— Могу, — сказал Даль. — Тут на борту немного меняли кое-что, и я подумал, что было бы полезно иметь оригинальные чертежи, чтобы было с чем сравнить.
— Окей. Я все сделаю, как только доберусь до архива. Это как минимум через пару часов.
— Пойдет. И еще, сделай доброе дело, вышли их по этому адресу, а не на официальный Вэ-Эсовский, — он назвал альтернативный адрес, который анонимно создал через общественного провайдера еще в Академии.
— Ты в курсе, что я должна буду зарегистрировать запрос информации? — спросила Кейси. — Это включает указание адреса, куда она была выслана.
— Я ничего не скрываю от Вэ-Эс, — заверил ее Даль. — Никакого там шпионажа, честное слово.
— И это говорит человек, звонящий одному из лучших друзей с анонимного публичного терминала, а не с собственного телефона.
— Я не склоняю тебя к государственной измене, зуб даю.
— Ладно. Мы приятели и все такое, но шпионаж в мою работу не входит.
— С меня причитается, — сказал Даль.
— С тебя обед, — сказала Кейси. — В следующий раз, как будешь в городе. Жизнь библиотекаря не то, чтоб ужасно увлекательная, знаешь ли. Приходится наблюдать за другими.
— Поверь мне, с этой точки зрения я сам серьезно подумываю уйти в бостонские библиотекари, — сказал Даль.
— Ну вот, теперь ты подлизываешься. Я тебе скину все по волне, когда буду в офисе. А теперь отключайся, пока не разорился.
Даль опять ухмыльнулся:
— Пока, Кейси.
— Пока, Энди, — сказала она и отключилась.
Когда Даль добрался до номера, в нем обнаружился гость.
— Энди, ты же знаешь лейтенанта Керенского, — произнесла Дюваль странно нейтральным тоном. Они с Хестером сидели с двух сторон от обнимавшего их Керенского. Кажется, они его подпирали.
— Сэр, — сказал Даль.
— Энди! — с трудом произнес Керенский. Он высвободился от Дюваль и Хестера, сделала два заплетающихся шага и хлопнул Даля по плечу рукой, в которой не было выпивки. Мы ж в увольнительной! Давай без званий! Прямо сейчас я тебе просто Анатолий. Давай, скажи!
— Анатолий, — сказал Даль.
— Вот, видишь, несложно, да? — Керенский осушил стакан. — У меня, кажется, выпивка кончилась, — сказал он и вышел. Даль повернулся к Дюваль и Хестеру и поднял бровь.
— Он засек нас перед отелем и присосался, как пиявка, — сказала Дюваль.
— Пьяная пиявка, — уточнил Хестер. — Он был в дым, еще пока мы сюда не добрались.
— Пьяная, похотливая пиявка, — проворчала Дюваль. — Положил мне руку на плечо, чтоб лапнуть за титьку. Лейтенант он или нет, а я уже готова надрать ему задницу.
— Прямо сейчас наш план состоит в том, чтобы напоить его так, чтобы он отключился раньше, чем попробует пристать к Дюваль, — сказал Хестер. — Тогда мы спустим его через желоб для грязного белья.
— Блин, вон он опять идет, — проворчала Дюваль. Керенский и впрямь, спотыкаясь, брел обратно к троице. Продвижение его было скорее зигзагообразно, чем по прямой. Он замер, чтобы восстановить ориентировку.
— Оставьте-ка его мне, — сказал Даль.
— Серьезно? — удивилась Дюваль.
— Конечно. Я с ним понянчусь, пока он не отключится.
— Чувак, с меня минет! — заявила Дюваль.
— Что? — спросил Даль.
— Что? — повторил Хестер.
— Ой, прости, — сказала Дюваль. — В наземных войсках, когда кто-то оказывает тебе услугу, принято говорить, что ты должен ему половой акт. Если услуга средняя, это минет. Если большая, то трах. Сила привычки. Это просто выражение.
— Ясно, — сказал Даль.
— Никакого реального минета не предвидится, — уточнила Дюваль. — Поясняю на всякий случай.
— Главное — намеренье, — сказал Даль и повернулся к Хестеру. — Что насчет тебя? Ты тоже хочешь сказать, что должен мне минет?
— Я обдумываю этот вопрос, — ответил тот.
— Кто сказал «минет»? — спросил наконец доковылявший до них Керенский.
— Ладно-ладно, должен, — быстро согласился Хестер.
— Великолепно, — сказал Даль. — Тогда увидимся с вами двоими позже.
Дюваль и Хестер стремительно попятились.
— Куда это они? — медленно моргнул Керенский.
— Они планируют день рожденья, — сказал Даль. — Почему бы вам не присесть, сэр? — Он указал на один из диванов, стоящих в номере.
— Анатолий, — сказал Керенский. — Боже, я ненавижу, когда люди обращаются по званиям в увольнительной. — Он брякнулся на диван, чудом не пролив выпивку. — Мы все братья по оружию, понимаешь? Ну, кроме тех, кто сестры. — Он оглянулся по сторонам в поисках Дюваль. — Мне нравится твоя подружка.
— Я в курсе, — сказал Даль.
— Она спасла мне жизнь, представляешь? Она ангел. Как ты думаешь, я ей нравлюсь?
— Нет, — сказал Даль.
— Почему нет? — Керенский оскорбился в лучших чувствах. — Ей женщины нравятся, или что?
— Она замужем за работой, — пояснил Даль.
— Ааа, замужем, — протянул Керенский, явно расслышав не всю фразу, и сделал еще глоток.
— Не возражаете, если я задам вам вопрос? — спросил Даль.
Керенский слегка помахал свободной рукой, будто говоря «да валяй».
— Как вам удается так быстро выздоравливать?
— В смысле?
— Помните, как вы подхватили Меровианскую Чуму?
— Конечно. Я чуть не умер!
— Я знаю, — сказал Даль. — Но уже через неделю вы вели мой отряд на высадку.
— Ну, я поправился. Они нашли лекарство.
— Да, — согласился Даль. — Это я принес лекарство коммандеру К'ингу.
— Так это был ты? — гаркнул Керенский и сжал Даля в медвежьих объятиях. Выпивка Керенского выплеснулась из стакана и потекла Далю за шиворот. — Ты тоже спас мне жизнь! Эта комната просто набита людьми, кто спас мне жизнь. Как я вас всех люблю! — Керенский начал всхлипывать.
— Всегда пожалуйста, — сказал Даль, пытаясь как можно деликатней спихнуть с себя всхлипывающего лейтенанта. Он был в курсе, что все остальные в комнате старательно игнорируют происходящее на диване. — Я хотел сказать, что даже с лекарством вы очень быстро поправились. И после этого вас серьезно ранили при высадке. А через пару дней вы были уже в порядке.
— А, ну, знаешь, современная медицина творит чудеса, — сказал Керенский. — Плюс я всегда быстро выздоравливаю. Это семейное. У нас есть легенды об одном моем предке в Великую Отечественную. Он был в Сталинграде. Получил двадцать, что ли, пуль от фашистов, и все еще продолжал сражаться. Чувак, он был просто невероятный. Так что я, наверно, унаследовал этот ген. — Он глянул в стакан. — У меня было больше выпивки.
— Очень хорошо, что вы так быстро исцеляетесь, учитывая, как часто вас ранят, — рискнул Даль.
— Да знаю я! — внезапно рявкнул Керенский. — Спасибо большое! А то больше никто не видит! В смысле, что вообще за фигня происходит? Я не идиот, не растяпа какой-нибудь, или что. Но каждый раз, когда я отправляюсь на высадку, все идет к чертям. Ты знаешь сколько раз, меня, например, подстреливали?
— Три раза за три года, — сказал Даль.
— Да! Плюс вся остальная хрень, которая со мной происходит. Ну, ты знаешь. Чертов капитан с К'ингом, небось, куклу Вуду с меня сделали, или еще что. — Он немного посидел в мрачной задумчивости и затем начал клевать носом.
— Кукла Вуду, — Даль потряс его за плечо, возвращая в сознание. — Вы так думаете.
— Ну, нет, не буквально, — сказал Керенский. — Глупо же. Но чувство именно такое. Как будто каждый раз, когда капитан и К'инг знают, что при высадке все пойдет наперекосяк, они говорят: «Эй, Керенский, вот задание прямо для тебя!», и потом я высаживаюсь и получаю разрыв селезенки. И половину времени я занимаюсь какой-то дурью, в которой вообще не разбираюсь, верно? Я астрогатор, парень. Я хочу просто… астрогировать. Верно?
— А почему вы это капитану и К'ингу не скажете? — спросил Даль.
Кеенский фыркнул и скривил губы:
— А что я им, черт подери, скажу? — он обхватил себя за плечи и начал раскачиваться, как Шалтай-Болтай. — «Ой, нет, капитан, коммандер К'инг, я не могу отправляться на эту миссию. Пусть кому-нибудь другому проткнут глаз для разнообразия!» — Он замер и затих на секунду. — И вообще, я не знаю. Все каждый раз кажется таким разумным, знаешь?
— Не знаю, — сказал Даль.
— Когда капитан говорит мне, что я должен отправляться на высадку, у меня словно мозг отключается, — произнес Керенский. Звучало так, будто он пытается собрать головоломку. — Меня наполняет уверенность, и кажется, что да, есть отличная причина, чтобы, черт побери, именно астрогатор собирал медицинские образцы, сражался с машинами-убийцами, или что там еще. А потом я возвращаюсь на «Бесстрашный» и думаю — «Что за хренью я сейчас занимался?» Ведь в этом же нет никакого смысла, да?
— Не знаю, — опять сказал Даль.
Керенский на секунду задумался, а потом махнул рукой:
