Кстати, там и до посттравматического расстройства недалеко, с которым, между прочим, даже во всяких тихих местах и на пенсии очень плохо живется. Наставник Роя, его полный предшественник, именно так и ушел. Все за какими–то несуществующими гибридами химер охотился, не сиделось ему ровно в Вальхалле на полном пансионе…
— Черт!
Ерик, почувствовав, как Роя неудержимо несет в ностальгическую хандру, не придумал ничего лучше, как отвлечь с помощью жирной чернильной капли, со вкусом протекшей по ладони и шмякнувшейся на пыльную тропку совсем рядом с ботинком. Еще бы чуть–чуть — и уже точно на самый мысок попал.
В самих ботинках все еще хлюпало. В правом не так смачно, как в левом, но тоже качественно. Зато пыль, налипшая за время переходов, почти вся смылась, оставив после себя художественные разводы.
Рой огляделся, мысленно шикнул на Ерика и привычным движением мысли высушил носки, а заодно и всю внутренность обуви.
Никто не виноват, что им осталось только третье озеро, самое интересное. Первые два, как выяснилось, уже были заняты.
ГЛАВА 5. О жабах и их многообразии
Третий, последний перед болотом котлован, копали явно в ударе. Стенки получились чуть ли не отвесными, без ярко выраженных тропинок и дорожек. Видимо, буйные стылые родники у местного населения особым спросом не пользовались.
Чтобы найти мало–мальски подходящий спуск, Рою пришлось чуть ли не половину озера обойти поверху. Сюда огороды не доползали, под ногами давно стелилась выгоревшая на солнце суховатая трава в веселую крапинку полевых цветов. Птиц слышно не было — наверное, обожравшись на хлебосольном пустыре, летать они больше не могли, а вперевалку дойти затруднялись. Зато всяким жужжащим, трещащим и стрекочущим насекомым здесь открывалось настоящее раздолье. Звон, вплетенный в марево жары, буквально висел над уходящими вдаль полями. Далеко–далеко, где–то на полпути к горизонту, предвестниками настоящего леса виднелись скопления деревьев. Примерно там же просматривались крошечные светлые точки, в которых угадывались то ли козы, то ли коровы — примета уже совсем настоящей деревни.
Рой еще долго мог бы так стоять, любуясь красотами, но у Ерика всерьез начало заканчиваться терпение. Идти время от времени на поводу у напарника — дело святое.
И, конечно же, не забывать подчеркивать собственное великодушие:
— Ладно уж, пошли, — буркнул Рой себе под нос, выбрав местечко, откуда можно было попробовать не скатиться вниз в клубах пыли, цепляясь за чахлые кустики.
Намеченный спуск заканчивался чавкающей полосой грязи, едва не принявшей в дар один из многострадальных ботинок Роя. Пришлось еще немного пройтись по крутому бережку. Вода в озере оказалась прозрачнейшей, стоячей. На вид — прогретой до самого красноватого глинистого дна. Окончательно отчаявшись выбрать достойное место для погружения, Рой просто остановился, решительно скинул обувь, стянул носки, брюки, рубашку, свалил все это аккуратной кучкой, и зашлепал прямо по теплой глине, распугав каких–то мошек.
Классические для данной местности черные сатиновые трусы, по клятвенному заверению инструктора обязанные служить так же купальными плавками, от жары липли ко всему подряд. Ерик в руке довершал живописную картину под названием «инспектор освежается».
Шустрые водомерки при их появлении разбежались кто куда; справа и слева послышались звонкие шлепки сиганувших в воду лягушек. Если бы не звуки, Рой так и не понял бы, что уже зашел в воду, настолько мало она отличалась по температуре от прожаренного на солнце воздуха.
Не в состоянии больше ждать, Ерик извернулся и выскользнул из кулака, без брызг войдя в озеро и ломанувшись сразу на глубину. Со стороны, наверное, смотрелось, будто растяпа инспектор случайно выронил ручку. В смысле, Рой очень надеялся, что так смотрится — на случай очередной непредвиденной бабульки с зоркими глазами. На то, что Ерик, как ошпаренный выскочит назад из воды прямо ему в руки, он как–то не рассчитывал, тем более что тот уже успел принять облик местной земноводной твари, очень холодной, очень обтекаемой и очень скользкой.
С трудом удержав напарника, верещащего что–то на местном жабьем языке, со страха, видимо, выученном за секунду, пока бултыхался, Рой попятился назад. Глина под пятками предательски разъезжалась, засасывая с энтузиазмом зыбучих песков, и выбраться на сухое место удалось не сразу.
Напоследок он еще и поскользнулся, выдрав неприлично глубоко погрузившуюся ногу, и с размаха сел на пятую точку.
— Рой Петрови–и–ич! — долетело сверху. — Рой Петрович, я бегу! Бегу!
Удивительная женщина Марь Филипповна боевым колобком катилась по склону, хватаясь за невидимые глазу корешки, ловко корректируя направление и целясь четко в их с Ериком сторону.
Все еще не пришедший в себя, напарник обернулся в рогатую жабу с бородавками по всему телу, затем — без паузы — в сухую и гладкую древесную лягушку. На миг замер, трансофрмировался в фэншуйную статую с кучей денег под перепончатыми лапками, и лишь в последний момент успел принять облик перьевой ручки.
Верещать в своём диапазоне Ерик перестал, только когда Марь Филипповна снова заговорила:
— Вот как чувствовала, — задыхаясь, поведала она, изо всех сил торопясь подойти ближе, — как знала.
— Большое, магическое, темное, — всё ещё психуя, перебил её Ерик.
— Так и подумала, что вы можете меня не услышать. Ох! А я ж сказала, я предупредила, чтобы вы далеко не заходили, — тяжкая одышка не мешала Марь Филипповне бежать и одновременно вещать.
— Не только здесь, но и дальше, — поспешно дорисовал картину Ерик и захлопнулся. Очевидно, посчитал, что выдал исчерпывающие пояснения.
— Я говорила, что там болото, — добежав и встав над Роем колышущейся горкой, просипела Марь Филипповна, держась за грудь. — Вставайте, пойдем.
— Куда? — без особого интереса спросил Рой.
Встать он пока не решался, несмотря на близкое присутствие дамы. Тонкий слой грязи, облепившей ноги до колен, на солнце быстро подсыхал, наводя на мысли об африканских бегемотах, большую часть жизни проводящих в грязевых ваннах. А также об английских лордах, носивших лосины в обтяжку.
Что могло напугать Ерика, боевую химеру–оборотня, чуть ли не до полной потери ориентации в пространстве? Большое, магическое, темное; расположившееся не только здесь, но и дальше. Настолько великолепно маскирующееся, что они оба его не то что не почувствовали — даже не заподозрили, что здесь что–то есть.
— Безвредное, — уточнил Ерик, все еще подрагивая где–то на одном из своих уровней.
В интонациях Рой почувствовал нотку неуверенности, как если бы фамильяру настолько хотелось окунуться в воду, что он был готов рискнуть еще раз.
— Как куда? — всплеснула руками не вовремя отдышавшаяся Марь Филипповна. — Купаться, конечно. Вы ведь купаться хотели, а здесь нельзя — здесь двойное дно и омуты с водоворотами. С берега не видно, но если нырнуть, можно и не вынырнуть. Оно–то, конечно, не часто так бывает, ребятишки тут купались раньше, пока песка на первый карьер не завезли; ребенка как–то раз затянуло, девочку маленькую, думали, уж не выплывет. Вы одежку–то собирайте, собирайте, не дело ее тут оставлять, — захлопотала она, нацеливаясь помочь. Пришлось взять себя в руки и поспешно встать, чтобы все собрать самостоятельно. — Носочки в туфельки убирайте, чтобы нести удобнее было, — видя, что Рой справился почти без дополнительной помощи, Марь Филипповна поманила за собой в другую сторону, под прямым углом к той, откуда они с Ериком явились.
Там действительно нашлась притаившаяся относительно безопасная тропка — длинная, извилистая, но по сравнению со всем берегом почти пологая.
— На втором карьере камыши, купаться неудобно, — продолжила мысль Марь Филипповна, резво семеня ножками–тумбочками.
Обтянутые пляжным сарафаном в безумную красно–фиолетовую вертикальную полоску телеса почти не колыхались при ходьбе. Шляпа с широкими полями давала столько тени, что Рою казалось, стоит еще немного приблизиться, и ему тоже хватит.
