При ближайшем рассмотрении каждое здание оказалось испещрено отверстиями, затянутыми стекловидным веществом. Роль дверей играли мембраны-занавеси снизу и сверху — однако в них никто не входил и никто не выходил. Мы вообще пока что не встретили ни одного ольквари — только рыбо- и муреноподобные создания, явно играющие здесь ту же роль, что воробьи и голуби в земных городах.
Пару раз приходилось сворачивать с дороги, избегая падающих или всплывающих фиговин. Джемулан объяснил, что это две главные опасности Вура — «жженые пробки» и «жировые пятна».
«Жженые пробки» — это крохотные метеориты, которые довольно часто падают с местного неба. Они искусственного происхождения — вокруг планеты вращается плотное кольцо космического мусора, накопившегося за последние тысячелетия. Ольквари давно перестали интересоваться космосом. Вся эта дрянь постепенно сходит с орбиты и периодически шмякается вниз. «Жжеными пробками» их назвали за внешнее сходство — они сильно обгорают, пока летят в плотной атмосфере Вура. Скорость падения у них не особенно высокая, но если долбанет по башке — пишите письма родителям.
Ну а «жировое пятно» — это алая маслянистая субстанция в форме пузыря. Если «жженые пробки» падают сверху, то «жировые пятна» поднимаются снизу — из ядра планеты. Большая часть Вура — плотный газ, но в центре расположена жидкая масса. Когда в нее что-то падает (какой-нибудь мусор или та самая «жженая пробка»), то брызги образуют легкие, почти невесомые пузыри, которые устремляются в верхние слои атмосферы. Для местных живых организмов (да и для человека) эта субстанция смертельна. Насчет яцхена не знаю, но проверять не хочу.
А немного погодя я наконец увидел и туземцев. Двое ольквари медленно плыли-летели далеко под нами. Я не знал, насколько именно далеко, поэтому не мог оценить размеры. Удивительно красивые создания — ярко раскрашенные, похожие на помесь морского ската и какой-то райской птицы. Большая часть тела — сине-алый плащ, из-под которого тянется длинный извивающийся хвост.
Голов я не увидел — они скрывались под округлыми «капюшонами». Там же прятались и конечности — Джемулан сказал, что у ольквари нет ног, зато рук целых шесть, совсем как у меня. На каждой четыре крючковатых пальца с коготками, с помощью которых ольквари выполняют тонкую работу и очень ловко лазают по отвесным поверхностям.
Я удивился, зачем это нужно существам, живущим на газовом гиганте, но Джемулан сообщил, что атмосфера Вура изобилует парящими скалами — именно их ольквари переделывают в здания. А вот ноги им действительно не нужны — встретить на этой планете горизонтальную поверхность удается не часто.
Мы плыли в этой безбрежной синеве добрых полтора часа, встретив за это время лишь шестерых прохожих (проплывожих, пролетожих), сами решайте, как их называть. Воруннох выглядел спящим, как российские города утром первого января. Везде ощущение запустения, заброшенности.
Никакого транспорта я не видел вообще. Неужели ольквари передвигаются исключительно своим ходом? Или они до такой степени деградировали, что разучились пользоваться технологиями, превратившись в нечто вроде элоев Уэллса?
На этот вопрос Джемулан не ответил. Его вообще порядком раздражало мое неуемное любопытство — самому-то ему, чувствовалось, было трижды наплевать на туземцев и на их мир. Он никогда раньше не бывал в Вуре, а всю информацию о нем почерпнул из своего облачка-компьютера. Кстати, прикольная штука, тоже такую хочу.
— А меня тебе уже мало, патрон? — обиделся Рабан.
— Тобой пользоваться неудобно.
— А ирбинкобоем ты пользоваться вообще не сможешь. Это же не прибор, а материализованное заклинание, внедренное в плоть и кровь. Чтобы им овладеть, нужно пройти специальные курсы.
— Длинные?
— Когда мы с Воддресом проходили обучение, упрощенный пакет состоял из двенадцати занятий, а полный — из тридцати. Но это только чтобы пользоваться готовыми ирбинкобоями, которые уже полностью настроены и запрограммированы. К тому же доначала занятий уже должны иметься базовые навыки по применению внедренных материализованных заклинаний как таковых. Если хочешь.
— Достаточно, я понял. Эту штуку изучают все энгахи?
— Нет, это дополнительные курсы. За отдельную плату.
— Волдрес ее проходил?
— Зачем? У него же был я. Я же гораздо лучше, патрон.
— Ты знаешь не все.
— Эта штука тоже знает не все, а только то, что в нее вложили. Если ты про терминологию — что есть анклав, а что не есть анклав. Извини, патрон, но на этот счет есть разные версии. Я вот по-прежнему считаю, что предыдущий мир следует называть анклавом. Проще разделять по размерам, чем по всякой непонятной ерунде.
— А Джемулан считает по-другому.
— А еще он считает тебя кучкой дерьма. Кому ты больше веришь, патрон, мне или ему?
Я неопределенно мотнул плечами. Джемулан и без того уже начал на меня коситься, слыша, как я что-то бормочу себе под нос. Со стороны мои диалоги с Рабаном выглядят странно — его-то реплик никто не слышит.
Ну и плевать мне, собственно. Джемулан знает, что у меня есть мозговой полип керанке, так что должен понимать, с кем я разговариваю. А если он об этом забыл. это ведь его проблемы, нес па?
На нас наползла огромная тень. Я плавно перевернулся на спину и увидел нечто вроде исполинского дирижабля, плывущего в километре над вершинами парящих скал-зданий. Судя по тому, что у «дирижабля» были плавники и хвост, которым он медленно покачивал из стороны в сторону, — это живое существо. Какой-то небесный кит.
Громадный, падла. Наши земные киты рядом с ним — гуппи аквариумные. Интересно, чем он там питается?
Меня этот вопрос всегда почему-то интересует в первую очередь.
Я не успел удовлетворить любопытство. Джемулан дернул меня за руку, поворачивая к зданию слева. Похоже, нашел цель.
Мы проникли внутрь через мембрану-занавесь в самом низу парящей скалы. Она чуть слышно чмокнула, пропуская сначала Джемулана, затем меня, и мы оказались в просторной шахте, стержнем проходящей через все здание. Кое-где виднелось движение — внутри ольквари оказалось несколько больше, чем снаружи.
Вот, значит, как выглядит подъезд типичного вурского дома. Один вход внизу, один — наверху, а все стены усыпаны дверями-мембранами, ведущими, видимо, в квартиры. Кольцо за кольцом, вдоль шахты-подъезда поднимаются тысячи квартир. Над каждой мембраной виднеется панель с хитрым значком — то ли номером квартиры, то ли именем квартиранта. Некоторые из них ярко светятся, однако большинство темные.
Никаких лестниц нет и в помине. Зачем нужны лестницы тем, у кого нет ног? Пол вообще не имеет большого значения для ольквари — они ведь даже спят в вертикальном положении, плотно прилепившись к стене.
Зато здесь есть лифты. Правда, я их сначала не распознал — ничего похожего на наши кабинки. На стенах тут и там висят голубые комковатые штуковины — при необходимости ольквари просто цепляются за одну из них и взмывают ввысь. Или опускаются. Как они ими управляют, я не понял — никаких кнопок, никаких сенсоров. Вслух они тоже ничего не произносят — да и вообще я пока не знаю, как они общаются.
На нас не обращали особого внимания. Ольквари поглядывали с любопытством, но не более. Джемулан упомянул, что хотя между мирами эти существа путешествовать не умеют, зато межзвездные перелеты освоили давным-давно. Инопланетяне здесь встречаются не чаще, чем негры в современной Москве, но все же этого достаточно, чтобы всякие странные уродцы не вызывали удивления.
Уж не знаю, за кого нас здесь принимают — за инопланетных туристов, эмигрантов или вообще гастарбайтеров, но местные городовые пока что не докапываются. И слава богу, а то с документами у меня традиционно плохо. Кроме патента энгаха, ничего нет, да и тот сейчас у Джемулана.
А Джемулан тем временем вытянул из нагрудного кармана… меч. Если бы у меня были брови, они бы сейчас полезли на лоб — настолько неожиданным это оказалось. Нет, конечно, за последние полтора года я повидал больше, чем обычный человек видит за тысячу жизней, но это все равно оказалось неожиданным.
Я уже говорил, что не ожидал увидеть ничего подобного?
Да, так вот, об этом мече. Я не особенно разбираюсь в холодном оружии — будучи человеком, я его и в руках-то держал всего пару раз, а яцхену более чем достаточно природного арсенала. И все равно я сразу понял, что меч этот стоит бешеных денег. Как же иначе, если у него в рукояти рубин размером с кулак?
Сам клинок тоже впечатлял. Голубоватого оттенка, с узорчатыми разводами, удивительно тонкий и гибкий. Джемулан взялся за кончик двумя пальцами и без усилий согнул лезвие в кольцо — но стоило его отпустить, как оно мгновенно распрямилось.
Осмотрев свое оружие со всех сторон и не найдя никаких изъянов, Джемулан засунул его обратно в нагрудный карман. Фокус, достойный Акопяна.
