Надежда Федотова
ВОЖДЕЙ НЕ ВЫБИРАЮТ
Из зеркала на меня смотрело Нечто. Именно так, с большой буквы. То есть – абсолютное. Я в недоумении крутила в руках коробку с модной краской для волос. И это у них называется «Лиловая Дымка»… Нет, может, это и дымка, конечно, но если лиловая – тогда я балерина Большого театра Майя Плисецкая! Потому что мои волосы стали цвета перезрелой малины, выросшей на окраине Чернобыля… Я взлохматила шевелюру и вгляделась в свое отражение:
– М-да, живенько…
Идея покрасить волосы явно была не из лучших. Сама по себе я рыжая. Ну а теперь буду красная… Все мои знакомые будут делать большие глаза, мама схватится за сердце, папенька из дому выставит… но не это самое обидное! Главное, что через два часа у меня свидание! Причем не абы с кем, а с шикарным блондином-пятикурсником Юрой из моего института, по которому сохнут поголовно все наши вузовские девицы и половина преподавательниц… Столько усилий, столько интриг, в ходе которых я разругалась со всем потоком и растеряла всех кавалеров, столько нервов потрачено, сколько денег на французские духи угроблено – страшно вспомнить! И вот – он таки пригласил меня в кино! Намекнуть пришлось, конечно, но это не суть… А что теперь?! Куда я пойду с таким, пардон, костром на голове?.. Да он сбежит, едва меня увидит!
Заметила надпись на упаковке: «Самое стойкое окрашивание». Тьфу, блин!..
В клетке заскребся Мыш. Вообще-то он не мышь, а крыса. Крыс. Серый, с длинным розовым хвостом и умными черными глазками. Сейчас эти глазки смотрели на меня со здоровым недоумением…
Я вытащила крыса из клетки и посадила себе на плечо. Мыш вцепился в майку коготками и фыркнул мне в ухо. Мог бы и не фыркать, самой на себя смотреть не хочется… Бросив злополучную коробку в угол, я подошла к окну. Весна плавно переходит в лето, погода – просто курорт, что для Питера совсем нехарактерно. Полгода представляла себе, как пройдусь это я, в легком прозрачном платьице, по Невскому под ручку с блондином Юрочкой, и все будут мне завидовать, оборачиваться… Угу! Оборачиваться-то будут непременно…
Из подъезда, сгибаясь под тяжестью кое-как увязанных растрепанных книг, вышел наш новый сосед с первого этажа. Неприятный парень, страшный, как моя жизнь, и культуры – ну никакой! Пивные бутылки в окно выбрасывает, до трех ночи на полной громкости слушает «Радио-Шансон», а вчера бабу Клаву из двенадцатой квартиры послал туда… ну, в общем, понятно, куда – куда ей по старости лет ходить не положено… Даже не верится, что он внук академика Попретинского, который умер год назад. Вот то был человек! Таких сейчас мало. Он был какой-то крупный ученый, тихий, как мышка, и вежливый просто до изумления – даже к пятилетним детям обращался исключительно на «вы»! Несмотря на то что был, как говорит моя мама, Светилом Науки… ну, всем известно, что на детях гениев природа отдыхает… а уж на внуке академика она просто оторвалась! Вон, дедовскую библиотеку на помойку поволок… Не знаю, кому как, но мне в детстве за разорванную книгу влетало сильнее, чем за двойку по поведению! И спокойно стоять и смотреть, как какой-то гопник тащит на мусорку то, что академик собирал всю жизнь… нет уж, увольте!
Не снимая с плеча Мыша, я вышла из квартиры, оставив дверь открытой, и, сбежав по лестнице, бросилась вслед за вандалом. Нагнала я его, когда он, побросав книги у контейнера, вразвалочку направлялся к пивному ларьку. На языке вертелось подходящее выражение, но, подумав, я мысленно плюнула – только нервы себе портить, такому раздолбаю что ни скажи – как слону дробина…
Книги сиротливой горкой валялись в пыли, рядом с битыми бутылками. Я ухватила стопки и, пыхтя, как паровоз, потащила ценный трофей домой. Там разберемся. Если уж мне совсем ничего не пригодится, сдам в научную библиотеку. Не пропадет! Я сложила книжки возле своей кровати – займусь ими, когда вернусь, – и сняла со шкафа купленные еще зимой ботинки. Бешеных тыщ стоили, между прочим, специально для такого случая… Надела, Полюбовалась. Настоящий «Мартенс», красота! Родственнички, правду сказать, в тихом ужасе от моего прикида (майка – «три шва, пять разрезов», рэпперские штаны и ботинки военного образца…), но ничего не запрещают, говорят – перебесится, станет, как все… Угу! Хотели бы, чтоб была как все, назвали бы по-людски! Станислава – это ж разве нормальное женское имя?! Говорят, редкое – и это единственное, что меня утешает…
Зазвонил телефон на столе. Я схватила трубку:
– Алло?
– Стася?
– Юрка, ты? – с деланой небрежностью переспросила я, расплываясь в самодовольной улыбке.
– Я. Слушай, тут такое дело… В общем, ничего не получится сегодня вечером.
– То есть как? – остолбенела я.
– Ну, – заюлил он, – семейные обстоятельства… нетелефонный разговор. Увидимся в универе, расскажу. Не обижаешься?
– Да все нормально…
– Тогда до скорого! – повеселев, сказал он, и из мембраны понеслись быстрые гудки.
– Вот сволочь!.. – взвыла я, швыряя трубку на рычаг. Она жалобно дзинькнула. Мыш, бегающий по дивану, оторопело посмотрел в мою сторону. Да уж, давненько меня так не обламывали… Семейные обстоятельства… ага, держи карман шире! Кипя от злости, я, не снимая новых ботинок, плюхнулась на ковер рядом с диваном и посмотрела на книги.
– Ну и пошел он! – решительно тряхнула головой моя оскорбленная светлость. – Козел! Правда, Мышель?.. Что мы себе, других не найдем?.. Тоже мне Ален Делон… Мыш, отвали от книги, она невкусная. Мыш! Кому говорят?..
Так как положительной реакции на мои увещевания не последовало, пришлось брать увлекшегося грызуна за шкирку и отдирать от толстой книжищи, лежащей самой последней в стопке. Чем она ему так приглянулась?.. А-а, так это же чистая кожа! Елы-палы, раритет! Этому тому, наверное, лет двести!.. Вот это да… Я раскрыла книгу посередине, наугад. Полистала. Желтые, будто пергаментные, листы, обтрепанные края страниц, причудливые рисунки, странные письмена. Непонятно, но… красиво!.. Пожалуй, оставлю себе. Я стала разглядывать картинки. Одна, с изображением грозовой ночи, так и притягивала взгляд: черные тучи, расколотые сине-белой молнией, необъятная степь, странное сооружение из веток треугольной формы, сверху клинком вверх воткнут меч, лезвие которого блестит от чего-то темного… от крови, что ли? Ничего себе!.. Вокруг сооружения – коленопреклоненные кочевники, суровые мужчины в кожаной одежде, замершие с поднятыми к небу, мокрыми от дождя лицами. Реалистичность иллюстрации завораживала. Даже Мыш, перебравшийся со спинки дивана ко мне на плечо, замер, настороженно блестя глазами.
Под рисунком было что-то написано. Не похоже ни на один из известных языков. Что-то между арабской вязью и китайскими иероглифами. Буквы порыжели от времени, но не стерлись. Эх, знать бы, что они означают!.. Жаль, нет уже академика, он-то, наверное, смог бы это прочесть… В груди снова вспыхнула злость, усиленная досадой на вероломного Юрика. Нет, ну это же надо – выбросить на помойку такую вещь! Старик Попретинский в гробу бы перевернулся от подобного святотатства – он относился к книгам как к детям… А его внучок, аллергию ему на пиво и поражение «Зенита» в шести сезонах, взял – и просто… просто… Что такое?.. Я в изумлении уставилась на разворот библиографической редкости. Мне показалось, или тучи на картинке шевельнулись?.. Так, надо валерьяночки заглотнуть… Я усмехнулась и, стараясь успокоиться, провела пальцами по странице. Она была теплой и шероховатой… буквы горели под рукой, изгибались, четче проступая на пергаменте, неуловимо изменяя форму… Мыш больно вцепился острыми коготками мне прямо в плечо и запыхтел. Но мне было не до его переживаний. Потому что до сих пор непонятные письмена вдруг… стали вполне читаемы!
…«Услышь нас, Арес, великий и яростный! Услышь и внемли нашей боли! Пошли нам свой знак, не оставь нас в минуту отчаяния…» – обалдев, прочитала я, – ну ни фига себе!.. а вот тут дальше: – «Отмстить ли за смерть, иль исчезнуть с позором, оставив врагу наши земли? Ответь, мы взываем к тебе! Пусть разверзнется небо, и громы его пусть разят все живое, что не склонится перед тобой, темноликий…» Елы-палы! Нет, Мындер, ты слышал?!
По спине у меня побежали мурашки, даже голос охрип. Осталась последняя строчка:
«Мы ждем, повелитель!»… Блин, вот это да! Хотела бы я на это посмотреть…
Мурашки стали холодными… и мокрыми. В воздухе запахло гарью. Мыш придушенно заверещал. Черт, что такое?! В комнате потемнело, потом яркая вспышка молнии озарила ночную степь…
Степь?! Я ошалело завертела головой и заверещала не хуже Мыша. И было, елки-палки, от чего верещать! Комната исчезла. А я находилась на верхушке пирамиды из веток с картинки из проклятой книги… из книги, которой у меня в руках больше – не было!.. Холодный ветер вперемешку с дождем хлестал в лицо. Внизу с разинутыми ртами замерли кочевники…
