «кто-то» подходил к моей двери, но, поколебавшись, удалялся. Затем я уловил долетавший издалека звон кандалов. Я напряг слух и понял, что незваный гость приближается, поднимаясь по лестнице и гремя цепями в унисон шагам, как гоблин, вдруг ставший великаном. Я слышал обрывки каких-то фраз, невнятное бормотание, полузадушенные крики, шорох развевающейся одежды и трепет невидимых крыльев. Невозможно было не признать, что мое жилище захвачено и я больше не один. В непосредственной близости от меня, прямо рядом с кроватью, кто-то горестно вздыхал и что-то нашептывал. Три пятна мягкого фосфоресцирующего света, зародившись на потолке над моей головой, неожиданно набухли влагой, и две капли упали мне на лицо, а третья — на подушку, разлетевшись теплыми мелкими брызгами. Даже в темноте я догадался, что это — кровь. Передо мной возникли бледные, словно люминесцентные, лица; белые, бескровные руки, воздетые к небу, проплыли в воздухе и тут же исчезли. Внезапно все стихло — и шепот, и голоса, и неясные звуки; в наступившей гулкой тишине было что-то торжественное. Я ждал, обратившись в слух. Казалось, если сейчас не загорится свет, я умру в этом мраке. Скованный страхом, я медленно приподнялся, и тут чья-то влажная ладонь дотронулась до моего лица. Силы покинули меня, я упал как подкошенный. Послышался шелест одежды, кто-то направился к двери и, пройдя сквозь нее, вышел из комнаты.
Снова оставшись один, я, еле живой, осторожно сполз с кровати и дрожащими, как у столетнего старца, руками с трудом зажег газовую лампу. Свет принес некоторое облегчение. Сидя у камина, я отрешенно созерцал отпечаток огромной босой ноги. Постепенно свет начал тускнеть, и загадочный след утратил четкость. В то же мгновение я снова услышал тяжелую поступь слоноподобного великана. Звук шагов, доносившийся из затхлого коридора, раздавался все ближе и ближе, а свет газовой лампы становился все слабее и слабее. У двери в мою комнату шаги на время затихли. Болезненно-синий свет окончательно истощился, и все вокруг погрузилось в призрачную полутьму. Дверь по-прежнему была закрыта, но я вдруг ощутил дуновение ветра, коснувшегося моей щеки, и прямо передо мной возникло что-то огромное и туманное. Я зачарованно уставился на этот облачный сгусток материи. Излучая бледное свечение, аморфное существо постепенно начало приобретать форму. Сначала появились руки и ноги, затем стали видны очертания тела, и наконец из облака показалось огромное грустное лицо. Сбросив туманные покровы, передо мной предстал обнаженный мускулистый красавец — величественный Кардиффский великан.[1]
Все мои страхи тут же улетучились, ведь даже детям известно, что этот добродушный исполин не способен причинить зла. Настроение у меня сразу улучшилось, и, словно подпитываясь моей вновь обретенной энергией, ярче засветила газовая лампа. Никогда одинокий изгой так не радовался компании, как я, приветствуя дружелюбного великана.
— Неужели это ты? — воскликнул я. — Знаешь, в течение последних двух-трех часов я чуть не умер от страха. Как же я рад тебя видеть! Жаль, что у меня нет подходящего стула… нет-нет, только не садись сюда!
Но было уже поздно. Он сел, прежде чем я успел остановить его, и тут же оказался на полу. Никогда не видел, чтобы стул в одно мгновение разлетелся на куски.
— Погоди, сломаешь…
И снова я опоздал. Еще один стул превратился в груду щепок.
— Черт побери, ты вообще соображаешь что-нибудь?! Всю мебель хочешь переломать? Сюда, сюда, дурак окаменелый!
Бесполезно. Я не успел задержать его, когда он садился на кровать, от которой также остались лишь жалкие руины.
— Ну, и чего ты добиваешься? Сначала приходишь без приглашения, да еще и в сопровождении целого легиона бродяг, гоблинов и прочей нечисти, чтобы запугать меня до смерти, а потом, когда я деликатно не акцентирую внимания на твоем костюме Адама — хотя в приличном обществе в таком виде дозволено появляться лишь в респектабельных театрах, да и то — лицам другого пола, — ты, вместо возмещения морального ущерба, крушишь всю мебель, на которую можно сесть! И зачем тебе это надо? Ведь вредишь-то не только мне, но и самому себе. Вон — и крестец отбил, и весь пол завален осколками твоего окаменелого зада, словно мраморной крошкой в какой-нибудь мастерской скульптора. Стыдись, ты уже не малое дитя, пора бы и понимать, как себя вести.
