С тех пор Кубатай стал официально признанным осетином{14}.
— Здорово! — сказал Стас, который уважал упорство в достижении цели. — А ты, Смолянин, кто?
Смолянин обиделся.
— Как и вы, ребята, русский… У меня письменное свидетельство есть, — сухо добавил он.
— Какое? — спросил я. И Смолянин не удержался — наверное, любил эту историю.
— Письмо я отыскал, — начал он свой рассказ. — От прапрадеда к прадеду. Там написано… — Смолянин откашлялся и начал декламировать:
— «Дорогой сынок Ваня! Очень рад, что тебя приняли в Московский университет. Ты, как настоящий русский, должен учиться в России, а не на Украине…»
Мы с братом кивнули — действительно, свидетельство стопроцентное. Но Смолянин продолжал:
— «Мама, хоть и хает клятых москалей, тоже рада. А дедушка на радостях купил тебе новую ермолку, очень красивую и недорогую. Только не езжай в ней к тестю в Шымкент, надень пока старую. До свидания, твой папа Кшиштоф».
Мы, пораженные, молчали. А Смолянин продолжал:
— Вообще-то наша, русская, национальность одна из самых популярных. Говорят, у нас этническая аура клевая. Но в то же время все боятся, да я и сам боюсь. Станешь слишком русским, на остров потянет. А на острове… — Тут он прикрыл рот ладонью, словно сказал что-то лишнее.
— Что на острове? — спросил Стас. — И Ережеп про остров что-то говорил.
Смолянин отнял ладонь от губ:
— Нет, ребятишки, это не я должен рассказывать. Начальство спросите.
Но больше мы об этом таинственном острове так ничего и не слышали. А Смолянин перевел разговор на прежнюю тему:
— Так что женитесь, малолетки. За вас любая девица с радостью пойдет — как-никак чистая национальность.
— Какая ж она чистая, у нас мама узбечка, — возразил Стас. Про то, что папа — наполовину украинец, он даже и упоминать не стал.
— Ничего, это еще интереснее, — завопил Смолянин. — Две чистые национальности!
— Подумаем, — уклонился я от ответа. — А что сегодня делать будем?
Смолянин увял.
— Можно лечь в гипносон, — начал он. — Или в шашки поиграть…
Мы скривились.
— Давайте в парк выйдем и будем шампанское пить! — предложил Смолянин.
Стас побледнел.
— Ну на охоту смотаемся! — в отчаянии прошептал переводчик.
— На охоту? — У Стаса загорелись глаза, да и я обрадовался. Все лучше, чем сидеть в четырех стенах.
А Смолянин начал развивать идею.
— Возьмем муми-бластеры, — доставая из кармана маленький, словно игрушечный, пистолетик, сказал он. — Очень хорошая штука: стреляешь, и зверь сразу готов к употреблению. И мясо храниться может вечно, не портится.
Мы с сомнением посмотрели на пистолет, но спорить не стали.
— Поедем вчетвером, с Кубатаем, на его прыгоходе. У него хороший прыгоход, две тысячи кочек в час делает.
— Чего?
— Кочек. Это наша мера скорости. Прыгоходы прыгают по бетонным площадкам, которые называют кочками. Две тысячи кочек — это двести километров в час.
— Подумаешь, скорость, — заворчал Стас. Но тихонько, для порядка.
— А на кого будем охотиться? — поинтересовался я. И подумал, что в какого-нибудь зайца или птичку я еще могу выстрелить, а вот оленя будет жалко…
— На тараколли, — жизнерадостно сказал Смолянин. И пояснил: — Общество защиты животных запрещает охотиться на млекопитающих, птиц и земноводных. Только на насекомых. Поэтому были выведены методом генной инженерии гигантские тараканы — тараколли. Очень хитрые, быстрые, ловкие звери. И вкусные.
— Мы… не будем… охотиться… — разделяя паузой каждое слово, сказал Стас. — Мы… вспомнили. Мы… пацифисты.
Смолянин схватился за голову. И простонал:
— Что ж тогда делать? Как вас развлекать, а?
Мы угрюмо молчали. И тут в распахнувшуюся дверь вошел генерал-сержант Кубатай. Он был по-прежнему зелено-белый, только на поясе прибавился еще один нож. Небольшой такой, нестрашный, вроде столового. Мы приветственно поквакали, затем у Кубатая со Смолянином завязался долгий разговор. Под конец переводчик просветлел лицом, уши у него слегка задергались.
— Клево, пацаны, — заорал он. — Кубатай предлагает нам отправиться на семинар кулинаров-профессионалов! Это… Это… Пальчики оближете!
Мы со Стасом дружно кивнули. Вчерашний банкет успел оставить самые приятные воспоминания, и поездка к настоящим кулинарам была предложена вовремя.
Пока мы шли по коридорам Департамента к стоянке прыгоходов, Смолянин шепотом рассказывал, что Кубатай когда-то был подающим надежды кулинаром, но потом по неизвестным причинам ушел работать в Департамент Защиты Реальности. Однако связи со старыми друзьями не теряет, ездит на все дегустации и, по слухам, ночами работает над изготовлением нового сладкого блюда — из халвы, шербета и чурека.
В самом приподнятом настроении мы погрузились в прыгоход, стоявший перед огромным, метров пятьсот в длину и этажей сорок в высоту, зданием Департамента. Возле обнесенной забором стоянки прыгоходов виднелась странная бетонная площадка высотой с двухэтажный дом, на которую вела широкая лестница. К нашему удивлению, прыгоход стал медленно, переваливаясь с бока на бок, карабкаться по лестнице. Кубатай и Смолянин, сидевшие перед пультом управления, покряхтывали, словно тащили прыгоход на себе. Мы сидели во втором ряду, за ними. На третьем, за нашими спинами, молча примостились два охранника в желтых комбинезонах.
Наконец-то прыгоход забрался на бетонную площадку и встал прямо, лишь слегка переминаясь с ноги на ногу, как курица, готовящаяся снести яйцо. Кубатай ткнул в какую-то кнопку на пульте, достал из кармана горсть семечек и принялся их задумчиво грызть. Я с удивлением заметил, что семечки лежат у него на ладони какими-то длинными цепочками. Словно были приклеены друг к другу. Потом я понял — семечки синтетические, а в ленту склеены, чтобы можно было щелкать быстрее. Но спросить я не успел, потому что внезапно включился гипносон.
Очнулся я, когда прыгоход начал по лесенке спускаться с бетонной площадки — видимо, она и была той самой кочкой, по которым они прыгали. Вокруг уже не было никакого парка с громадиной Департамента. Голая равнина, на которой дул холодный даже сквозь стекло ветер и лишь редко-редко стояли в больших горшках слегка заиндевелые пальмы. А небольшое зданьице с вывеской «Приют усталого желудка» окружало такое море прыгоходов, что становилось ясно: под землей тут еще с десяток этажей.
Минут через пять мы заняли места в центре небольшого уютного зала. На возвышении был стол, за которым сидели три человека. В зале, на креслах, разместилось еще около сотни.
Мы со Стасом с любопытством озирались. На нас никто особого внимания не обращал, кроме сидящего за нами рыжего веснушчатого пацана. Тому явно было интересно, на каком языке мы говорим. А Кубатай, непрерывно раскланивающийся с окружающими и посылающий дамам воздушные поцелуйчики, рассказывал, да так быстро, что Смолянин еле успевал переводить:
— В правом углу зала сидят действительные члены семинара — кулинары-профессионалы. В левом углу — кулинары-любители и любители покулинарить. В середине — любопытствующие… — Тут Кубатай запнулся, но сразу же нашелся: — И близкие друзья кулинаров.
Председательствующий — пожилой импозантный мужчина с седоватым ежиком на голове — встал и постучал ложечкой по стоящей перед ним серебряной кастрюльке. Шум мгновенно стих.
— Это главный кулинар Земли, Бормотан{15}, — тихо шепнул нам Смолянин и облизнулся. — Я однажды ел блины его приготовления…
Но когда кулинары начали говорить, Смолянин прекратил воспоминания и стал переводить, да так ловко и быстро, что мы его вскоре и замечать перестали.
— Думаю, ждать больше не будем, начнем обсуждение нового блюда, — зорко оглядывая зал, сказал Бормотан. — Измайлай{16}, сядьте, пожалуйста, вы же еще не знаете, что мы будем кушать!
Привставший было мужчина картинно развел руками и сказал:
— А я и знать не хочу! Я запах чую!
Зал захихикал. Привычно так захихикал, словно ничего другого, кроме острот, от Измайлая и ждать было нечего.
— Я продолжу, с вашего разрешения, — кротко сказал Бормотан, и Измайлай моментально притих. — Кушать мы сегодня будем творение уважаемого Витманца — кальмара, запеченного в глине{17}. Не шумите, хватит на всех, кальмар гигантский. Затем всеми нами любимый Толяро{18} предлагает попробовать его новые освежающие пастилки. Кальмара сейчас подадут. А я пока скажу пару слов о положении кулинарии в настоящее время.
— Разрешите высказаться! — Из первого ряда вдруг привстал огромный мужчина. Настоящий повар, на мой взгляд. На нем был белый фартук с вышитым кальмаром, а на поясе — огромный нож. — Разрешите сказать! Здесь, в наших рядах, присутствует директор ресторана «Рыба в кляре». Тот самый, что три года назад посмел солить грибной суп моего изготовления. С тех пор он скрывался от меня… но настал миг. После заседания я поговорю с ним по-мужски!
