и даже безнадежность ее положения стали очевидными только в самом магазине. Когда оказалось, что ее не узнала ни одна живая душа. Это было более чем обидно. Именно в этот момент в голове Ванды Казимировны впервые прозвучала мысль, которая будет мучить ее в следующие часы: «И зачем мне нужна эта молодость? Жили без нее».
Вопрос об отпуске за свой счет уже не стоял. Оставалось одно: проникнуть в собственный кабинет и изъять сберегательную книжку.
Пришлось хитрить. Ванда смело зашла за прилавок галантерейного отдела, и, когда ее остановила Вера Пушкина, она сказала ей: «Я к Ванде Казимировне». Мимо склада и женского туалета Ванда поднялась в коридорчик, где были бухгалтерия и ее кабинет. К счастью, кабинет был пуст. И открыт.
Ванда быстро прошла в угол, за стол, вынула из сумочки ключи и в волнении — ведь не каждый день приходится тайком вскрывать свой собственный сейф — не сразу нашла нужный. И в тот момент, когда ключ послушно повернулся в замке, Ванда услышала рядом голос:
— Ты что здесь делаешь?
Испуганно обернувшись, Ванда увидела, что над ней нависает громоздкое тело Риммы Сарафановой — ее заместительницы.
— Сейф открыла, — глупо ответила Ванда.
— Вижу, что открыла, — сказала Римма, перекрывая телом пути отступления. — Давай сюда ключи.
— Ты что, не узнала? — спросила Ванда, беря себя в руки.
— Кого же я должна узнать?
— Так я же Ванда, Ванда Казимировна. Твоя директорша.
— Ты Иван Грозный, — добавила Римма. — И еще Брижит Бардо.
— Ну как же! — в отчаянии сопротивлялась Ванда. — Платье мое?
— Твое.
— И туфли мои?
Римма посмотрела вниз.
— Вроде твои.
— Кольцо мое? — Она сунула под нос Римме руку. Кольцо еле держалось на пальце.
— Кольцо ее, — сказала Римма. — Тебе велико.
— Я и есть Ванда. Глаза мои?
— Не скажу, — ответила Римма. — Я сейчас милицию вызову. Она и разберется, чьи глаза.
— Римма, девочка, я же все про тебя знаю. И про Васю. И где ты дачу строишь. Хочешь скажу, какие у тебя шторы в большой комнате?
— Ключи, — повторила железным голосом Римма.
Ванда была вынуждена сдать ключи. Но сама еще не сдалась.
— Омолаживалась я, — сказала она чуть не плача. — Опыт такой был. И Никитушка мой омолодился. Со временем и тебе устроим.
Римма была в сомнении — уж очень ситуация была необычной. В самом деле платье Вандино, и глаза вроде бы Вандины, а в остальном авантюристка. Римма привыкла верить своим глазам, они ее еще никогда не обманывали. И хоть эта девушка напоминала Ванду, Вандой она не была.
Ванда в отчаянии подыскивала аргументы, хотела было показать паспорт, но сообразила, что паспорт будет козырем против нее. Там есть год рождения и фотокарточка, которая ничего общего с ней не имеет.
Тут ее осенила светлая мысль.
— Простите, Римма Ивановна. Я вас обманула.
— И без тебя знаю.
— Я племянница Ванды Казимировны. Я из Вологды приехала.
— А Ванда где?
— А Ванда болеет. Грипп у нее.
— Дома лежит? — спросила Римма и потянулась к телефонной трубке.
— Нет, — быстро сказала Ванда. — Тетя в поликлинику пошла.
— В какую?
— В третью.
— К какому доктору?
— Семичастной.
— В какой кабинет?
— В шестой.
— А откуда ты знаешь кабинет, если из Вологды приехала?
Ванда поняла, что терпение Риммы истощилось. Никакой надежды получить обратно ключи и сберкнижку нет. Оставалось одно — бежать.
— А вот и тетя! — закричала она, глядя поверх плеча Риммы.
Та непроизвольно оглянулась.
Ванда нырнула ей под руку и кинулась наружу.
Кубарем слетела по служебной лестнице во двор. Выбежала двором в садик и спряталась за церковью Параскевы Пятницы. Только там отдышалась.
Все погибло. Даже домой опасно возвращаться. Римма может и милицию вызвать, сказав, что какая-то авантюристка обокрала Ванду Казимировну, сняла с нее кольцо и старалась вскрыть сейф. С Риммы станется. Хотя за что Римму винить? Она же Вандины интересы охраняет.
Ванда Казимировна стояла в кустах, где недавно Удалов напал на своего сына Максимку, и горько рыдала. Много лет так не рыдала.
— Господи, — повторяла она. — Зачем мне эта молодость? В свой кабинет зайти нельзя! Подчиненные не узнают…
Она еще долго стояла там, тщетно придумывая, как ей перехитрить Римму. Но ничего не придумала. И пошла дворами и переулками к Елене, потому что помнила — Савич оставлен там без присмотра.
Солнце клонилось к закату, тени стали длиннее, под кустом сирени собрались, как всегда, любители поиграть в домино.
Во двор вошел мальчик с книжкой «Серебряные коньки» в руке. Мальчик был печален и даже испуган. Он нерешительно остановился посреди двора и стал глядеть наверх, где были окна квартиры Удаловых.
В этот самый момент кто-то из играющих в домино спросил громко:
— Как там, Ксения? Не нашелся еще твой?
Из открытого окна на втором этаже женский голос произнес сурово и холодно:
— Пусть только попробует явиться! За все ответит. Его ко мне с милицией приведут. Лейтенант такой симпатичный, лично обещал.
— Ксения! Ксюша! — позвал Удалов, остановившись посреди двора.
Доминошники прервали стук. Из окна напротив женский голос помог Удалову:
— Ксения, тебя мальчонка спрашивает. Может, новости какие?
— Ксения! — рявкнул один из игроков. — Выгляни в окошко.
— Ксюша, — мягко сказал Удалов, увидев в окне родное лицо. — Я вернулся.
— Что тебе? — спросила Ксения взволнованно.
— Я вернулся, Ксения, — повторил Удалов. — Я к тебе совсем вернулся. Ты меня пустишь?
Доминошники засмеялись.
— Ты от Корнелия? — спросила Ксения.
— Я не от Корнелия, — сказал мальчик. — Я и есть Корнелий. Ты меня не узнаешь?
— Он! — закричал другой мальчишеский голос. Это высунувшийся в окно Максимка, сын Удалова, узнал утреннего грабителя. — Он меня раздел! Мама, зови милицию!
— Хулиганье! — возмутилась Ксения. — Сейчас я спущусь.
— Я не виноват, — сказал Корнелий и не смог удержать слез. — Меня помимо моей воли… Я свидетелей приведу…
— Смотри-ка, как на Максимку твоего похож, — удивился один из доминошников. — Как две капли воды.
— И правда, — подтвердила женщина с того конца двора.
— Я же муж твой, Корнелий! —
