— Вы не поняли суть сказанного?
— Я не знаю, что такое «суть».
— Очевидно, язык изменился совершенно непостижимым для меня образом.
Масклин попытался скрыть свою растерянность.
— Я попытаюсь сделать свое сообщение более ясным, — объявил Талисман. Вспыхнуло еще несколько огоньков. — Все, хана. Лавочка закрывается. Хрясь — и зданию крышка, — с надеждой произнес Талисман.
Номы недоуменно переглянулись. Они ничего не поняли из этой тарабарщины.
Талисман неуверенно кашлянул.
— Вы знаете значение слова «разрушать»?
— Да, конечно, — кивнул Доркас.
— Именно это скоро произойдет с Магазином. Через двадцать один день он будет разрушен.
I. Горе вам, Слесарные Изделия и Галантерейя; горе вам, Дамские Головные Уборы и Дель Икатесы; горе вам, Молодежная Мода, и вам, Корсетники, что грабежом промышляют. И даже вам, Канцелярские Принадлежности.
II. Ибо Магазин — лишь место, что внутри Снаружи.
III. Горе вам, ибо Арнольд Лимитед (осн. 1905) открыл Последнюю Распродажу: «ПУСТЬ ВСЕ УХОДИТ ПО БРОСОВЫМ ЦЕНАМ».
IV. Но они насмехались над ним и говорили: Ты ведь Снаружи, ты даже не существуешь.
Книга Номов, Товарный Склад, ст. I–IV
* * *
Сверху доносились тяжелые шаги. Там текла медленная, непостижимая жизнь людей. А внизу, где гул этой жизни, просачиваясь через ковры и половицы, становился лишь отдаленным шумом, по пыльным переходам спешили номы.
— Может, мы чего-то не поняли? — ворчала на ходу матушка Морки. — Слишком уж это все большое. Нельзя его так вот взять и раз… рушить… Просто в голове не укладывается…
— Говорил я вам! — Папаша Торрит аж подпрыгивал от возбуждения. Известия о надвигающихся ужасах и опустошениях всегда приводили его в восторг. — Сказано же было: Талисман все ведает! И не вздумайте теперь затыкать мне рот, слышите!
— А куда мы так бежим? — поинтересовался Масклин. — Двадцать один день — срок, кажется, не маленький!
— Да, когда дело не касается политики, — мрачно вздохнул Доркас.
— По-моему, оно касается Магазина, — пожал плечами Масклин.
Доркас так резко остановился, что матушка Морки с разбегу налетела на него.
— Да поймите же, — стал он объяснять с нетерпеливой настойчивостью. — Что, по-вашему, будут делать номы, если Магазин разрушат?
— Уйдут наружу… — начал Масклин.
— Большинство из них даже не верит, что это самое Снаружи существует! Я — и то порой сомневаюсь. И это с моим-то пытливым умом, с моими-то знаниями! Некуда уходить! Вы понимаете?
— Да ведь там, снаружи, можно идти куда угодно!
— Только если вы в это верите…
— Но там действительно можно идти куда угодно!
— Боюсь, не все так просто, когда дело касается того, чтобы убедить в этом других… Но, как бы то ни было, нам надо увидеть аббата. Отвратительный старый деспот, скажу я вам, но в сообразительности ему не откажешь. Может, я и зря осторожничаю… — И Доркас выразительно посмотрел на спутников. — Но нам лучше не привлекать к себе внимания, — закончил он. — Меня лично предпочитают не трогать, но вообще-то я бы никому не советовал без нужды покидать границы своего отдела… А вы вдобавок не принадлежите ни к одному отделу… — Доркас красноречиво пожал плечами, намекая на все неприятности, которые могут подстерегать странников, не принадлежащих ни к одному отделу…
Снова пришлось воспользоваться лифтом. Он привез их куда-то наверх, и, выйдя из корзинки, они очутились в пыльных переходах, тускло освещенных слабым светом лампочек. Вокруг не было ни одной живой души. После суеты и сутолоки, царившей в других отделах, здешняя тишина немного раздражала. «Здесь даже тише, чем в бескрайних полях», — подумал Масклин. Но в полях и должно быть тихо, а вот в Магазине под полом…
Все чувствовали то же самое и жались друг к другу.
— Какие милые огоньки, — сказала Гримма, чтобы нарушить гнетущую тишину. — Ой, посмотрите, да они же размером с нома. И разноцветные. А еще мигают.
— Мы каждый год воруем их целыми коробками. Во время Рождественской Ярмарки, — проворчал Доркас, глядя под ноги. — Люди их вешают на деревья.
— Зачем?!
— Я и себя об этом спрашиваю. Наверно, чтобы лучше видеть. Людей вообще не поймешь…
— Вы знаете, что такое деревья? Я не думал, что они растут в Магазине! — удивился Масклин.
— Конечно знаем, — ответил Доркас. — Такие большие зеленые штуки с пластиковыми иголками. А есть еще другие, так те сделаны из чего-то блестящего. Кажется, называется это «мишурой». Ну да на Рождественских Ярмарках никогда не разберешь, что к чему…
— Э-э… Что-то тут не так. Деревья снаружи — они огромные. И у них листья. Каждый год они опадают, — нерешительно возразил Масклин.
Доркас посмотрел на него как-то странно.
— Кто, ты говоришь, опадает?
— Листья сперва вянут, а потом скручиваются и опадают, — ответил Масклин.
Другие номы согласно кивнули. За последнее время они столкнулись с массой непонятных и неведомых им вещей, но уж то, что происходит с листьями каждый год, они знали совершенно точно.
— И это случается каждый год? — спросил Доркас.
— Ну да.
— В самом деле? Потрясающе! А кто приклеивает их потом на место?
— Никто. Они сами распускаются со временем.
— Все — сами?!
Номы кивнули. Хоть в чем-то они были уверены, и тут уж их нельзя было сбить с толку.
— По крайней мере, выглядит это именно так, — подтвердил Масклин. — Мы, правда, не смогли выяснить, почему это происходит. Просто происходит, и все.
Доркас поскреб в затылке.
— Н-да. Не знаю, что и сказать. Может, тут скрыта какая-нибудь хитрая уловка администрации… Вы уверены, что…
И вдруг они увидели, что окружены. Минуту назад вокруг были кучи пыли, а сейчас на их месте стояли какие-то странные номы. Особенно выделялся один — бородатый, с повязкой на глазу. В зубах он зажал нож, и оттого казалось, что лицо его осклабилось в какой-то жуткой ухмылке.
— Ну вот, — насупился Доркас.
— Кто это? — шепотом спросил Масклин.
— Разбойники. Вечная проблема в Корсетных Изделиях, — пробормотал он, поднимая вверх руки.
— Что такое «разбойники»? — недоуменно спросил Масклин.
— Что такое «Корсетные Изделия»? — спросила Гримма.
Доркас показал пальцем на половицы вверху.
— Это там, — объяснил он. — Отдел. Никто им не интересуется, потому что с него абсолютно нечего взять. Там все в основном розовое… — прибавил Доркас. — Или эластичное…
— Кхофелекх ыы фызн! — злобно прошипел разбойник.
— Простите? — переспросила Гримма.
— Йа хажал, кхофелекх ыы фызн!
— Думаю, все дело в ноже, — пожал плечами Масклин. — Мне кажется, мы лучше поймем, что вы говорите, если вы вытащите его изо рта.
Разбойник свирепо поглядел на него своим единственным здоровым глазом, но нож вынул.
— Я сказал: кошелек или жизнь! — зарычал он.
Масклин кинул на Доркаса вопросительный взгляд. Старый ном лишь развел руками.
— Он хочет, чтобы вы отдали ему все, что у вас есть, — объяснил он. — Конечно, он не хочет вас убивать, но порой они ведут себя крайне грубо…
Странники сбились в кучу. Происходящее было выше их понимания. Идея грабежа являлась для них совершенно новой. Там, дома, их никто не грабил. Да и что можно было у них отнять, коли на то пошло?
— Они что, номского языка не понимают? — топнул ногой разбойник.
Доркас ответил ему глуповатой ухмылкой.
— Вы должны простить их, — начал он, — они здесь новички…
— Мы решили… — обернулся Масклин к грабителю. — Если вам все равно, мы предпочли бы то, что у нас есть, оставить у себя. Извините. — И он улыбнулся Доркасу и разбойнику ослепительной улыбкой.
Лицо разбойника тоже расплылось в улыбке. Во всяком случае, он широко открыл рот и обнажил зубы.
— Э-э… — начал Доркас. — Вы не можете так говорить, понимаете… Видите ли, нельзя сказать: «Мы не хотим быть ограбленными». — Он посмотрел на Масклина в абсолютном замешательстве. — Ограбленными, понимаете! — повторил он. — Это означает, что ваши вещи у вас отнимают. И тут не скажешь, вы, мол, не хотите этого…
— Почему? — удивилась Гримма.
— Потому что… — Старый ном запнулся. — Потому что… не знаю. — Он пожал плечами. — Наверное, такова традиция..
Главарь разбойников перебросил нож в другую руку.
— Сказать, что я сейчас сделаю? — зарычал он. — Я вас еще подновлю! Разукрашу так, что себя не узнаете! А ну, взять их!
Двое разбойников бросились на матушку Морки.
Это было ошибкой с их стороны. Костлявая рука старухи взметнулась в воздух, и раздались две звонкие пощечины.
— Что вы себе позволяете, наглецы! — Морки завизжала так, что нападавшие отшатнулись и, затыкая уши, в ужасе бросились назад.
Грабитель, схвативший папашу Торрита, получил удар локтем в живот. Главарь замахнулся на Гримму ножом, но тут же был пойман за запястье, нож выпал, а разбойник грузно повалился на колени, издавая при этом какие-то душераздирающие, булькающие звуки.