Эх погибает во мне менестрель… Вон какая сказочка получилась! Главное все странности Лининого, да и Алеиса (когда очухается) поведения объяснить может — дескать, чего от них, благородных, ожидать-то?
Бабулька настолько прониклась, что принялась отирать передником заблестевшие глаза.
— Вот горе-то. Сестра твоя еще женкой не побыла, а ужо чуть вдовою не стала. Ну, даст Эдира(Эдира — богиня плодородия), поправится супружничек ее. А я уж чем смогу подсоблю. Комнатка крохотная — для троих маловата, да я вам свою уступлю, а сама на кухонной печи посплю. Для старух навроде меня от того даже польза. И бабка у меня знакомая есть. Знахарка. Вредная карга, но за пару монеток она вам травок всяких полезных насобирает.
— Да у меня и самой мать лекарка. В травках я разбираюсь. А комнаты нам одной хватит. И сестре рядом с мужем спокойней, и мне за ними приглядывать проще. Ему уход нужен, а Лина, так та и вовсе как дитя. Да и нехорошо вас с места сгонять.
— Тю на тебя, какие глупости баешь. Я ж сама предложила.
— Спасибо вам. Только это и вправду ненужно. А плата за проживание… Денег у нас не много. Если вы согласитесь приютить нас за один лан в день…
— Всемилостивейшие боги, о чем ты деточка?! Разве ж я говорила о деньгах? Так живите. Все едино комната пустует. Почто не помочь людям?
— Вот и я предлагаю помощь. Ваш муж умер, дочь далеко. Как же вы одна?
— Так дочка обо мне не забывает. Зять как на ярмарку едет, на обратном пути всенепременно ко мне заворачивает. Продукты привозит, деньги. Много ли мне старой надо? А к зиме думаю и вовсе к ним перебираться. Одной совсем тоскливо стало, а там внучата пригляда требуют.
— Вот внучатам гостинцы и купите. К тому же сестрица моя с муженьком упереться могут. Им дворянская гордость не позволит чей-то милостью жить.
— Глупые они. Ежели люди друг другу помогать перестанут, боги отвернуться от этого мира. Ну да, пусть боги их и вразумляют. А на серебрушку твою, я вас тогда сама кормить буду. Эх, давненько мне не приходилось готовить чего-нибудь этакого. Я ведь когда-то поварихой в столичном трактире была. Так мою стряпню даже знатные господа ели и нахваливали. Вот и вспомню былые денечки.
— Ну, от вкусной еды я нипочем не откажусь.
— Пойдем, тогда. Покажу свою хатку.
Домик был маленький, прилепившийся боковыми стенами к себе подобным строениям, но в отличие от большинства из них — чистый и опрятный. «Крохотная» комнатка, выделенная нам бабой Кией (так велела величать себя сердобольная старушка), оказалась на поверку просторнее, чем большинство ранее виденных мной трактирных «апартаментов». Обстановочку, правда, в чрезмерной роскоши не обвинишь — стол с лавкой, комод, кровать и огромный сундук. К излишествам можно было отнести только большой тканый половик и кружевные занавески.
Хозяйка тут же кинулась наводить в комнате порядок, стирая пыль, которой, по моему мнению, там и не было, а я пошла за остальными постояльцами бабы Кии.
* * *
Свою команду я нашла там же, где оставила. Лина примостилась на краешке лавки, мертвой хваткой вцепившись в мой мешок, а Алеис, для которого перемещение от повозки до столика в зале «Игривой лошадки» оказалось труднее пешего перехода через все Внутренние королевства, полулежал привалившись к стене. Еда, заказанная мной еще до ухода, так и стояла нетронутой.
При моем появлении, лицо аристократочки просветлело от облегчения, а вот ее спутник как всегда одарил меня хмурым, недоверчивым взглядом. Он вообще с того момента как пришел в себя, относился к моей персоне с непонятной подозрительностью. Это задевало меня, из-за чего я порой вела себя с ним несколько резковато.
Я быстренько обрисовала им ситуацию и поведала сочиненную для впечатлительной старушки историю. Ответом мне стало гробовое молчание, сопровождавшееся постепенным покраснением Лининого лица и, напротив, залившей Алиеса бледностью.
Потребовалось время, чтобы госпожа Виран смогла, наконец, хоть как-то отреагировать.
— Ты сказала ей, что мы сестры?
— Сводные. Можно было бы сказаться твоей служанкой, но этого ты от меня не дождешься!
— А почему не родные?
— Я на тебя похожа как свинья на ежика. И внешне, и воспитанием.
— Но бастард… это ведь оскорбительно.
— По мне так лучше чем подкидыш. Хоть знаешь кто твои родители.
— Какой подкидыш?
— Которого чужим людям под дверь подкладывают. Как меня, например. Та, которую я зову матерью, мне не родная. Она меня удочерила. А вот кто мои родители — это хороший вопрос. Может я и в самом деле незаконнорожденная?
— Тебя твоей маме оставили? Под дверью? И ты совсем не помнишь кто?
— Шутишь? Как я могу помнить, если мне всего-то пару недель от рождения было. И не маме меня подбросили, а старушке-травнице одной. Мама бабульку эту давно знает. Опытом с ней обменивается. Травками. Как-то, по традиции, забрела она к ней в гости, а та с дитем грудным нянькается. Сказала, что пока в лес ходила, ей на крылечке корзинку с «подарочком» оставили. С ребятенком. Девочкой. Старухе-травнице той уже за сотню лет перевалило, ей бы о себе позаботиться, а тут — дите. Вот бабка и попросила молодую коллегу подыскать малышке семью поприличнее. А мама, не долго думая, забрала ребенка себе. Еще и обрадовалась. Она о детях давно мечтала, да своих иметь Эдира не позволила. А тут судьба. Так у меня появилась мама, а нее — я.
— А ты так и не узнала кто твои настоящие родители?
— Я даже не старалась. Раз подкинули, значит, не нужна им. А зачем тогда они мне сдались? Все оставим мое счастливое детство в покое. Еще вопросы, не имеющие отношения к биографии, будут?
Теперь поучаствовать в беседе решил лорд Олланни.
— Почему вы нас …женили?
— А как еще прикажете объяснять ваше присутствие в обществе двух особ женского пола? Приличные дамы не путешествуют с посторонними мужчинами. Только с близкими родственниками. А это — отцы, братья, мужья. Для роли папочки вам не хватает минимум десятка лет, даже будь вы из молодых да ранних. Брат или кузен? У нас уже есть две мало схожие сестры, если еще таким же братцем обзавестись, что подумают о нашей мамочке? Радуйтесь, что я вас на Лине «женила». Могла ведь и на себе.
Кажется, Линина привычка приобретать пурпурный оттенок заразна. По крайней мере, для лорда Алеиса Олланни.
«Когда смущается, он становится очень милым.»
Та-а-ак… Замнем для ясности…
— Хотите или нет, но для окружающих вы теперь муж и жена. Так что… мило друг дружке улыбнулись, взялись за ручки и… пошли на выход! Целоваться будете потом, а то нас баба Кия заждется.
Совместно с Линой, мы помогли Алеису забраться на мою Искорку. Для его неокрепшего организма это оказалось слишком большим испытанием. Лорд Олланни закатил глазки и сделал попытку съехать с лошадиного бока, чуть не пустив все наши усилия псу под хвост. Пришлось садиться сзади и поддерживать его всю дорогу. По хорошему, такое ответственное дело следовало доверить «жене», но поскольку леди Виран в седле держалась хуже пьяного матроса, первый раз увидевшего лошадь, то «удовольствие» обнимать талию благородного лорда выпало мне.
Такой живописной группой мы и заявились к нашему временному месту жительства. Баба Кия, успевшая в мое отсутствие, отдраит комнату до зеркального блеска и раздобыть где-то целый ворох одеял, подушек и матрацев, при виде моих спутников запричитала как вдова над гробом мужа. Она то кидалась помогать нам тащить Алеиса в дом, то начинала сочувствовать Лине «в ее горе», а то и просто без видимой цели металась по комнате, путаясь под ногами. Когда бесчувственного лорда сгрузили на заранее приготовленную заботливой домохозяйкой постель, затащили наши скромные пожитки и определили Искорку на постой в ближайшую конюшню, сил у меня не осталось. Не раздеваясь, я упала на постель и, пробормотав Лине «остаешься за главную», моментально заснула.
Весь последующий вард прошел спокойно и размеренно. Я занималась улучшением здоровья лорда Олланни, а Лину взяла под свою опеку баба Кия. Когда утром наша хозяйка хорошенько ее рассмотрела, то целый день ходила и на чем стоит свет, ругала извергов «совсем деточку заморивших». После чего активно взялась устранять эту несправедливость. Теперь Лине удавалось выбраться из-за стола только когда баба Кия отвлекалась на домашние дела или уходила поболтать с одной из соседок.
Алеис уже вставал с постели и сам, довольно бодренько, передвигался по дому. Когда однажды, в ответ на предложенную помощь, он весьма резко посоветовал мне не вмешиваться, стало ясно, что прежней угрозы его жизни больше нет. Зато появилась новая — Я! Его подозрительность, плохо скрываемая недоброжелательность, необщительность и неблагодарность начинали меня тихо бесить. Доводилось мне слышать, что мужчины плохо переносят свою беспомощность, из-за чего в период выздоровления после тяжелой болезни бывают просто непереносимы. Но почему, скажите на милость, достается мне? Лине, он вон только что ножки не целует. А ведь я, понимаешь ли, из-за него ночей не спала (ну…, по крайней мере, недосыпала), а он… Какая черная неблагодарность!
