Мир хихикал.
Но и восхищался тоже. Брезжила новая эра. «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!» — проклинали недругов древние китайцы. Вышло, что прокляли все человечество. Хотя можно предположить, что наиболее прозорливыми из них, догадывавшимися, что когда-нибудь людям уже не придется горбатиться на рисовых полях, просто-напросто двигала низкая зависть к потомкам.
Ровно ничего не сообщалось о конгломератах нанороботов военного назначения. «Секретят», — пожимал плечами любой, кто слыл информированным. Вообще-то Геннадию Родионовичу было не вполне понятно, почему научить боевого сельхозавра (боезавра? дракоида?) отличать своих солдат от солдат противника труднее, чем брюкву от морковки. Помехоустойчивость у них, что ли, ни к черту? Или коварный супостат может не только поставить глушилку, но и вообще перехватить управление? Тогда, конечно, да…
В промышленности сельхозавры тоже не привились. Какое-то время говорили о пожирающих бокситы дюралезаврах для цветной металлургии — потом перестали. С транспортными мотоцерапторами тоже дело не пошло. Ареалом нанотехнологических чудищ оставалась сельская местность.
За исключением ненормальных экземпляров, для чего-то лезущих в город. И тем активнее, чем город крупнее.
Зачем, интересно? В городе обычно нет нужды опахивать канализационные люки, удобрять дома и окучивать фонари.
Загадка.
Одно ясно: массовый сбой какой-то. Разлад.
Вразумить психа перепрограммированием удавалось не всегда. Поначалу на улицах появились специальные машины с кипящими котлами, мигом окрещенные скороварками, — гнать сельхозавров вон из города струями перегретого пара. Сатирики приободрились. Послушать их, так выходило, что сельхозаврам в городе надо вставать на учет. Миграционная служба стойко терпела издевательства.
Обогнать сельхозавра по тротуару и раньше него выскочить на проспект не получилось — Геннадий Родионович уперся в оцепление. Омоновцы преграждали путь на манер фаланги. Впрочем, десятка полтора прохожих, кучкующихся возле стены пластиковых щитов, были настроены скорее иронически, нежели решительно. Поглядеть воочию на ликвидацию сельхозавра — ну кто откажется? А что с галерки, так это ничего. В партер все равно не пустят, да и рисковым надо быть человеком, чтобы туда полезть.
— Привет, физик! — раздалось над ухом.
Это был сосед по подъезду и приятель. Приятеля звали Рыбаба. Каким именем наградили его родители, помнили немногие, зато всем была широко известна его страсть к двум предметам: рыбалке и женщинам. О том, с какими трудами и приключениями ему доводилось вываживать либо то, либо другое, Рыбаба мог рассказывать часами.
Разговоры эти Геннадий Родионович пресекал, и быть бы ему у Рыбабы в опале, если бы не владевшая тем страсть: хоть разок обыграть «физика» в шахматы.
На худой конец — свести партию к ничьей.
— Из школы своей топаешь? — спросил Рыбаба.
— А ты с работы?
— Не, я завтра дежурю. — Рыбаба служил где-то охранником. — Сейчас с дачи еду. Карась в озере не берет, одно расстройство… Вышел из электрички, гляжу — сельхозавр. Я — за ним… Вечерком сыграем партийку, нет?
— Можно, — благосклонно согласился Геннадий Родионович.
— Часиков в шесть, а? Где всегда?
— Идет.
— А фору дашь?
— Бог подаст. Впрочем, можешь играть белыми.
— А…
Слитный вой сирен заглушил реплику Рыбабы. Из-за поворота вынеслись машины МЧС, закамуфлированные по-городскому под бетон и зелень, и затормозили с визгом. Из одних горохом посыпались служивые в касках и асбесте, другие же — огнеметные — навели стволы. На улице сразу стало топотно и тесно. Движения пластиковых щитов не потребовалось — зрители схлынули сами. Кончились те времена, когда зеваки скандалили, изо всех сил стараясь подобраться поближе к месту ликвидации. Кое-кто из тех, кому это удалось, мог и сейчас рассказать, как это приятно — попасть ненароком под брызги огненного плевка. А кое-кто уже ничего не мог рассказать.
Отчаянно хлопая крыльями, уносились прочь голуби. Более догадливые вороны удрали еще раньше.
Геннадий Родионович и Рыбаба тоже подались назад, но уходить не спешили. Во-первых, проще было подождать конца ликвидации, чем обходить ее место, давая кругаля по соседним улочкам либо плутая во дворах, а во-вторых — зрелище.
Со стороны проспекта тоже было все готово, даже пожарные. Огнеметчики с металлическими ранцами — отважные ребята — рысили у самых стен домов. Проскользнув впритирку к сельхозавру — оттянулись во дворы. Маневр окружения был завершен.
— Сейчас начнут, — плотоядно облизнувшись, сказал Рыбаба. — А пойдем-ка вон туда встанем…
Указанное Рыбабой место — пьедестал рекламного щита — оказалось удачным. Отсюда Геннадий Родионович видел и эмчеэсовцев, и пожарных, и даже пригнанную на всякий случай машину «скорой помощи». Но главное — он видел серую тушу сельхозавра. Почти всю.
Туша не шла вперед — топталась на месте, встретив преграду. Возможно, сельхозавра стегали радиокомандами, пытаясь силком загнать в русло программы — в последний раз. А может быть, он просто чувствовал опасность.
Голос из мегафона проорал, что жителям прилегающих к месту ликвидации домов надлежит плотно закрыть форточки и не подходить к окнам. Ага! — расплющенные об оконные стекла носы любопытных были видны даже Геннадию Родионовичу.
— Начали! — завопил Рыбаба.
С ревом ударили огненные струи. Четыре штуки. На зрителей дохнуло жаром. Выплюнув по дымному сгустку пламени, машины, казалось, призадумались на секунду, после чего решили: мало. И выплюнули еще.
Сельхозавр удивился — так, во всяком случае, это выглядело со стороны. Замотал подобием башки, попятился. Сообразил, что сзади тоже припекает, и быстро крутнулся на месте, совершив полный оборот. Будто решал, кого сокрушить сначала — передних обидчиков или задних.
Огнеметы выплюнули еще по струе.
— Сейчас его проймет, — тоном знатока сообщил Рыбаба. — А помнишь, как скороварки по улицам ездили?
Геннадий Родионович помнил. Еще с полгода назад наивные городские власти воображали, будто можно обратить в бегство сельхозавра, направив на него струю перегретого пара. Пробовали также электроразряды и вонючие аэрозоли. Без толку.
— А сколько ему нужно — градусов небось с тысячу? — спросил любознательный Рыбаба.
— Меньше. Для деструкции хватит и восьмисот.
Сельхозавр корчился. Сельхозавр бурлил. Клубился. Бывало, Геннадия Родионовича охватывала жалость к несчастным нанороботам, что из последних сил пытались уцелеть, нырнув в толпу себе подобных. А с другой стороны — не очень-то они и отличались от примитивных живых существ вроде планктона. Ну кто, скажите, проникнется сочувствием к стае саранчи, состоящей из значительно более высокоорганизованных особей? Саранчу — жалеть?! Дустом ее, дустом!
Пожалуй, жальче было не каждую особь в отдельности, а весь организм, если только это слово могло быть применено к сельхозавру. Хотя сей организм находился явно не там, где следовало, и уже натворил дел на железнодорожных путях…
— Гля, дерево загорелось! — ликовал Рыбаба.
— Этак мы всей зелени в городе лишимся, — брюзгливо предрек Геннадий Родионович. — И без того дышать нечем.
Сельхозавр внезапно завопил, и резкий вопль его, перекрывший рев огня, был похож на крик киношного Годзиллы. Чем может кричать эта туша, оставалось неясным, да Геннадий Родионович и не думал об этом сейчас. Ему чудились стенания живого, страдающего существа, захотелось даже заткнуть уши и стремглав бежать прочь. Нервы, подумал он, стараясь привести сердцебиение в норму. Всякая дрянь нам живой представляется, да еще и одушевленной… А что есть сельхозавр? Конгломерат, структурируемый заданной извне программой. Он дурак дураком, как компьютер, а уж каждый наноробот в отдельности и вовсе немногим умнее пылинки. Чего жалеть такого? Только из-за того, что эта туша умеет целенаправленно двигаться и вопить? Так тепловоз это еще лучше умеет…
Пылающий сельхозавр быстро уменьшался в объеме. Он пробовал метаться, норовил скрыться от пламени во дворах, но сбоку его встречали длинные плевки из ранцевых огнеметов, и он, вздрогнув, пятился. Он уже не напоминал четвероногое существо — он был амебой, и амебой гибнущей. В крутящемся столбе раскаленного воздуха реяли над ним черные хлопья. Неприятный, ни на что не похожий запах достиг зрительских носов.
Рыбаба попятился.
— Мало того что этих тварей на нас напустили, так еще и отравой дышать заставляют…
— Кто напустил-то? — спросил Геннадий Родионович.
— Кто-нибудь да напустил. Кому-нибудь это надо. Скажешь, не так?
В ответ на это оставалось лишь пожать плечами и сменить тему:
— И никакой особенной отравы… Основа нанороботов — углеродная. Скандий в них еще есть, иттрий, фтор… в общем, половина таблицы Менделеева. Но ни ртути, ни свинца, ни кадмия, ни бериллия нет, за это я ручаюсь.
