Ознакомительная версия.
Татьяна Коростышевская
ЛЕДИ СИРИН ЭНСКОГО УЕЗДА
За право называться родиной Гомера спорили семь городов: Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Родос, Аргос и Афины. Когда я прославлюсь в веках и героически отброшу конечности, у моей малой родины — Энска — соперников не окажется.
Нет, сначала отброшу, а потом прославлюсь. Именно в таком порядке. И произойдет это слишком скоро, на мой непритязательный вкус.
«Почему?» — спросите вы. И я отвечу: потому что завтра все местные, да чего уж скромничать, просто все газеты выйдут под броскими заголовками типа «Кровавый ад в Энске» или «Выпускница пединститута и страшная расчлененка». Или просто: «Останки красавицы, умницы, спортсменки Дарьи Кузнецовой отскребали от стен энского гнезда порока».
Ай, к чертям заголовки! Пусть над ними креативят журналисты. Сейчас у меня есть дела поважнее. «Какие?» — опять спросите вы. Ну хотя бы сбежать от маньяка, наступающего на меня с бензопилой. Потому что к прославлению родного города я еще не готова. По-мо-ги-те! Конечно, про бензопилу я приврала, но то, что передо мной стоит маньяк, понятно и без инструмента. Вон какие глаза бешеные и наступает так угрожающе. Да и кто еще может поджидать одинокую девушку у черного входа в местный стриптиз-клуб? Только маньяк. Пошел вон, псих! Полиция! По-мо-ги-ге! Ага, сейчас! Это же не парад лиц с нетрадиционной ориентацией разгонять…
Тут вы, прерывая мои горестные размышления о том, куда катится мир, можете опять задать вопрос: «Почему этот сумасшедший выбрал жертвой меня?» А для того, чтоб на него ответить, нам с вами придется перенестись на пару дней назад, в мое беспроблемное, скучное прошлое.
Побежали?
ГЛАВА 1
В скучном городе Энске, или Малыши ада
Лучшая подруга — та, кто знает, что нельзя позволять тебе делать глупости без нее.
NN
Машенька стукнула Самсона по голове. Портфелем, с размаху. Самсон расплакался:
— Дарьиванна! Васильева дерется!
— Я не просто так, а за дело! — Голубые глаза юной валькирии метали молнии. — Вот вы, Дарья Ивановна, сами посмотрите, что у него под партой!
Пострадавший, хлюпая носом, выложил на столешницу огрызок яблока, коробку фломастеров, ластик, стопку рекламных буклетов…
— Пока криминала не наблюдается, — заметила я и протянула Самсону бумажный носовой платок. — Высморкайся!
— А давайте его обыщем, — предложил с задней парты Овечкин. — Преступники обычно улики на себе прячут.
Папа Овечкина, не последняя шишка в райотделе, то ли брал работу на дом, то ли готовил отпрыска к продолжению династии с младых ногтей.
— А давайте без «давайте», — педагогически извернулась я. — Жанина Геннадиевна вот-вот придет, она и разберется, кто виноват и что с вами, цветами жизни, делать.
Дружный вой третьего «А» подтвердил мои подозрения, что возвращению своего педагога и по совместительству моей лучшей подруги Жанки дети не рады. У них, честно говоря, еще с первого класса отношения не заладились. Когда восторженная выпускница Энского педагогического института Жанина Арбузова появилась на пороге классной комнаты с журналом под мышкой и методикой Монтессори в голове, первый звонок звучал для испуганных первоклашек страшнее набата. Жанка оглядела зареванные мордахи, поправила выбившийся из монументальной прически локон и снисходительно промолвила:
— Здравствуйте, детишечки, я ваш классный руководитель, и меня зовут Жанина Геннадиевна.
— Жадина-говядина? — переспросил с задней парты тоненький голосок.
Тут в голову дипломированного педагога впервые закралась мысль, что нужно было поступать в политехнический…
Я присела за учительский стол и пододвинула книгу поближе.
Жанка, когда уговаривала меня посидеть с третьеклашками, пока она сбегает в парикмахерскую, была убедительна, как агент по продаже пылесосов. «Ну книжку им какую-нибудь почитай! Директора все равно не будет, он в районо на совещании. Я бы вообще детей отпустила, урок-то последний, но не могу — за многими еще родители в школу приходят. Ты же всех моих сопляков знаешь, и они тебя. Прекрасно проведете время. Я им в честь этого еще и контрольную в понедельник отменю. Потому что я добрая. Ну, Даш, вопрос жизни и смерти!» Вопрос жизни и смерти носил экзотическое имя Эдуард и работал в той же школе на ключевом посту учителя физкультуры. Недавно, кстати, работал. Жанка называла его Эдвард — с придыханием и закатыванием глаз. Короче, я согласилась. Не потому что добрая, а потому что Жанина Арбузова может вить из меня веревки примерно с того же нежного возраста, в котором пребывают сейчас мои слушатели.
Поэтому я пришла в назначенное время и водрузила на стол подготовленный для чтения фолиант. Книга была толстенная, с подробными красочными иллюстрациями, переплетом из красной кожи и разноцветными обрезами страниц. Добротная такая книженция. Название ее, некогда тисненное золотой фольгой, от времени затерлось. Я нашла закладку, многозначительно откашлялась и приступила:
— …И тело у нее птичье, венчается человечьей головой, и ликом она печальна и прекрасна. Однако не следует считать птицу-деву, прозываемую Сирин, посланницей светлых сил. Дар ее темный, для людей опасный…
Что-то мне кажется, Жанина Геннадиевна погорячилась, подбирая для малышни текст.
— Обитает она в саду райском, но, когда спускается на землю, начинает песни петь. И оттого перестает себя ощущать. И ежели живой человек ту песнь услышит, то от жития отлучится в тот же миг, душа его покинет бренное тело.
Вибрации собственного голоса погнали по моему позвоночнику целый табун мурашек. Картинка под текстом была соответствующая. Птица-дева, под упитанным бройлерным телом которой прогибалась ветвь розового куста, пела свою песнь смерти. Узкий маленький рот был полуоткрыт, а черные глаза сострадательно оглядывали корчащуюся в смертных муках толпу.
За первой партой у окна не прекращалась возня.
— Самсон! — требовательно пищала Маша. — Отдай! А то я…
— А то что? — хорохорился будущий пострадавший.
Говорят, дети со смешными именами вырастают сильными. Взять хотя бы мою подругу — Жанину Арбузову. Коня на скаку остановит с полпинка, в горящую избу — запросто. А все потому, что тетя Маша в юности бразильскими сериалами увлекалась и назвала дочурку так… заковыристо. А дядя Гена не возражал. У него и тогда скидок в травматологии не было, чтоб родной жене перечить. Или возьмем Самсона Ивашова. Нет, его, пожалуй, брать не будем. Хлипкий пацан. Вон как из него Машка дух вышибает! Схватила парня за отворот форменной курточки и встряхивает с интенсивностью вибротренажера…
— Хватит! — Я хлопнула ладонью по столу.
Показалось, что от моего крика хрустально звякнули оконные стекла. Дети притихли.
— Васильева берет свои вещи и пересаживается на заднюю парту, — скомандовала я уверенно. — Ивашов демонстрирует всем желающим предмет спора. И мы наконец-то продолжаем урок.
Маша подхватила портфель и поплелась назад, Самсон, краснея и сопя, протянул мне гладкий серебристый прямоугольник:
— Вот. Дарьиванна, простите меня, пожалуйста. Я у вас мобильный стащил, пока вы перекличку делали. Он не в сумке лежал, а рядом…
Я облегченно рассмеялась:
— Это не мой телефон. Наверное, после предыдущего урока кто-то забыл.
Самсон не отставал:
— Только мы в этом классе занимаемся. Когда Жанина Геннадиевна уходила, ничего у стола не валялось.
— Ну хорошо, — взяла я чужой аппарат. — Давайте вместе подумаем, как нам побыстрее вернуть его владельцу.
Игрушка была очень дорогой даже на вид, особенно по сравнению с пластиковой «раскладушкой», оттягивающей мой карман джинсов. Логотипа изготовителя видно не было, поэтому я решила, что вещь эксклюзивная, сделанная на заказ. Экран мерцал голубоватым светом, под ним выпукло поблескивала только одна кнопка.
— Мы сейчас посмотрим список последних вызовов, — сообщила я классу. — Позвоним по одному из номеров и выясним…
Я вдавила кнопку, экран потух. Упс… Наверное, заряд в батарее кончился.
— Давайте тогда объявление в коридоре повесим, — предложил деятельный Овечкин. — А номер ваш, Дарьиванна, дадим. Чтоб все по-честному было.
Моего согласия никто особо и не ждал. Машенька, чей почерк после небольшого состязания в чистописании был признан самым красивым, аккуратно вывела на листе мелованной бумаги полторы строчки текста. Две проигравших отличницы, Быкова и Попова, ревниво наблюдали за ее действиями. Денис Добрынский, оказавшийся самым рослым мальчиком в классе, сгонял к доске объявлений и, вернувшись, отрапортовал, что задание выполнено. Ну, честно говоря, он не сам вернулся. Через десять минут ожидания пришлось снаряжать спасательную экспедицию. Так что обратно в класс Добрынский вошел под конвоем, неся в горсти с мясом выдранные пуговицы рубахи. За всей этой кутерьмой время урока подошло к концу. К страшной истории про печальную птицу Сирин мы не возвращались.
Ознакомительная версия.